Уильям Форстен - Бригада Страница 41

— Да, я помню, — устало отозвался О'Дональд. Люди и бантаги вцепились друг в друга мертвой хваткой, и даже он не сразу мог сообразить, где его солдаты, а где противник.

«Может, оставить парней из Девятого там, где они сейчас находятся? — подумал Пэт. — Нет, они валятся с ног от усталости. Но как же вывести их из окружения? Я уже пробовал поменять местами Первый и Двенадцатый, и эта операция закончилась полным провалом. Позиции бантагов были слишком близко, и мои солдаты оказались не готовы к маневрированию в таких условиях. Гаарк наверняка ждет, когда я начну отводить своих выдохшихся бойцов с передовой, чтобы в этот момент и нанести удар. Нет, это будет бойня. Правда, бойня будет в любом случае, но так мы по крайней мере прихватим с собой в могилу некоторое количество этих ублюдков. Может быть, сегодня ночью, когда все немного успокоится, мы попробуем вывести ребят из боя, полк за полком».

— План меняется, — наконец произнес он вслух. — Приказываю всем частям удерживать свои позиции до последнего патрона. Пусть саперный полк вновь спустится в канализацию. Я хочу, чтобы везде, где можно, перед внутренней стеной возвели баррикады.

— А как быть с подмогой? — спросил один из офицеров.

— Мы будем сменять полки, а не корпуса. Находящееся на передовой подразделение сможет оставить свои позиции только после того, как ему на смену прибудет свежий полк из резерва. И я категорически запрещаю полевым командирам использовать в своих целях проходящие мимо них резервные части. Единственным оправданием такого поступка может служить прорыв бантагами линии их обороны.

Пэт понимал, что этот приказ еще больше усилит нагрузку, выпавшую на плечи его измученных боями солдат. Трудность заключалась в том, что дивизионные и даже корпусные командиры нередко забирали себе чужие подкрепления, проходящие через их участок фронта. Хотя Пэт строжайше запретил им подобные действия, ничего не помогало: какой офицер откажется от возможности укрепить свое подразделение свежими силами, и плевать на то, что они должны находиться совсем в другом месте.

Пэт вновь взглянул на карту Рима. Он чувствовал, что люди начинают поддаваться давлению бантагов. Гаарк обладал нестандартным мышлением, и О'Дональд знал, что его соперник ничуть не уступает ему в знании военного дела, а то и превосходит его. Вождь бантагов, очевидно, сразу догадался о выбранной Пэтом после вражеского прорыва тактике: вымотать войска противника в упорных уличных боях за каждый квадратный дюйм города. Гаарк принял вызов и, похоже, был близок к успеху.

— А я повторяю — нам крышка! — срывающимся голосом пролаял Джурак.

Они с Гаарком находились в бункере, вырытом у внешних римских укреплений.

— Твое счастье, что мы тут вдвоем, — прошипел кар-карт. — Ты заходишь слишком далеко.

— Я говорю тебе о том, что видел своими глазами.

— А я говорю тебе, что ты заходишь слишком далеко. Я тебе не какой-то там офицеришка из нашего старого мира. Здесь я Спаситель, и каждого, кто осмелится заговорить со мной таким тоном, как ты, ждет смерть.

— Так ты хочешь меня убить?

— Мне уже приходила в голову эта мысль.

Джурак сорвал с себя покрытую грязью портупею, вытащил из кобуры револьвер и швырнул его на стол.

— Давай, стреляй! — яростно выкрикнул он. — Только прежде, чем спустить курок, вспомни, что я единственный из твоих командиров, кто хоть что-то понимает в тактике современной войны. Для всех остальных это просто забой обезумевшего скота.

— Я знаю это, Джурак, и я не забыл, чем еще я тебе обязан.

Они никогда вслух не вспоминали о той войне, в которой участвовали еще на своей родной планете. Тогда Джурак взял новобранца Гаарка под свое крыло, научил его безжалостным законам боя и неоднократно спасал ему жизнь. Эти воспоминания не относились к числу самых приятных для Гаарка. Кар-карт могучей орды не любил ощущать себя чьим-либо должником.

— Ты помнишь осаду Увадорума? — вдруг спросил его Джурак.

Гаарк кивнул. Это была первая военная кампания, в которой он принял участие. Во время войны с Самозванцем Увадорум был разрушен атомными бомбардировками, и в некоторых районах города земля еще не успела остыть. Их отряд бросили в самое пекло. Боевые действия происходили в основном под землей, и в течение сорока трех дней Гаарку пришлось ползать по канализации, сражаясь с засевшими в подвалах сторонниками Самозванца, которые оказывали яростное сопротивление правительственным войскам, зная, что попасть в плен означало погибнуть. Если не считать высокого уровня радиации и отравляющих газов, используемых обеими сторонами, то это действительно очень напоминало битву за Рим.

— Ты хочешь сказать, что наши дела так же плохи, как и в Увадоруме?

