Юрий Никитин - Бригантины поднимают паруса Страница 41

– Да, господин?

– Вызови Карла, – велел он, – и сразу Франца. Пусть Франц захватит доверенных электриков. Это срочно!

– Да, господин, – ответила она и неслышно выскользнула в свою комнату.

Эсфирь покосилась на мое неподвижное лицо.

– Пора бросать автомобиль.

– Еще пару кварталов, – сказал я, – я просто вторым мозгом чувствую, что пока что нас еще не ищут.

– Вторым мозгом? – спросила она. – У нас говорят, жопой.

– А у нас, – ответил я, – задницей. Потому что мы культурные.

– Какая разница, – сказала она, – второе утолщение мозга у всех там.

– Потому динозавры и проиграли, – сообщил я новейшие научные данные, – не ту часть спинного мозга начали развивать, будто женщины… Вон там и остановимся!

Она молча следила, как я умело загнал во двор и спрятал за сараями, чтобы не только полицейские с улицы не увидели, но и во дворе никому не мешал. А кому и помешает, то посмотрит на сам авто и отделку салона и не захочет связываться с таким богатым владельцем, потому что богатство – это сила, грубость и демонстрация превосходства.

Через два часа кружными путями и постоянно проверяя насчет слежки, подошли к ее дому. Она сразу направилась в ванную, а я не стал интересоваться, насиловали ее в плену или не успели, в наше время это такая мелочь, теперь никто не поймет, почему всего сто лет назад из-за такой ерунды женщины топились, вешались, резали себе вены и вообще расставались с жизнью, будто в чем-то виноваты они, а не насильники.

Я все еще водил пальцем по экрану планшета, когда она вышла, шлепая мокрыми босыми ступнями по полу, уже в длинном роскошном халате и с высокой чалмой на голове.

– Ах-ха, – сказала она с неодобрением. – Работает он!.. Нет чтобы, как настоящий мужчина, уже хлопотать на кухне!..

– Кофе почти уже, – ответил я, не поднимая головы, – гренки сейчас еще почтии… или ужее? А вообще, постоянно жрать вредно. Не корова вроде бы. Хотя если вот в профиль…

– При нашей жизни не вредно, – ответила она. – Что накопал? Или нарыл?

– Сперва нанесем визит господину Хиггинсу, – сказал я. – А вот и кофе готов… Или готово, как говорят самые продвинутые.

Я переставил на стол обе чашки, тут же щелкнула пружина тостера, и два подрумяненных ломтика ароматно пахнущего хлеба выпрыгнули из горячих объятий на свободу.

Она положила один на блюдце мне, второй взяла себе и тут же забыла о нем, глаза непонимающие.

– Зачем? – спросила настороженно. – Хочешь дожать?

– Напротив, – ответил я. – Он теперь уверен, что ему ничего не угрожает. Самое время сделать выдирку.

Она не стала переспрашивать, что такое выдирка, только посмотрела удивленно и с тревогой в глазах.

– Но вы же договорились?.. Он теперь служит тебе?

– Да как сказать тебе, чтобы не как женщине…

Она всмотрелась в мое лицо.

– Что-то не так?

– Увы.

– Ты нарочито заключал договор?

– Не совсем, – признался я. – Просто лажанулся. Я лажанулся. Он сперва вроде бы принял мои условия, в самом деле принял, я в таких вопросах разбираюсь, но потом мужское эго взяло верх. Не знаю, объясняли вам или нет на кратких шпионских курсах Моссада, что мы, самцы, очень не любим подчиняться!.. В каждом сидит маленький лидер, у некоторых еще и лежит, а в других, напротив, сразу активно рвется к доминированию… Да ты пей кофе, остынет!

Она спохватилась, захрустела краешком поджаренного хлебца, все еще не отводя взгляда от моего лица.

– Да, Хиггинс не из тех, кто так легко сдастся.

– Я ошибся, – ответил я без охоты, – сделав ставку на разумность. Разум ему велел подчиниться, но годы царствования на вершине империи дали перевес эмоциональному эго. Он хоть и понимает, что действует себе во вред, но уже не может остановиться.

Она сделала первый глоток, буркнула:

– Да, это как скандал. Начать легко, остановиться трудно… И что теперь собираешься?

– Изъять, – сообщил я. – Из общества… Хороший кофе, но это не тот, что в прошлый раз.

Она отмахнулась.

– Да какая разница! Сыплю те зерна, какие в шкафчике. И куда изъять? В тюрьму?

– В тюрьме тоже общество, – напомнил я. – Изъять из бытия. Если загробная жизнь существует, как полагают в Израиле, то пусть он там разворачивается как хочет. Но не здесь.

Она огрызнулась:

– В Израиле ему не место!

– Почему? – удивился я. – Он же в деньгах купается, а евреи деньги любят.

– Арабские шейхи тоже в деньгах купаются, – напомнила она.

– Тоже евреи, – сказал я уверенно.

– Уверен?

– Абсолютно, – заверил я. – Разве арабы и евреи не братья по отцу?.. Ну вот.

– Тогда и вы все евреи, – сказала она сердито. – Десять колен, что значит, племен Израилевых ушли в земли России и там поселились! Когда никакой России еще не было, даже Скифия была не то Киммерией, где гулял козак Конан, не то чем-то еще страшнее…

– Только украинцам такое не брякни, – предупредил я. – У ваших служб есть какие-то данные о Хашиме из Йемена?

Она задержала чашку у самых губ, взгляд ее поверх фарфорового края стал совсем подозрительным.

– А кто он?

– Вот уж еврейская привычка отвечать на вопрос вопросом, – сказал я с неудовольствием. – Я вот тоже хочу знать. Странно, о нем ничего не известно…

– О многих ничего не известно, – отрезала она. – В основном это те двуногие, как ты их называешь. На твой высококультурный взгляд, они уже лишние на этой планете?

– Абсолютно, – подтвердил я, – но мы придумываем, как избавиться… Если не заметила, уже начали это нужное и полезное дело.

Я неспешно сделал долгий глоток, она неотрывно следит за моим лицом, но, думаю, теперь хрен что поймет, я быстро осваиваю свои скудные ресурсы.

– Это тоже двуногий, – согласился я, – но с ним связано что-то не совсем законное, что еще ладно, мы все нарушители, но еще и не совсем хорошее… Вернее, нехорошее и опасное…

Она поинтересовалась сварливо:

– А где о нем должно быть известно?

– Там, – ответил я туманно, – куда можно дотянуться. Но нет ни у нас, ни в Лэнгли, ни, как догадываюсь, даже в Моссаде. Либо это одноразовый псевдоним, либо вообще не знаю, что такое. Но что-то с ним связано нехорошее…

Она выпрямилась, стегнула по мне взглядом.

– А ты откуда такое взял?..

– По непроверенным, – сказал я, – но заслуживающим доверия данным нашей энкавэдэшной агентуры. У меня есть предположение, но слишком зыбкое…

– Говори, – потребовала она. – Не можешь же ошибаться подряд так грубо дважды?

– Надеюсь…

– Вообще-то можешь, – уточнила она безжалостно, – еще как можешь, но не захочешь же позориться перед женщиной!

– Перед женщинами как раз и ляпаются мордами в грязь, – сообщил я, – когда переоценивают силы, стараясь блеснуть… А ты в самом деле женщина?