Дмитрий Матяш - Выход 493 Страница 40

«Ага, как же, — пробасил гнусный внутренний голос. — Держи карман шире! Кто ж за тобой придет-то при плюс пятидесяти пяти в тени?»

— Эй ты! — Лек вздрогнул, услышав свой собственный голос.

В ответ, как он и предполагал, не было слышно ровным счетом ничего: ни хлюпанья, ни чавканья, ни дыхания.

Сердце у него заколотилось, руки как-то нехорошо дрогнули, а во рту отчего-то стало сухо и противно.

— Слушай, у меня есть оружие, — на всякий случай сказал он, решив больше не повышать голос. — Ты меня понимаешь? Подай какой-нибудь звук. Хлопни по воде! — скомандовал Лек, стремясь, чтобы его голос звучал как можно грознее. — Если ты даже не человек, но ты меня слышишь и понимаешь, хлопни по воде.

Гулкая тишина. Только слышно, как колотится в груди сердце.

Казалось, за это время снаружи стало еще темнее.

— Хлопни! — почти умоляюще выкрикнул Лек, представляя, как пялится на него из темноты хищная, голодная тварь, выжидая подходящий момент, чтоб сделать свой смертельный прыжок и вцепиться ему в глотку.

Никаких звуков. Страх медленно пробрался ему в душу, как пробирается холод внутрь подвешенной на крюк в морозильной камере свиной туши. Крепко сжимая в руках винтовку, Лек замер каменным изваянием. Замер, почти не дыша.

Но не было видно абсолютно ничего. Взбудораженная фантазия рисовала в черной глотке тоннеля всевозможных химер: острозубых, клыкастых, громадных, как медведь, и тощих, с острыми руками-лезвиями. Даже таких, которых он не видел никогда и не слышал о их существовании. Картинки перед его глазами менялись с такой скоростью, что вскоре слились в одно мерцание, в какую-то бессмысленную анимацию, в которой нельзя было уже ничего разобрать. Существа стали похожи на головоломные геометрические фигуры, клубки проволоки или нитей, каракули, рисованные детской рукой… Пока не исчезли с воображаемого экрана полностью.

«Боже мой, ведь он видит меня!» — резанула по живому очередная догадка. Сразу же припомнились слова Кирилла Валерьевича о том, что многие животные (будем хоть изредка называть их так) обладают превосходным ночным зрением, каким обладали раньше кошки и совы.

«О-о, какой же я идиот! Мой шлем!» Ему был хорошо виден прикрепленный примерно на уровне правой брови, задорно подмигивающий красноватой линзой, бочоночек прибора ночного видения.

Внезапно Леку показалось, что там, впереди, уже никого нет. И нет уже с тех пор, как затихли шаги. Он целится в пустоту, в растаявшую в воздухе дымку, говорит с пузырящейся грязью, уговаривая ее хлопнуть в ответ… в то время как тварь беззвучно подкралась к нему сзади. Волосы на голове у него зашевелились, по спине вниз пробежали тысячи маленьких лапок. Тактика! О господи, как я мог этого не учесть?! Один выполняет отвлекающий маневр, а другой тихо заходит с тыла…

Перед глазами стало совсем темно, и им вдруг овладело непреодолимое желание оглянуться. Во что бы то ни стало, даже если ему придется столкнуться лицом к лицу со смертью.

Нет, держись! Растеряешь бдительность, оглянешься — и все! Ведь оно только этого и ждет. И никого позади меня нет и быть не может. Ведь больше не было никаких волн! Да ну к черту все это!

Он спустил курок, всецело полагаясь на удачу. Звук выстрела заставил его вздрогнуть и поежиться. Вошла ли пуля с характерным чмокающим звуком во что-то мягкое, живое или со звонким «бдын-н-нь» отрикошетила от стены, просыпав на жижу кирпичное крошево, Леку расслышать не удалось. Эхо выстрела все еще звенело у него в ушах, перекрывая все остальные звуки. Но для себя он решил, что раз еще не умер, значит, сзади у него и вправду никого не было.

И тогда он, осененный надеждой, выстрелил еще раз.

Тишина длилась, казалось, целую вечность. Потом были звук сползающего по стене тела и натужный, нечеловеческий кашель, будто нечто силилось исторгнуть заполнявшую легкие кровь.

Секунды хватило Леку, чтоб добраться до своего шлема, вытряхнуть из него грязь и, кое-как протерев забрало с обеих сторон, напялить его себе на голову. Воняло в нем куда хуже, но возникшее с его появлением чувство защищенности, как у ребенка, сложившего над головой руки домиком, было бесценно.

Щелкнув по бочоночку прибора ночного видения, он приготовился увидеть канализацию в зеленоватом свете, но… не произошло ровным счетом ничего. Всматриваясь в густую темень прищуренным глазом, он вскрикнул и несильно ударил по прибору. Ничего. Пощелкал еще кнопкой. Тот же результат. То ли отсырели батареи, то ли прибор повредился при падении — ведь нехило ему все же летать приходилось: и с крыши вагона, и с трехметровой высоты, — так или иначе работать он наотрез отказывался. Чувство защищенности у Лека тут же улетучилось.

