Дмитрий Матяш - Изоляция Страница 40

Хрена.

Между тем Пернат ждал ответа. Зыркнул на меня, типа, чего это я? Он же чисто для поддержания диалога. Никакого вмешательства в личную жизнь. Может, и так.

— Сам понимаешь: долгами выхваляться не в жилу, — отвечаю. — Каждый кому-то за что-то должен, хватило б только дожить, чтоб оплатить счета.

— Мм, — протянул он, — ясно. Тоже правильно.

Я вспомнил о той вещице, что утяжеляла мой воротник. О ключе, что я должен передать Руно. Любопытство берет верх. Жека ведь был военным. Так, быть может, Пернат прояснит картину.

— Случаем не знаешь, что этим можно открыть? — спрашиваю, вытащив ключ с нычки.

Завидев его, Пернат сморщился, стремясь отыскать рациональное зерно в блеснувшем латунью предмете.

— Что за?

— Да хер его знает. Нашел у одного «клиента» на кармане, мыслю вот: от чего он? Непохоже, чтоб от квартирного замка.

Пернат задумался, засмотрелся в темный асфальт. Вспоминал чего. Даже курить перестал, треть сигареты истлела даром. Он покрутил ключом меж указательным и большим пальцами, блеснул на меня каким-то совершенно иным взглядом. «Осторожно, Салман, — в ответ натянулась внутри меня струна, — осторожно».

— И нах он тебе нужен?

— Говорю же, подмел у мертвячка одного, — продолжаю включать дурака я. — Так и болтается на кармане. Вдруг открывает че важное?

— Рожок «пятерки» даю. Мах на мах.

— А что, узнал от чего отмычка? — Внутренне я весь подобрался, будто эстафету готовился принять.

Хитро осклабился Пернат, кинул на меня вороватый взгляд, вставил сигарету в зубы.

— Да есть пара догадок. Но ты ведь понимаешь, сказать я тебе этого не могу. Сам рискую: тридцатник свинца на дороге не валяется.

Дешевишь, Пернат, по интонации чую. Кабы не знал от чего он, не стал бы предлагать сразу рожок. За безделуху вроде ключа и пяти патронов жалко. Значит, что-то слышал, что-то знаешь. И вцепился в него так, будто от банковского хранилища он, где еще золото осталось.

— Не прибедняйся, — отвечаю, чувствуя, как скрипят внутри натянутые до предела нервные тросы. — Где рожок, там и больше. На двух сговоримся.

А сам-то думаю: ну и к чему ты это, Салман? Неужто и вправду торговаться начнешь? А как же Жека, который повис на фонаре за этот ключ и твою никчемную жизнь? Да и… удовлетворишься ли этими двумя рожками? Если ключ настолько заинтересовал Перната, то, может, в нем таки есть своя ценность? Может, его таки стоит передать этому Руно? Ради Жеки, который не оказался падалью и не сдал тебя парням с «конфетки»?

И прежде, чем Пернат открыл рот, я сказал:

— А вообще, не. Не продается, — и протянул раскрытую ладонь штабисту. — Давай.

— Послушай, Салман, — он наклонился ко мне, уставился глаза в глаза. В его зрачках брызгали задорные искры. Ну понятно, вторую передачу включить собирается. Предположу даже, разоткровенничается, какую-нибудь мульку под видом чистейшей «правды» толкнет. — К чему этот балет? Один хрен, ты не знаешь, от чего он. Таскаешь за собой, карманы обрываешь. А если я тебе скажу, что «доги» за этот кусок латуни нам очка лизнут? Поверишь? Отдадут любую часть арсенала, лишь бы этот ключ у них оказался. Любой. Провернем, будем в «пятерке» купаться, Салман. А? Ты и я, выкуп разобьем пополам. Детям твоим хватит по воронам из «галиля» стрелять. Ну! Веришь?

Интересная история. Даже не знаю, как реагировать и с какого места переспрашивать. Если верить Пернату, для «догов» этот ключ — золото? Что из сказанного может быть хоть издали похоже на правду?

А вообще, о чем это я? Где твоя левая рука, а, Пернат? Правую-то ты, с окурком меж пальцами, положил на дробаш свой, это я вижу. А левая?..

Повалился я на землю буквально в тот миг, когда тусклое лезвие армейского ножа выкресало искры от удара о бетонный забор. В лунном свете мелькнуло лицо Перната — парня, которого бы я в последнюю очередь подозревал в стремлении от меня избавиться. Оно было таким, будто кто-то сгреб кожу ему на затылке в кулак. Лоб вытянулся вверх, глаза — во всю ширь, губы растянулись, став словно расстегнутая одежная молния.

Отталкиваясь ногами от земли и извиваясь на спине, как удав, я отполз назад. Перевернулся, чтобы подняться на ноги, но Пернат черной тенью настиг меня справа. Выстрелил берцем мне под ребра, схватил за шиворот и той же ногой выбил у меня из рук «галиля».

— Ну что? А, Фома неверящий?

