Дарья Зарубина - Свеча Хрофта Страница 40

Вместе они разделили армию на отряды, назначили на первое время сотников. И дали бойцам час на отдых. Многие, вымотанные боем и оглушенные услышанным, улеглись прямо на земле под деревьями и тотчас уснули. Из тех, кто еще мог бороться со сном, выбрали отряд охотников. Четверо вызвались кашеварить. И уже достаточно оправившийся от действия Древнего заклинания Диркрист повел их в лагерь, в длинный, крытый соломой сарай, где располагалась кухня. Велунд занимался ранеными. Большей частью воины сами хоронили своих. И Руни с тяжелым сердцем вспомнила, что в этой земле больше не лежат ее недавние соратники. Их мертвые тела, поднятые некромантом, рассыпались черным пеплом. И ветер унес то, что осталось. Руни подавила в себе злость и горькое чувство вины. Тех, кого некому было похоронить, снесли на большой погребальный костер. И детей этого мира, и блудных сыновей других миров, недоброй волей ненавистных чародеев занесенных в Хьёрвард. Девушка подумала, что, возможно, если судьба не позволила этим отважным воинам умереть на своей земле, хотя бы их души, очищенные огнем, сумеют вернуться в свои миры. Среди мертвых отыскался старый маг. На нем не было и единой царапины. Бедняга просто оказался слишком одарен магией и не слишком вынослив. Покидая его тело, магия разрушила хрупкую оболочку колдуна. Рунгерд склонилась и поцеловала мертвеца в лоб, благодаря за верную службу. Его молодого товарища не было нигде, ни среди живых, ни среди павших.

Оставалось еще одно неоконченное дело. Руни направилась туда, где, ловко работая топорами, сооружали себе временное пристанище гномы. Отыскать Балина оказалось нелегко. Подгорный король не пожелал воспользоваться привилегиями своего титула и самолично принимал участие в строительстве. Рунгерд обнаружила его верхом на дереве, с которого Балин срубал сучья в компании нескольких подданных, отличить которых друг от друга можно было лишь по оттенку кучерявых бород да по узорам на рукояти и обухе секир и боевых топоров.

— Здравствуй долгие лета, Могучий Балин, Повелитель подгорного царства и земных недр, — проговорила девушка, с трудом выдерживая тяжелый взгляд гнома.

— И тебе не хворать, красавица, — буркнул гном, продолжая орудовать топором, так что щепки летели во все стороны, задевая Рунгерд, но та не шелохнулась, даже когда кусок коры едва не оцарапал ей лицо.

— Я пришла просить тебя, Владыка Кольчужной горы, не гневаться на меня и моих людей за то, что мы сделали, и предложить тебе свою руку. Руку друга, — Руни протянула ладонь гному и терпеливо ждала. Балин некоторое время продолжал тесать.

— Рук вечно не хватает, это верно, — наконец проговорил он, — только твои едва ли на что сгодятся. Такими руками ни копать, ни камни ворочать. Но Отец Дружин сказал, ты хороший мастер. Верно?

— Ему видней, — кивнула Руни, продолжая держать протянутую руку, но сквозь досаду на упрямство и злопамятность гнома пробивалось совершенно другое чувство. Хрофт назвал ее мастером.

— Ну, что ты мастер стянуть, что плохо лежит, я и сам знаю, — буркнул в усы Балин.

«Значит, лежало плохо», — едва не сболтнула девушка, но вовремя удержала рот закрытым.

— А вот на мастерскую и работу, твою и твоих людей, поглядел бы. А то в народе всякое говорят.

— Мой дом — твой дом, — улыбаясь, выдавила из себя Руни, и гном, довольно усмехнувшись, протянул ей широкую лапищу:

— Может, твоим людям помощь нужна? Вас, вижу, сильно потрепали. А мои ребята — народ крепкий и работу любят больше безделья. Какая слава в том, чтоб на заду круглый день просиживать. Так что иди по своим делам, мастерица, а как сделаем дело — потолкуем. Зла на тебя больше не держу. Воинов моих ты в Кольчужной горе пощадила — сонным заклятьем обошлась и спящих не прирезала. Я бы твоих не пощадил. И, случись еще такое, не пощажу. Но Один слово за тебя замолвил. И его слову я верю. А потому, раз уж ты здешняя госпожа, располагай моими ребятами, как нужда велит. Мы гости скромные и неприхотливые. Был бы добрый эль. Но если не найдется, сойдет и что попроще, лишь бы по усам текло.

Гномы дружно загоготали и снова принялись за дело. Рунгерд поклонилась Балину и, коротко, его воинам и пошла прочь.

Воины Рихвина почувствовали себя хозяевами лагеря и, несмотря на усталость и раны, принялись готовить ночлег для своих новых товарищей. Латали крыши, вешали на место сорванные с петель двери, натягивали между деревьями полотняный навес для тех, кому не хватит места в хижинах. Скоро к ним присоединились посланные Балином гномы.

