Александр Шакилов - Ренегат. Империя зла Страница 45

– Три шага назад, саботажники!!!

Толпа подчинилась. Задних вдавили в сетку. Послышались возмущенные крики, которые быстро оборвались – задавленных бедолаг вырубили электрошокерами.

И вот тогда в загон вошло нечто невзрачное, ростом максимум метр шестьдесят – и то благодаря высоким каблукам надраенных до блеска сапог. Несмотря на довольно свежую погоду, мужчина то и дело поднимал фуражку с гербом Союза на кокарде и вытирал платком лысину, обрамленную прилипшими к черепу седыми волосиками. Форменное пальто на мужчине сидело как на вешалке, на погонах золотились полковничьи звезды, шею опутал белый шарф. В левой руке «укротитель» держал мегафон, на правом боку висела кобура – расстегнутая, Иван обратил на это внимание, и с большим черным пистолетом.

Мегафон закрыл собой чуть ли не все лицо мужчины с выразительным крючковатым носом.

– Я – хозяин Хортицы! Я – начальник этого лагеря! И я никому не позволю, слышите, отлынивать от работы, когда Родина ежесекундно в опасности, когда экономический потенциал наших врагов продолжает расти! Мы все должны – мы обязаны! – свалить капиталистическую гегемонию враждебных стран, жители которых спят и видят, как мы с вами превращаемся в служителей их неправедных культов! Помните: с нами Бог и Председатель! Мы победим!

Тут, очевидно, надо было разразиться бурными и продолжительными аплодисментами, но раздались лишь хлопки из-за ограды – отбивали себе ладони одни вэвэшники.

– Борзые, значит? Ну-ну… Вот тебя как зовут, малыш? – Начальник лагеря указал на кого-то в первом ряду. – Не бойся. Подойди ко мне, представься.

Парень лет четырнадцати, не старше, точно не из вагона Жукова, робко вышел из строя и, остановившись в трех шагах от коротышки-начлага, что-то сказал.

– Что? – переспросил тот. – Скажи громче, чтобы все услышали. – И протянул пацану мегафон.

– Витя я… – отчетливо произнес мальчишка, а потом, после небольшой паузы, быстро добавил: – То есть рабочий трудового лагеря эсзэ эспэ атэ ноль два сто тридцать два сорок ноль шесть!

– Шифт-дел ламерку, – прошептали рядом с Иваном.

Полковник отобрал у мальчишки мегафон.

– Нет, Витя, ты больше не рабочий.

Толпа перестала дышать.

– Ты свободен, Витя. Тебя никто тут не держит.

Мальчишка исподлобья смотрел на полковника, не понимая, к чему тот клонит.

– Рабочий – почетное звание, которое надо еще заслужить! Которое не дается кому ни попадя и просто так! Тунеядец и саботажник не достоин святого звания! Властью, данной мне Председателем, я приговариваю этого государственного преступника к высшей мере наказания – расстрелу!

Мальчишка отшатнулся и, вертя головой туда-сюда – мол, нет, не надо, – поднял перед собой руки.

– Приговор привести в исполнение немедленно! – Начлаг убрал от лица мегафон и выхватил пистолет.

Грохнул выстрел. Тело упало, засучило в агонии ногами.

Иван до конца не верил, что коротышка убьет пацана. И не его одного поразила эта смерть – толпа, зарокотав, подалась вперед, на полковника.

Ощерившись, тот выставил перед собой пистолет и рявкнул в мегафон:

– Давайте! Ну же, тунеядцы! Кто тут еще саботажник?!

Он не боялся, что толпа разорвет его, что патронов в магазине в сотню раз меньше, чем народу в загоне. Ни капельки не боялся.

Начлаг абсолютно безумен, понял Иван. А еще он вдруг сообразил, что голос отца больше не беспокоит его. Больше ни слова о Хортицкой спецшарашке. О сапогах тоже. И это…

Это отлично просто! Жуков едва не подпрыгнул от радости. Улыбаться было больно – губы-то разбиты, – но ничего, он потерпит ради такого случая. Правда, немного стыдно… Прости, отец, но твой сын действительно рад, что ты наконец-то умер, убравшись из головы, заткнувшись-таки.

– Отлично, просто отлично… – шептал Иван, и на него косились.

Небось забавное зрелище он собой являл: в тесной робе с чужого плеча, вместо лица – кровоподтек, зато от счастья аж распирает! И это при том что на его глазах просто так убили малолетку!

«Найди барса», – прозвучало между висками.

Иван замер. Шумно выдохнул. Нет, этого не может быть. Опять, только иначе?!

Когда Серпень спросил: «Почему именно туда, а не поближе?», он ответил не совсем честно – наплел про какой-то шанс. На самом деле он знал: голос в голове не отстанет, пока он, Иван Жуков, не выполнит данного обещания.

«Найди барса», – настойчиво повторил голос отца новую фразу.

