Энтони Рейнольдс - Темное кредо Страница 45

Он не ощущал себя достойным их благоговения, но это не имело значения. Великий магистр Валенс помог ему понять это, и этим заслужил неизмеримое уважение.

— Это не имеет отношения к тебе, — говорил великий магистр Валенс. — Не имеет отношения к тому, что тебе нужно или что ты заслуживаешь. Это то, в чем нуждаются солдаты. Им нужна надежда, Аквилий. Белый Ангел — такая надежда. Эти люди должны продержаться до тех пор, пока не исчезнет завеса над Боросскими Вратами.

Сперва он не понял слов великого магистра, но спустя несколько недель постепенно осознал.

Белый Ангел стал светочем надежды посреди ужаса и мрака набиравшей размах и охватившей всю планету войны.

Все прошедшие с начала атаки месяцы Аквилий сражался вместе с полками Боросской Имперской Гвардии, словно был одним из них. Он встречался с теми же опасностями, что и они, всегда был в первых рядах в самых напряженных сражениях. Он — а скорее, образ Белого Ангела — стал легендой.

Имперская пропагандистская машина работала в полную силу. Распространялись листовки, повествующие о подвигах Белого Ангела, чрезвычайно преувеличенных, а также о том, что врага медленно теснят. От этого Аквилий чувствовал себя крайне неуютно, однако он видел, какой положительный эффект производит это на людей. Где бы он ни появлялся, их настроение улучшалось, и уже почти сломленные солдаты удваивали свою решимость рядом с ним.

Теперь он понимал свою роль здесь, и смирился со своей ношей. Его обязанностью было сделать так, чтобы Гвардия, СПО, танковые роты и вспомогательные полки сражались в полную силу, чтобы их боевой дух оставался высок, а волю к бою не подточило коварство врага. Если это значило, что он должен был стать их талисманом, Белым Ангелом — что ж, так тому и быть.

Солдаты и граждане Борос Прим считали Белого Ангела своим спасителем, божественным защитником. Там, где стоял Аквилий, была надежда. И, невзирая ни на что, этот луч надежды пылал все ярче с каждым днем, что врагу не доставалась победа.

Пока он ходил среди полков, чтобы его видели, то не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают враждебные глаза. Он остановился и оглядел крыши и поврежденные зубчатые стены. Он сказал себе, что занимается глупостями, но надоедливое ощущение не проходило.

В ухе щелкнула бусинка вокса.

— Коадъютор Аквилий, — раздался голос. Это был великий магистр Тит Валенс, находившийся на другом полушарии и сражавшийся на холодном севере.

— Да, повелитель?

— Мы уже почти раскрыли тайну, что же удерживает Боросские врата закрытыми. Библиарий-эпистолярий Ливентий полагает, что это некое устройство под названием Регулятор. Наш брат-библиарий предпринимает атаку на него, пока мы разговариваем.

— Это прекрасные новости, господин!

— Забрезжила надежда, коадъютор. Молись, чтобы библиарий преуспел. Но есть еще кое-что.

— Да, владыка?

— Врагам стало известно о Белом Ангеле. Они идут за тобой, Аквилий. Будь начеку.

Взгляд коадъютора не отрывался от крыш. Все-таки что-то наблюдало.

— Пусть идут, — сказал он.

— Я лично возвращаюсь в Принципат Сиренус, — произнес великий магистр Валенс. — Мой «Громовой ястреб» долетит до тебя за шесть часов. Ты встретишься со мной, Аквилий. Я не могу допустить твоей гибели. Ты слишком важен.

— Я космодесантник, повелитель, — сказал Аквилий. — Мне не нужна защита.

В тени расположенной высоко ниши, словно злобная горгулья, полз Буриас Драк`Шал. Его губы кривились в зверином оскале, демонические глаза, прищурившись, следили за добычей.

Аскетично убранный вестибюль храма Глориата был запечатан психическими заговорами, в курильницах горели благовония. Единственным источником света были сотни ярко горящих свечей. Под ними растекалась лужа воска.

Тринадцать псайкеров различных способностей и специализаций, словно молясь, стояли на коленях в круге, соединив свои разумы. Их собрали по всему Боросу Прим, пока потрепанный в бою флот продолжал сражаться за звездный форт Кронос. Среди них были четверо слепых астропатов, трое высокомерных навигаторов Имперского Флота, три лицензированных псайкера, находившихся в подчинении Боросской Гвардии, а также три молодых новобранца из схолы прогениум, у которых были отмечены проявления психических способностей. Всех их осмотрел и признал пригодными лично библиарий-эпистолярий Ливентий. Сам Белый Консул сидел в центре круга, скрестив ноги, словно шаман из древних времен.