Рунгерд с радостью замечала, как вновь заполняется жизнью опустевшая недавно громада ее муравейника. Только теперь она сумеет защитить своих людей. Завтра же они восстановят катапульты, и можно будет уже к обеду начать тренировки новых летунов. Сейчас кроме нее из умевших справляться с крыльями оставался только юный Эймунд. Последний раз она видела мальчишку верхом на Слейпнире высоко в небесах, когда Эймунд привел за собой гномов.

Пораженная внезапной мыслью, Рунгерд едва не вскрикнула, прижала к губам руку. Почему она раньше не вспомнила о Слейпнире? Девушка бегом бросилась туда, где последний раз мелькал над полем битвы белоснежный конь Одина.

И бессильно опустилась на траву рядом с лежащим на земле жеребцом. Заплаканный парнишка Эймунд держал на коленях тяжелую голову коня. Слейпнир хрипел, с его губ падала клочьями розовая пена.

Будь на его месте другой конь, Рунгерд бы, не сомневаясь, прекратила страдания несчастного животного. Но это был Слейпнир. И девушка позволила себе лишь спрятать слезы, уткнувшись в его блестящую шерсть, и надеяться, что кровь богов, текущая в жеребце, не позволит ему погибнуть.

Она приказала перенести Слейпнира в сарай и послала Эймунда за Отцом Дружин.

Хрофт не сказал ни слова. Он лишь положил руку на голову коня, погладил его по шее и вздымающимся рывками бокам. И остался сидеть рядом, устроившись на соломе.

— Эймунд и я побудем с ним, — проговорила Рунгерд, пытаясь разрушить мертвую тишину, что повисла между ними, отгородив Отца Дружин невидимой стеной, которую Руни так хотелось сломать.

— Не надо, — ответил Хрофт тихо и устало. От тона его голоса слезы навернулись на глаза девушки. Сидевший перед ней могучий воин, положивший руку на перепутанную, слипшуюся от крови гриву Слейпнира, не был тем, кого она знала. Не Один и не Хрофт, бледная тень Хрофта. Пустая оболочка, которая на ее глазах заполнялась болью и чувством вины. — У тебя достаточно дел в лагере. Теперь, благодаря твоей лжи, у нас есть армия. И ее надо накормить и устроить на ночлег. Благо Балин позаботится о своих сам. Но те, кого ты заставила принести мне клятвы…

— Я не заставляла, — вскрикнула Рунгерд. — Я всего лишь хотела остановить эту бойню. И подействовало. Ты в этом обвиняешь меня, Отец Дружин?

Она не боялась быть резкой и злой. Потому что даже его гнев, его злость, его брань были лучше, чем это мертвое безразличие.

— Ты бы хотел, чтобы они перегрызли друг другу глотки, а заодно мне и моим людям? Тогда ты смог бы спокойно вернуться к своим пирушкам и девкам! — Рунгерд и сама не ответила бы, отчего образ воительницы, что бросала жадные взгляды на Родителя Ратей, словно стальная заноза, засел ей в сердце.

— Ты солгала, — проговорил Хрофт, не обратив внимания на запальчивые речи девушки и по-прежнему не желая удостоить ее взглядом.

— В чем же? — Ярость Рунгерд готова была выплеснуться наружу потоком брани. — Попыталась успокоить людей, которых какая-то скотина выхватила из своего мира и перенесла в наш, чтобы они друг друга перебили, рвали друг другу глотки. И все — с простой целью: сломать Всемогущего Хрофта. Разве не так? Они привели и тех, кого ты выручал в других битвах, да?

— Да, — отозвался Отец Дружин. Он зябко повел плечами и с неохотой окинул взглядом конюшню. Рунгерд, верно истолковав этот взгляд, сняла и подала Хрофту свой плащ. Он тотчас набросил его на плечи, едва слышно буркнув слова благодарности. Но это, казалось, еще больше рассердило девушку.

— И вместо этого я всего лишь сказала им, что они теперь твои воины. Да, я заставила их думать, что они мертвы, но эти люди верят, что они — воины бога!

— Но я — не бог. — Хрофт впервые за последнее время посмотрел Рунгерд в глаза, и она невольно сделала шаг назад, столько было в его взгляде невыносимой муки.

— Зачем ты так говоришь? Ты Один, Владыка Асгарда! — пролепетала она, отступая.

Хрофт не ответил. Он просто протянул ей руку ладонью вверх. На этой широкой, грубой ладони воина виднелись две алых полосы — след ножа ангханской воительницы. Они уже должны были зажить, затянуться, как затягивались на теле Древнего Бога и более серьезные раны. Но порезы оставались свежими, из них еще сочилась кровь.

Рунгерд зажала себе рот рукой, словно боясь, что, выговорив страшную правду, она лишит себя и Хрофта последней надежды. Отец Дружин сделал это за нее.