Александр Шакилов - Ренегат. Империя зла Страница 44

Иван моргнул. Вроде бы мужчина рядом с сухощавым, примечательный такой – одноухий, вытащил из фуфайки сухощавого сигареты, пару штук, и незаметно сунул их ему же в другой карман.

Зачем это?.. Да ну, показалось. Жуков зевнул, не потрудившись прикрыть рот ладонью.

Глаза сами закрывались, но из-за холода заснуть не получалось. Да и боялся замерзнуть насмерть. Присел пару сотен раз, стиснув зубы от боли – и нога прострелена, и вообще. Тело слушалось со скрипом, но постепенно разогрелось, в мышцах появилась правильная тяжесть. Он присел, обхватив колени руками.

– Как это закончились?! – прозвучало от картежников громче обычного.

Задремавший чуть Иван вскинулся.

– Не, ну я ж считал. Еще две штуки должны быть. Макинтош, ты чего, зажилил?! Типа наше общество тебе не мило, сам табачок поюзать хочешь?!

Иван протер глаза пальцами, от холода потерявшими чувствительность. Что за возня меж умудренных рабов?

– Хорош спам гонять. Ты че-то предъявляешь мне, Варез?!

– А что, типа баг просто? Егор такой – две сигаретки из реала в виртуал?

– Будешь флеймить – забаню.

– Ты, Макинтош, в курсе, сколько я клаву топчу? Я ж тебя на раз снесу, как левый софт! – Одноухий вскочил и кинулся к сухощавому, которого называл Макинтошем.

Навстречу ему из-под фуфайки вынырнула заточка. Но одноухий – Варез его зовут – умело уклонился от смертельного удара, перехватил руку, заломил. Пальцы разжались, заточка упала. Зато другая, из рукава одноухого, прижалась к кадыку сухощавого.

Побросав карты, бывалые разом вскочили, загомонили. Варез велел Макинтоша обыскать. Так и сделали – и, конечно, нашли якобы припрятанные сигареты.

– Что скажете, господа честные хакеры? Пофиксить этого фидораса? Он по ходу только скином из наших, а так ламер позорный!

Мысленно проклиная свое обостренное чувство справедливости, Жуков встал и указал на одноухого:

– Вот этот, Варез который, переложил сигареты из одного кармана Макинтоша в другой. Я сам видел. Получается, он специально это сделал, раз сам возмущаться начал, а это нехорошо и подло.

Все разом уставились на него. В вагоне стало тихо-тихо. Только стучали колеса. Даже храпевшие во сне заткнулись.

И понеслось.

Макинтош рассказал всем, что не хотел обидеть честное общество своим неуважением, это просто результат диверсии, направленной непосредственно против него, – Иван так для себя перевел его мудреные речи. Основываясь на показаниях свидетеля, Макинтош обвинил Вареза в даче заведомо ложных показаний и в непосредственном участии в противоправных деяниях.

Посовещавшись, бывалые велели Варезу до выяснения всех обстоятельств убрать оружие и отпустить Макинтоша. Одноухий нехотя подчинился. Затем ему предложили согласовать свои показания со свидетельскими. Тогда он изобразил праведное бешенство, пену изо рта пустил. Но Жукова это представление не впечатлило. И на вопрос «Кто ты такой вообще, ламер, чье место на коврике?» отвечать он не собирался. Как и ловить животом заостренный металл, когда Варезу надоело актерствовать и он таки атаковал.

Иван сломал одноухому шею.

Не хотел, так получилось: правильный захват, Варез сам дернулся, ну и…

Но не жаль, никаких угрызений совести. Ведь этот мужчина понимал лишь один закон: закон силы. Или смерти.

– Не надо больше. – Это все, что Жуков сказал бывалым, но они вроде поняли: враз потеряв к нему интерес, уселись за карты.

Подмигнув, Макинтош проворно снял с трупа робу-комбез, бросил ее Ивану:

– Надень, юзверь. Варез уже в корзине, ему фиолетово. А ты молодой еще, зачем мерзнуть. Табачок юзать будешь? Макинтош твой должник теперь, понял?

И он протянул сигарету, одну из двух оставшихся.

На Лали белое платье. Черные как ночь волосы распущены по спине. Карие глаза влажно блестят. Она прижимается к Ивану. Он чувствует ее дыхание на щеке. Она что-то шепчет ему в ухо, что-то очень хорошее, приятное. Иван прислушивается, но не может разобрать ни слова.

– Лали, повтори, будь добра. Что-то я… э-э… Повтори еще разок…

Улыбнувшись ласково-ласково и подмигнув игриво, она вновь прижимается губами к уху, ее волосы щекочут лицо, пахнут почему-то клубникой, вкусно так пахнут… Но опять не разобрать сказанного. Да что ж такое? Что происходит, а?..