— Твою-то мать! — выкрикнул он. Затем снял с головы шлем, сделал несколько шагов назад и остановился как вкопанный. Ему почудилось, что позади него что-то зашипело. Резко обернувшись, он направил оружие туда, откуда послышался звук, и приготовился стрелять, всецело надеясь, что пуля, как и в первый раз, сама найдет цель. В этот раз предупреждать никого он не собирался. Вскинув винтовку к плечу, он без раздумий выстрелил, целясь невидимому противнику в грудь. Подождал, пока в ушах перестанет звенеть, прислушался. Нет, пуля ушла в стену. И лишь когда шипение повторилось, причем гораздо ближе, чем в прошлый раз, до него дошло, почему он не попал бы в преследователя, даже если бы высадил в центр тоннеля всю обойму… О боже, да потому что эта тварь может передвигаться по стенам!

Закричав так безумно, что едва не остановилось сердце, он со всех ног бросился бежать в кромешную тьму. Настолько быстро, насколько это позволяла достающая до середины голени вязкая жижа. Острое лезвие-кость просвистело у него над головой, как раз когда он пригнулся, почувствовав нужный момент. Лек перепрыгнул через труп убитого им существа, темный контур которого ему удалось разглядеть вмиг обострившимся зрением. Он бежал, вздымая за собой целые фонтаны грязных брызг, прижав к себе винтовку, как родную мать, и молясь только о том, чтоб тоннель нигде не сворачивал, чтобы впереди не оказалось тупика. Господи Иисусе, только не тупик! Уж лучше сгореть на солнце, чем расшибить себе голову о стену.

Бежать становилось все труднее. То ли болото делалось вязче, то ли ноги от усталости стали ватными и непослушными. Лек понял, что если сейчас не остановится, то через несколько шагов просто рухнет в эту вонючую грязь ничком, сдавшись своему преследователю без боя. Где именно тот находился — отстал далеко позади или постоянно был над головой, — Лек достоверно знать не мог. В ушах стучала и гудела кровь. Настолько громко, что даже порой заглушала его прерывистое дыхание и хлюпанье болота под ногами.

Нужно стрелять! Стрелять, чтобы хоть в свете огня увидеть, что происходит и где находится бегущая по потолку когтистая мразь.

Он остановился и, обернувшись назад, выстрелил в темноту. Счетчик в голове показал цифру 6. Осталось всего шесть патронов…

Твари он не увидел, но за ту долю секунды, что огонь осветил пространство, удалось понять — он находится уже не в тоннеле, а в огромном помещении, примерно тридцати метров в диаметре и не меньше пяти в высоту. У стен стояли полусгнившие металлические контейнеры разных размеров, а на поверхности затопившей подземелье коричневатой жижи непотопляемыми кораблями застыли сотни ржавых бочек. Лек не был уверен, заметил ли он на них символику биоугрозы, — сейчас он не мог в полной мере доверять своей памяти, — но вот аббревиатуру СДЯВ МО СССР он распознал точно.

— Ч-черт! — вырвалось у него. — Только химвеществ тут еще не хватало…

Еще выстрел, теперь в противоположную сторону. Счетчик незамедлительно показал жирную пятерку.

Бочки впереди казались почти нетронутыми ржавчиной — они стояли в несколько ярусов на высоких продольных стеллажах, и все до единой были выкрашены одинаковым «армейским» цветом, с той же аббревиатурой. Между стеллажами замер электрокар-развозчик с пустым полуприцепом, а немного поодаль покосился набок погрузчик с несколькими контейнерами на поднятой платформе. А позади него… Лек израсходовал еще один заряд, чтобы убедиться, что ему не померещилось, — с противоположной стороны помещения чернели двустворчатые двери.

Какое-то время, даже забыв о преследующей его твари, расталкивая бочки, он продолжал путь, пытаясь сохранять заданную траекторию и больше не тратить патроны на освещение пути. Вот уже совсем рядом слышался тихий стук пустых бочек о борта электрокара и погрузчика; вот уже и эхо его шагов перестало быть таким четким — начались ряды заполненных под завязку стеллажей; вот уже добавилось и хлюпанье волн грязи о стену. Лек ощутил, как через приподнятое забрало шлема лица коснулся едва ощутимый сквозняк.

С точностью самонаводящейся ракеты он вышел на цель, с первого же раза нащупав гнилую дощатую дверь. Она развалилась, как только он потянул на себя ржавую ручку. Под ногами возник небольшой выступ, потом еще один. Это были ступени, взойдя на которые Лек в несколько шагов полностью выбрался из грязи. Но чем выше он поднимался, прижимаясь спиной к стене, тем воздух становился жарче, а дышать труднее.