Алексей КАЛУГИН - НА ИСХОДЕ НОЧИ Страница 44

– Если бы, – криво усмехнулся Слизень. – Мы с женой как раз вышли из театра и решили немного пройтись пешком. Так что, можно сказать, вокруг была интеллигентная публика.

– И чем ты объясняешь подобное равнодушие?

– Тем, что люди уже на пределе. Знаешь, в психологии есть некое понятие, не помню, как оно называется, но смысл сводится к тому, что если постоянно раздражать нервную систему и при этом не давать возможности как-то сбрасывать накапливающееся раздражение, то в конце концов она просто перестанет реагировать на импульс. Так, например, спустя какое-то время человек перестает слышать монотонный, регулярно повторяющийся звук.

Ше-Кентаро сосредоточенно наморщил лоб и сдвинул брови к переносице.

– Что-то я не понял, какая тут связь с дождем из дриз?

– А ты бы сам удивился, увидев такое? – спросил Слизень.

Ше-Кентаро задумался. Ему хотелось ответить честно, поэтому он решил провести мысленный эксперимент. Вот он идет по улице… Допустим, возвращается домой, получив в секторном управлении са-турата деньги за очередного варка… Значит, настроение у него хорошее, возможно, он даже купил по дороге парпар свежесваренного джафа, идет, потягивая через трубочку терпкий сладкий напиток. Так. И вдруг на мостовую перед ним шлепается здоровенная дриза. Шлепается так, что кишки наружу. На носке ботинка грязное коричневатое пятно. Так. Забыв о парпаре в руке, он в недоумении смотрит на расквашенную дризу. Но пока еще он не удивлен. Он просто не понимает, откуда она взялась. Что первым делом может прийти в голову – какие-то малолетние оболтусы кинули дризу из окна. Повезло, что на голову не попали, – хорош бы он был сейчас… И тут на мостовую падает еще одна дриза. Затем еще, еще, еще… Падающая дриза цепляет плечо, оставляя на куртке пятно слизи. Он быстро оглядывается по сторонам, ища, где бы укрыться… Конечно, об укрытии он должен подумать в первую очередь, тут все на уровне инстинктов, ведь, попав под самый обыкновенный дождь, тоже первым делом бежишь под крышу или какой-нибудь навес. Точно – под навес!

Он бежит под полосатую маркизу, вывешенную перед входом в дорогой магазин. Магазин непременно дорогой: перед обычным торговым центром вывешивают не маркизу, а в лучшем случае узкий пластиковый козырек, под которым и троим не спрятаться. Под маркизой уже стоят люди. Странный у них вид – головы втянуты в плечи, будто идет обычный дождь и они боятся, что вода попадет за воротник, лица сосредоточенны, даже скорее напряжены, – что у них случилось такого? Людей под маркизой много, но они потеснились, чтобы и его пустить. Он улыбается – теперь все в порядке. А дризы все падают и падают на мостовую, их уже так много, что под слоем серо-зеленых покрытых слизью тел не видно дорожного покрытия.

Он стоит под навесом и смотрит на это… На это… Безумие?… Нет, слово неподходящее. При чем здесь безумие? Не каждый малый цикл с неба на землю падают дризы, но все же порой такое случается – он сам об этом читал. Ничего необычного, вполне объяснимое природное явление. Ничего странного не происходит. Нужно постоять под навесом и подождать, когда закончится дризопад. Когда-нибудь же он закончится! Непременно!… Толстая, с непомерно раздутым брюхом дриза упала на спину всего в шаге от носка его ботинка. Передние лапы скользкой болотной твари широко расставлены, безгубый рот приоткрыт, а выкаченные глаза глядят на него как будто с немым упреком. И он тоже стоит и смотрит в глаза толстой дризе, словно ждет от нее ответа. Нет, он ждет, когда она лопнет. Как распухший варк…

– Мы дошли до предела, за которым уже ничто не может удивить или напугать. Напугать по-настоящему, так, чтобы руки похолодели и в животе пустота. Что мне дождь из дриз, когда я собственных призраков знаю в лицо и, случается, даже разговариваю с ними. Они меня слушают, очень внимательно, вот только почему-то никогда не отвечают. Послушай, Слизень, а ты знаешь, о чем они молчат?

Ше-Кентаро махнул рукой куда-то во тьму за открытым окошком. Он ни за что не хотел бы оказаться там сейчас в одиночестве. Даже если призраки его остались в Ду-Морке, наверняка найдутся другие про его душу. А вот на пару со Слизнем – со Слизнем он готов прогуляться в темноте и шугнуть как следует притаившихся в ней тварей. Странный человек этот Слизень. Хороший, но странный. А, может быть, хорошим людям как раз и полагается быть странными? Со сволочами все ясно – они могут действовать очень хитро, но мотивы их поступков до безобразия просты и понятны. А вот как понять, чего хочет добрый человек, если зачастую он и сам не может этого объяснить?