Достойно приняв подачу, я было рванул к своему автомату, отлетевшему всего-то на каких-то полметра, но Пернат не выпустил меня. Сгребши воротник моего бушлата в кулак, держа как льва за гриву, он рванул меня обратно. Предвкушая удар, я только и успел, что прикрыть руками лицо. Благодаря этому очередной удар пришелся между головой и плечом. Тем не менее изображение перед глазами встряхнулось, казалось, перевернулось с ног на голову. Ушибленное место обожгло, шнуровка до крови разодрала на шее кожу. Хотя… Спасибо, не из помповика угостил. А ведь мог.

Наиграться хочет?

Не устояв, я повалился спиной на тротуар, рухнул на опрокинутую бетонную урну, в темноте кажущуюся отвалившимся от ракеты соплом. Интуитивно выбросил руку в сторону, надеясь нащупать там «галильку». Но даром — под ладонь попали лишь мелкие камешки и намытая в своеобразные кряжи дождевыми потоками пыль.

— Встал, — высясь надо мной замковой горой и направив мне в глаз ствол шотгана, велел Пернат. — Руки за бошней своей лысой сложил.

Я встал, больно кашляя, и, размяв пальцами шею, поднял руки.

Картина была для меня не новой, тут больше я оказался лохом, чем Пернат — жадной, алчной сволочью или кем там еще. Отвык я, что ли? Попервах, учась выживать на улицах произвола, нечто подобное происходило ведь с каждым вторым моим напарником. Или со мной. Знакомый приступ, он называется так, как могла бы называться какая-нибудь рекламная замануха для мобильного оператора: «С его долей — в два раза больше». И это был как раз тот окаянный приступ, которому легче поддаться, чем потом допустить осложнение и присно раздувать ноздри от душащей жабы.

Я не округлял глаза, выражая крайнюю степень недопонятости, и не восклицал: «За что, Пернат? Мы же с тобой плечо в плечо сражались!» Для меня его, крысы завистливой, мотивы, под каким бы углом он их ни выгнул, ясны как глаза младенца. Если ключ бабла стоит, то напрягает его наличие рыла, которое унесет другую долю! Чего ж тут неясно? Проще ведь избавиться, чем делиться, — кодекса-то уголовного нет, чтоб отвечать потом. И не судите по внешнему виду, дурня все это. Несмотря на весь цивилизованный облик Перната — а, повторюсь, он был последним, кого б я стал подозревать в злобном жабодавстве, — вскроет он меня с видом каким он обычно салями на стол режет. Видал, как он дострел совершал?

Но кое-что мне действительно было интересно:

— Спросить можно?

— А валяй, — Пернат-совсем-не-похожий-на-Перната сплюнул на сторону.

— Как делать будешь, с ключом-то? — спрашиваю спокойно. — Есть свояки среди «догов»? Или сам подсобляешь им?

— Это пусть тебя не еб*т, ладно? У меня везде есть свояки.

— Ну а Никитин? Что ты ему скажешь, за что грохнул-то меня?

Пернат иронично засмеялся в нос.

— Никитин… — словно бы последнюю фразу из анекдота, повторил он. — Да хуле твой Никитин? — посерьезнел. — Пусть другими командует, только уже на том берегу, где эти… как их… незабудки цветут. Понял? Мне он теперь по болту. Хватит. Пять лет за ним как за утята: туда, Игнат, сюда, Пернат! Сходи проверь, сходи на стрелу, сходи подрежь говнюка. Зае*ал он уже, понимаешь?

— Значит, вы…

— Ага, отбегался майор, — кивнул Пернат. — Жаль, не вижу как он кровью харкает. Не мне козырь выпал. Зато увижу как ты, тягачок. Понимаешь сам, не могу тебя отпустить, вдруг донос на меня кинешь в прокуратуру? — и засмеялся, будто сказал что-то действительно смешное. — Ты же из тех, что могут кинуть, верно? — Посерьезнев снова, он ткнул ствол мне в кадык и заговорил вкрадчиво, хитро, словно зная о чем-то наверняка: — Верно? Мусорским мальчиком был, а? Постукивал участковому, бывало, а? После драки на дискаре с малявой на другой день бежал? С чем они тебя поймали, с травой на кармане? Понтанули типа, что уголовку не заведут, чтоб ты у них мальчиком на побегушках подрабатывал? И скольких ты слил, Салман? Как объяснялся потом?

Я не ответил. Мне было все равно кем это чмо меня считает. У него было преимущество — ствол. При таком неравенстве аргументов, как бы я ни отрицал, он в итоге все равно окажется прав. Потому что у него больше прав. Примерно на три штуки, закупоренные в черные гильзы двенадцатого калибра. К тому же я хорошо понимал, что за игру он повел. Ему хочется видеть меня разозленным, с пеной у рта, обезумевшими глазами, доказывающего, что черное это не белое? Не выйдет. Я по себе знаю, что утихомиривать выстрелом в упор эффектнее буйного, чем тихого. Так естественней, и на душе тогда гладче.