Время настало, — произнес Ливентий.

Собравшиеся вокруг него приготовились, проводя собственные ритуалы перед грядущим столкновением и даря Ливентию свою силу. Все они знали, что их шансы пережить эту встречу ничтожно малы. В сознании Ливентия вспыхивали безумные отблески их мыслей и страхов.

Сконцентрируйтесь, — сказал он, аккуратно воздействуя на разумы псайкеров своей волей.

Собравшиеся впали в глубокий транс, и в комнате ощутимо похолодало. На синих пластинах брони Ливентия начал образовываться иней. Он втягивал псайкеров все глубже в себя, концентрируя их силу и объединяя их, пока не перестал быть отдельной сущностью и не стал чем-то вроде всех них, связанных вместе.

Транс длился два часа, пока Ливентий не счел, что они готовы к продолжению. Он вырвался из своего тела и прошел через потолок, возносясь к небу.

Эпистолярий воспарял все выше, прорываясь через атмосферу истерзанной планеты, без усилий преодолевая гравитацию и выходя в безвоздушный вакуум снаружи.

Он увидел осажденный звездный форт Кронос и сияние душ всех находившихся на его борту. На его глазах множество огоньков душ погибших моргнуло и потухло.

Ливентий перенес свое внимание на флот Хаоса. Неделями и месяцами он зондировал их оборону, пытаясь найти, что же запечатывало червоточины Боросских Врат. В конечном итоге он сконцентрировался на одном из кораблей, громоздком линкоре класса «Инфернус» под названием «Круциус Маледиктус». Подслушав собрание вражеских Апостолов, теперь Ливентий знал название, чему бы оно ни принадлежало: Регулятор.

Усилием мысли Ливентий сократил дистанцию с громадным боевым кораблем. И немедленно натолкнулся на стену психической энергии, почти несокрушимый барьер, мешавший его присутствию. Однако, при помощи тринадцати разумов, соединенных с его собственным, он начал пробиваться через защиту, концентрируя всю волю, чтобы просочиться между хитросплетениями слоев.

В его сознание ворвалась острая боль, и он услышал психический вопль, сопровождавший смерть одного из связанных с ним астропатов. Защитив себя и разумы остальных от потрясения умирающего, Ливентий усилил нажим. Это было похоже на плавание в тягучей кислоте, и по его духовному облику пошли волны муки.

Он проделал менее половины пути сквозь мощный барьер психической силы, когда ощутил, что рядом обретает форму злобная сущность. Это был псайкер, создавший стену, и Ливентий потратил часть своей чудесной силы, чтобы укрыться от духовного зрения того. При всей своей мощи, рядом с этим существом он был будто дитя.

Ты не можешь прятаться вечно, — прогрохотало создание. — Я тебя найду.

Ливентий продолжал просачиваться через силовую стену, но ощутил, что сопротивление удвоилось. Он начал слабеть, барьер отталкивал его. На него накатили психические волны боли, и библиарий беззвучно закричал.

Не выдержав напряжения, умер еще один астропат, еще больше ослабив Ливентия. Понимая, что ему никогда не преодолеть становившийся все прочнее барьер, скрывая при этом свое присутствие, он полностью снял защиту, целиком сконцентрировавшись на том, чтобы пробить преграду.

Вот ты где, ничтожество, — громыхнул голос. Ливентий закричал от боли, когда его душу охватило обжигающее пламя. Два связанных с ним разума мгновенно поджарились, из их глазниц хлынула кровь.

И все же, собрав все силы, Ливентий снова продвигался и, наконец, финальным рывком преодолел окружавший «Круциус Маледиктус» психический барьер.

Внезапно обретя свободу, он понесся по коридорам боевого корабля, касаясь каждого попадавшегося навстречу сознания в поисках ответов. Словно угрожающая захлестнуть и утопить волна, за ним по пятам следовал дух еретика, ревевший от ярости.

Как понял Ливентий из омерзительных разумов, которых касался, на борту корабля было нечто неестественное. Оказавшись ближе к источнику, он ощутил его и испытал одновременно притяжение и отвращение. Это было проклятие для разума псайкера, но при этом его неодолимо влекло туда, словно морской мусор к водовороту. Не сопротивляясь притяжению, Ливентий подчинился ему и понесся к его источнику со скоростью, намного превосходившей способности психической материи. Он ворвался в зал с высоким потолком, расположенный в центре раздутого брюха «Круциус Маледиктус», и резко остановился, отчаянно тормозя на полном ходу, пока его не пожрали.