– Призраки Ночи молчат о нас с тобой, – серьезно ответил Слизень. – И о таких, как мы. Молчат, потому что боятся вспугнуть.

Похоже было, Слизень думал о том же, что и Ше-Кентаро.

– За малый цикл до дождя из дриз было совершено новое убийство.

Ону в изумлении воззрился на спутника. А тот, вцепившись обеими руками в руль, пристально смотрел через лобовое стекло вперед, туда, где по размытой дождями дороге скользили широкие полосы света, как будто боялся, что кто-нибудь выбежит на дорогу, и тогда уж точно не миновать аварии.

– То же самое убийство? – спросил Ше-Кентаро.

Слизень молча кивнул.

– А сроки?

– Как в аптеке – один средний и два малых цикла. – Слизень искоса глянул на Ону. – И надо же так, как раз на Праздник Изобилия пришлось.

– Значит, уже седьмое. – Ше-Кентаро в задумчивости ухватился пальцами за мочку уха и слегка потянул ее вниз.

Собственно, мыслей у него никаких не было, Ону просто механически имитировал действия, которыми обычно сопровождал мыслительный процесс, в надежде, что мысль все же заработает. Семь одинаковых убийств за полтора больших цикла, и никаких зацепок, которые могли бы вывести на след убийцы. Или у са-туратов все же имелись какие-то улики? Свидетельские показания?… Да нет, будь там хоть что-нибудь, Слизню об этом стало бы известно.

– На этот раз убит мужчина сорока двух больших циклов, мелкий служащий в Управлении координации планов массового строительства. По отзывам сослуживцев, человеком он был исключительно спокойным, уравновешенным и, что самое главное, крайне осторожным – каждый раз, прежде чем сесть на свой же стул в конторе, сначала протирал его платком. Версии о каком-то сведении счетов, мести или убийстве за долги сразу же отпали. Да, собственно, и отрабатывали их исключительно в силу служебной необходимости, что на общепринятом языке означает «для отчетности». Нашли его мертвым, но еще теплым, язык, как и положено, – в бумажнике.

– А что, если это имитация?

– То есть ты хочешь сказать, что это вполне заурядное убийство, которое убийца решил обставить, как очередное выступление набирающего популярность маньяка?

– Почему бы и нет?

– Ну, хотя бы потому, что о том, как выглядели жертвы маньяка, известно только следователям, занимающимся этим делом, да еще нескольким людям. В народе уже вовсю говорят о жутких убийствах, но, что происходит на самом деле, никто не знает. К тому же, выдавая себя за маньяка, преступник сильно рискует: если он вдруг попадется, то на него повесят все остальные убийства. Третий довод – маньяк, который прежде выдерживал строго определенный срок между убийствами, и на этот раз не сделал исключения. Даже Праздник Изобилия не заставил его изменить график, а ведь в этот день на улицах полно народу. И убийство, кстати, было совершено в людном месте, буквально в пяти шагах от оживленной улицы с толпами гуляющих.

– Убийца должен обладать внешностью, которая позволяет ему легко затеряться в толпе, – неожиданно для себя самого сделал точный вывод Ше-Кентаро.

– Верно, – подумав, согласился Слизень. – Наверняка убийцу многие видели, но никто не обратил на него внимания. Потому что он не был похож на убийцу.

– Что, если это был са-турат? – предположил Ше-Кентаро. – Или человек в форме са-турата?

– Сомнительно. – Слизень прикусил верхнюю губу, подумал и покачал головой. – Нет, это было бы слишком просто.

– А чем плохо простое решение?

– Тем, что оно чаще всего оказывается неверным. Люди обычно предпочитают делать вид, что не замечают са-туратов, но при этом присутствие их фиксируется почти на подсознательном уровне. Это значит, что в самый неподходящий момент воспоминание о са-турате, поспешно удаляющемся с места преступления, может неожиданно всплыть. – Слизень посмотрел на Ше-Кентаро. – Согласен?

– Пожалуй, – кивнул Ону. – Тогда кто же?

– Человек, которого окружающие вообще не принимают за человека.

Ше-Кентаро усмехнулся, решив, что барыга пошутил. Но Слизень даже не улыбнулся в ответ – следовательно, говорил серьезно. А Ше-Кентаро его не понял.

– Человек, которого не считают человеком? – Ону озадаченно прищурился.

Вопрос был похож на загадку, которая на первый взгляд кажется невообразимо хитрой, ответ же обычно бывает настолько прост, что хочешь с досадой стукнуть себя ладонью по лбу: «И как это я сам не догадался!»