Что за барс? Это зверь такой, да? Снежный барс, Иван читал о нем что-то в учебнике по биологии…

– Твою мать! – выругался он и зажал уши руками.

Не помогло.

Начальник лагеря неспешной походкой удалился из загона.

Орудуя дубинками по делу и удовольствия ради, вертухаи выстроили рабочих в пять длинных очередей, ведущих к раскладным столам, только что принесенным и установленным на плацу вместе с пластиковыми табуретами. На табуреты тут же умостились мужчины в робах чуть получше, чем у Ивана. «Покупатели», – зашелестело вокруг. Вдоль очередей выстроились вэвэшники. Возле каждого стола возвышалась фигура с робопсом на поводке.

Как выяснилось уже через пару минут, покупатели – это те, кто отбирал новых рабочих для цехов и служб, в которых прибывшим доведется трудиться на благо союзной элиты. По какому принципу шел отбор, Жуков так и не понял. Похоже, покупатели пополняли свой штат исключительно визуально, типа «этот нравится, тот нет».

«Найди барса», – голос в голове не умолкал.

«Найди барса».

«Найди…»

«…барса».

От голоса некуда спрятаться, не заставишь его замолчать. Голос отца твердил одну и ту же фразу без перерыва, от него звенело в голове. Тошнило, вот-вот вывернет. Господи, чего ж так нехорошо?.. Иван едва стоял на ногах. В глазах побелело, стало снежно. Он почувствовал влагу на верхней губе. Тронул пальцем – кровь. Из носа, значит, потекло.

Прогуливавшийся вдоль очереди вэвэшник недобро покосился, с намеком ударил дубинкой-электрошокером о ладонь. Ну вот не понравилась ему рожа Ивана. И немудрено – его наружность нынче кого угодно довела бы до нервного тика. Еще та образина. Жуков задрал голову, чтобы остановить кровотечение. Так что получить крутую работенку ему, похоже, не светит. Он ведь никогда ничего не делал руками, он вообще никогда не работал…

Наконец-то служивый потерял интерес к нему.

Иван решился тронуть за плечо впередистоящего:

– Простите, вы не в курсе, тут барсы водятся? Мне очень важно знать.

– Убери провод, а не то ща монитор потушу!

Тоже ответ. Иван поспешно отдернул руку. И почувствовал на себе тяжелый, не предвещающий ничего хорошего взгляд.

Смотрел на него старик-покупатель. Чуть ли не с другого края плаца пялился. И если у столов прочих его коллег уже выстроились внушительные группки новичков, то рядом со стариком никого не было. И это настораживало.

Раба, который пообещал потушить монитор, отозвали к столу чуть правее. Теперь Жуков возглавлял свою очередь. Сейчас его позовут вслед за тушителем и…

Старик указал на Ивана и махнул рукой.

Наверное, просто почудилось. У дедушки-то зрение небось слабое, а расстояние между ними весьма и весьма. Просто кого-то другого выбрал и…

– Хрена стал тут?! Позвали ведь! – Вэвэшник схватил Ивана за рукав и протащил чуть за собой, а потом пропустил вперед и толкнул промеж лопаток в направлении старика.

Не показалось, значит.

Старик уже встал из-за стола и теперь шаркающей походкой направлялся к «покупке». Что-то в нем категорически не нравилось Жукову. Понять бы еще, что именно. Обычный вроде, пожилой человек. Усы и бородка седые и аккуратные. Роба застегнута на все пуговицы. При ходьбе старик чуть опирался на трость – кусок алюминиевой трубы с набалдашником из желтого пластика. Трость цокала по асфальту, когда он переставлял ее.

Они встретились. Старик близоруко прищурился:

– Со мной пойдешь. Сегодня, я уверен, самый счастливый день твоей жизни.

Иван навскидку мог вспомнить тысячи дней счастливее этого, но не спорить же? Вдвоем они покинули загон. Вертухаи больше не проявляли к нему интереса. Только что он был объектом для тычков, а сейчас уже чуть ли не свой.

– А знаешь почему? – не унимался старик.

Жуков пожал плечами. Его еще мутило, хотя голос отца в голове звучал уже потише.

– А я расскажу. Видишь, покупателям много новичков нужно. Как думаешь, почему? Ах, никак не думаешь? Ну-ну… Потому что смертность на производстве у них высокая. Много народу надо взамен. Уяснил? Короче, поживешь еще.

Слева, на пустыре, где не росло ни единой травинки, торчали панельные высотки, на балконах которых сушилось белье. У подъездов бегали дети – чумазые, в рванине, но весело гогочущие. Эта мирная почти обстановка – точно в гетто персов – благотворно повлияла на Ивана. Тошнота отступила, зрение прояснилось, посторонний голос в черепе утих до едва слышного шепота. Белье и дети – признак нормальной жизни. Даже здесь, в трудовой зоне, можно наладить быт.