И вдруг Иван понимает, что Лали вовсе не шепчет – она орет на него голосом Владлена Жукова: «Хортицкая трудовая зона!!! Спецшарашка для электронщиков и айти-спецов!!!»

Он вскрикивает и открывает глаза.

Над ним Макинтош, трясет за плечо:

– Хортицкая трудовая зона, юзверь. Добро пожаловать в ад.

Короче говоря, прибытие в лагерь Иван проспал. Разморило его всерьез. Помимо сигареты, Макинтош угостил его черствой галетой, которая, конечно, не насытила, но все же благотворно подействовала на измученный голодом желудок. Так что Жуков не видел, как состав, сбавив ход, перебрался по мосту через Днепр и, миновав пять – пять! – блокпостов, въехал на остров Хортица. Он не видел бурлящей внизу реки, отлично простреливаемой с курсирующих вокруг острова дирижаблей. Если бы кому удалось перепрыгнуть через два забора – из колючки под током и бетонный с вышками, между заборами разгуливают робопсы, – то, бросившись в реку, беглец утонул бы в бурном потоке, даже без пальбы с летательных аппаратов легче воздуха.

Зарокотало:

– С вещами на выход, бля! Шубки соболиные не забываем!

А еще говорят, у киборгов нет чувства юмора.

Клацнуло, хряпнуло, створки дверей вагона разъехались в стороны. Макинтош протянул руку, помог Ивану подняться:

– Ник-то у тебя какой, а, юзверь?

Вместе они спрыгнули на перрон.

– Ник – это что?

– Зовут, говорю, как? Как свои кличут?

Немного подумав, Жуков крикнул:

– Маршал! Так меня зовут!

Кричал он потому, что Макинтоша унесло человеческим потоком. Тут на перроне, отгороженном с одной стороны стенкой из ржавой жести, а с другой – составом, было не развернуться. Догнать бывалого, продвинувшись вслед хотя бы на полметра, не получилось, хотя Иван активно работал локтями. Пространства не хватало для прибывших и еще прибывающих рабочих – кое-кого киборги вышвыривали из вагонов прямо на головы тем, кому не повезло оказаться поблизости.

Непривычно голый череп холодил ветерок. Чесался личный номер. С неба – низкого, неприветливого – сыпала мелкая крупка, падала на уши, за шиворот, и это было неприятно. Лицо распухло еще больше, трогать больно.

Наконец и его подхватило потоком, потащило по перрону к бетонной лестнице с перилами, сваренными из стальной трубы. Так и хотелось за них взяться, почувствовать опору. И он протянул даже руку, но впереди кто-то успел раньше – и получил дубинкой-шокером по пальцам. Сверкнуло, раздался крик, запахло паленым – так развлекались местные вэвэшники, такие же бесполые, как их московские коллеги, в безразмерных комбинезонах, в ботинках с высокими берцами. Только вместо шапок с прорезями для глаз у этих были солнцезащитные очки, респираторы и даже противогазы.

От лестницы вэвэшники выстроились в две шеренги, образовав коридор, по которому следовало идти осторожно, не позволяя оттеснить себя к живой изгороди, не скупящейся на тычки дубинками-шокерами. По прикидкам Жукова, поезд встречала чуть ли не рота садистов, поставивших себе цель довести новичков до невменяемого состояния – то и дело раздавались шлепки и крики.

Коридор из тел в комбинезонах расширился, но передвижение не стало комфортнее. Теперь не только служивые куражились над рабами, но и робопсы. Выдавая через динамики запись лая, в меру, для антуража, зверюги натягивали поводки – если бы в полную силу, их не удержала б и цепь со звеньями в палец толщиной. Облепившие титановый каркас искусственные мышцы впечатляли. Размер керамических клыков – сантиметров пять, а то и больше – намекал, что не стоит попадать собачкам на зуб. Да уж, у этих созданий было мало общего с йоркширским терьером Сидоровичей. Внешне они напоминали восточноевропейских овчарок, только были крупнее – высотой в холке почти метр. И их не пытались закамуфлировать кожей и мехом, как декоративных домашних питомцев. Все напоказ. Кроме управляющей электроники под бронированным кожухом.

– Живо, тунеядцы, живо!!! – надрывался мегафон.

Под этот аккомпанемент рабы заполняли собой и заполнили уже процентов на двадцать плац, окруженный сборными стенками из труб и рабицы, вроде тех, что устанавливают в цирке перед выступлением хищных животных. Рабочие выстроились так, чтобы не пересекать белую линию, проведенную на асфальте параллельно одной из стенок загона.

Если плац – цирк, а рабы – клонированные тигры и львы, должен быть и укротитель. Тот, кто войдет в клетку. Уверенный в себе, способный подчинять одним лишь своим присутствием. Воображение враз нарисовало образ длинноволосого гиганта в блестящих одеждах и с хлыстом в руке.

– Три шага назад, саботажники!!!