— В чем-то даже хуже, — ответил Джурак. — Мы никогда не имели дела с такой всепоглощающей ненавистью. Меня давно беспокоил один вопрос: как с этим справятся наши всадники? Выдержат ли они такое напряжение? Теперь у меня есть ответ: бантаги на грани паники. Если чаша весов хоть чуть-чуть качнется не в нашу сторону, орда ударится в бегство.

— Пока бантаги верят в меня, они не сломаются. — От голоса Гаарка веяло льдом. Он знал, что это не пустая похвальба. Шаманы толковали охватившее скот безумие совершенно однозначно — в него вселились демоны. Ибо в течение многих столетий бесконечной скачки вокруг мира скот всегда подчинялся орде. А затем появились янки, тугары и мерки потерпели от них сокрушительное поражение, и вот, во исполнение пророчества, на эту землю пришел он. Пророчество гласило, что настанет время, когда Валденией овладеют демоны, и тогда предки пошлют в этот мир великого вождя, который объединит все орды в одну.

В последние месяцы Гаарк нередко думал о том, что все случившееся с ним действительно могло быть волей предков, а не просто цепью случайностей, благодаря которым он смог утолить свою жажду власти и удовольствий. Теперь он ясно понимал, что если ему не удастся выиграть эту войну и Республика янки устоит, то в конце концов орда будет уничтожена.

— В этом чертовом городе мы потеряли уже десять уменов, — продолжал Джурак. — Наши солдаты валятся с ног от усталости. Когда я смотрю им в глаза, то вижу в них пустоту. И еще эта эпидемия… Гаарк, уже несколько сотен бантагов заболели сыпным тифом. Они выкапывают из-под груд обломков гниющие тела людей и пожирают их — отчасти из-за голода, а отчасти из чувства гнева. На следующий день их тошнит, а затем они корчатся в судорогах и помирают.

— У нас есть здесь еще десять уменов.

— Кажется, ты говорил, что приберегаешь их для решающего штурма?

— Именно поэтому они до сих пор находятся в резерве, — кивнул Гаарк. — По нашим сведениям, мы полностью разбили два умена людей. Еще три противостоят нам сейчас. Значит, у них осталось всего два умена. Когда мы узнаем, что противник ввел их в бой, это будет означать, что люди исчерпали все свои резервы.

— А как же наши двадцать уменов, растянутых вдоль железной дороги отсюда и до самого моря? Разве мы не можем подтянуть сюда хотя бы пять из них или пусть даже всего три?

— Во время отступления люди оставили у нас в тылу несколько партизанских отрядов, действующих по обе стороны от железной дороги.

— Там всего тысяч пять солдат, не больше. Они не нападают на наши поезда, и со снабжением все в порядке.

— Я бы так не сказал, — возразил ему Гаарк. — У нас осталось всего двенадцать локомотивов. В день сюда приходят всего три состава с боеприпасами. А чтобы полностью обеспечить армию патронами и снарядами, мне нужно не меньше пяти поездов в сутки.

Гаарк откинулся на спинку стула и уставился на керосиновую лампу, свисавшую с потолка. Неподалеку разорвался вражеский снаряд, и лежавшие на его столе карты присыпало мерзлой землей с крыши бункера.

Еды у них хватало. Десятки тысяч лошадей обеспечивали его армию молоком и мясом, и до весны трудности с продовольствием бантагам не грозили. Проблема заключалась во всем остальном, и главным образом в боеприпасах. Гаарк понимал, что людям тоже приходится несладко, потому что его пушки закрыли доступ в гавань для всех судов, кроме броненосцев, а мортиры пристрелялись по римским пристаням. Было очевидно, что склады Республики почти пусты. Люди должны сломаться первыми, он это чувствовал.

Но войска Гаарка были растянуты цепью в двести лиг от побережья Великого моря. Именно туда десятки чинских галер и несколько его драгоценных пароходов доставляли из далекого Сианя все необходимое для ведения войны. Нить, связывающая Гаарка с его тылом, была натянута до предела. Однажды во время шторма затонули двадцать с лишним галер и один из пароходов.

Еще одна такая катастрофа поставит его на грань поражения.

Бантаги захватили несколько заводов в Капуа и в окрестностях Рима, но это ничего им не дало: отступая, люди забрали с собой или уничтожили все оборудование. Но больше всего Гаарка беспокоила эта проклятая железная дорога, проложенная в заснеженной степи руками ста тысяч рабов, которые постоянно выравнивали железнодорожное полотно, восстанавливали разрушенные мосты и меняли вышедшие из строя рельсы. Гаарку пришлось больше года копить на складах материалы для этого колоссального строительства. Теперь все зависело от прочности этой тонкой нити, и Гаарк вновь задумался над тем, правильно ли он поступил, вооружив свою армию винтовками и пушками. Если бы бантаги по-прежнему сражались при помощи луков, мечей и копий, Гаарк мог бы не забивать себе голову мыслями о снабжении. Он прекратил бы осаду Рима, направился бы прямо на Русь, оставляя за собой выжженную землю, а весной или летом, когда у людей закончится продовольствие, война была бы завершена.