Роман Глушков - Штурм Страница 46

Бросаться оказывать больным помощь никто, разумеется, и не подумал. Все они могли быть заразными, а чем опасен внезапный и массовый «падеж» людей, наверняка знали даже дикари.

А о чем ни калеки, ни остальные не имели представления, так это о том, для чего с ними была сыграна эта злая шутка. Если она была местью хозяев за убитого стража, то они просчитались: всем его убийцам удалось избежать наказания. Вот только можно ли было это считать везением? Больше походило на то, что их нарочно обнесли чашей с ядом, чтобы предать затем отдельной, гораздо более отвратительной смерти…

Глава 20

– Просто офонареть можно! – подытожил Сквозняк очередную шутку фортуны, от которой они с Кальтером, однако, сумели отвертеться. – Воистину не понос, так золотуха!

– Гляди, накаркаешь, – предупредил его Кальтер. – А то нам и впрямь для полного счастья не хватает, чтобы у всех этих горемык разом дизентерия случилась.

– Упс! Прошу пардона! – живо вообразив нарисованную напарником жуткую картину, Серега шлепнул себя по губам. – Ну ладно, тогда ты мне скажи как специалист по ядам и прочей вредоносной химии: что за дрянь растворена в местной воде? Не похоже, что эти парни корчатся в жутких муках. Наоборот, как по мне, они сейчас не мучатся, а ловят первостатейный кайф. Ты только глянь на их беззаботные, счастливые рожи! Так, что ли, по-твоему, выглядят настоящие горемыки?

– Хм… И правда, больше смахивает на наркотическое опьянение, чем на отравление, – был вынужден согласиться с напарником Куприянов. – И, судя по тому, что все они без умолку болтают, а не вопят, им снится что-то приятное, а не кошмары.

– Так, может, это и есть тот самый единственный выход отсюда? – предположил Сквозняк. – К примеру, ты засыпаешь и переносишься сознанием куда-то за пределы этого храма. А тело… оно так в нем и останется. Мы же все тут воскресшие мертвецы. И, значит, нам ничего не стоит снова умереть, чтобы воскреснуть потом в каком-нибудь другом месте.

– Все, кроме меня, – напомнил Кальтер. – Я – не мертвец, и мне с моим телом расставаться совсем не хочется. А особенно – в добровольном порядке.

– Тогда, боюсь, у тебя очень серьезные проблемы, старик, – покачал головой Серега. – Я предполагал, что рано или поздно «серые» устроят нам испытание веры, ведь нельзя же бесконечно испытывать одни лишь наши силу и дух. А веру можно испытать только одним способом: шагнуть по собственной воле в полную неизвестность. С одной лишь надеждой на то, что эта самая неизвестность тебя не прикончит. Или прикончит, но потом опять воскресит, как в моем случае.

– Не убедил, – помотал головой Кальтер. – Во-первых, сознание из этих спящих не улетучилось, а иначе они не бредили бы и не дрыгались, а лежали смирно, как трупы. А во-вторых, ты забыл про статуи и теорию, которую мы разрабатывали до того, как все эти люди попадали и уснули. Вот на ней я и сосредоточился бы вместо того, чтобы глотать подозрительную воду и погружаться в нарколепсию.

– Не помню, чтобы мы додумались в той теории до чего-то полезного, – проворчал Сквозняк. – Но раз ты настаиваешь… Итак, что нам известно? Рука одной из статуй указывает на доску перед статуей главного божества, а в воде фонтана растворено снотворное. Любопытные факты, не спорю. Только где между ними связь?

– Связь прямая. Вода в фонтане предназначалась не для питья, вот почему у всех хлебнувших ее уехала крыша. Возможно даже, что уехала навсегда. Иными словами, они нарушили технику безопасности, за что и поплатились. А на самом деле эта вода нужна исключительно для ритуальных целей. Так же как чистая доска перед статуей Мастера Игры. Лишь две вещи вызывают здесь настоящее любопытство: фонтан и эта доска. Статуи в храме выглядят уместно и могут стоять просто для антуража. Но у источника и идеально ровного каменного экрана должно непременно быть какое-то практическое предназначение. И раз других любопытных штуковин здесь больше нет, я склонен предположить, что они нужны для взаимодействия друг с другом.

– Ага, значит, ты предлагаешь пойти и окропить доску святой водой?

– Вроде того. Только не окропить – какой в этом был бы смысл? Такую работу тоже надо проводить с умом. И я почти уверен, что Мастер Игры дает нам подсказку, что именно мы должны делать.

– И что толку с той подсказки? У Мастера в руке пакаль, а мы все свои пакали обменяли на входной билет в этот парк аттракционов, – заметил Сквозняк. – Разве только мы обыщем уснувших. Наверняка кто-то из них пронес с собой в Мегалит артефакт, а то и не один. Ты же помнишь, как много сюда прорывается халявщиков, которые только и ждут, когда кто-то откроет для них крепостные ворота.

– Даже если в чьем-нибудь кармане и впрямь найдется пакаль, я поостерегся бы его доставать, – возразил Кальтер. – Дело, конечно, не в нем, а во все той же воде, которой напились эти люди. Ты уверен, что их болезнь не заразна? Предпочтешь рискнуть и проверить это на личном опыте, суя руки без резиновых перчаток за пазухи прокаженным?

– Уверен процентов на семьдесят, – ответил Серега. – Но ты все равно прав. Оставшихся тридцати процентов явно многовато, чтобы при таком дерьмовом соотношении шансов играть в русскую рулетку.

– Об этом и речь… Впрочем, когда я упомянул про подсказку, то имел в виду не то, что ты подумал. Каменный Мастер Игры показывает нам каменный пакаль совсем с другой целью. Он как бы намекает, что именно должно быть нарисовано на доске водой из ритуального источника, чтобы эта процедура возымела должный эффект.

– Да брось, старик! – Сквозняк скептически усмехнулся. – Что ты городишь! Какой вообще может быть эффект от нарисованного пакаля?

– Полагаю, рисовать его целиком вовсе не обязательно, – пояснил Куприянов. – Будет достаточно и одного пакального рисунка. Возможно, даже не точной, а приблизительной его копии. И когда ты воспроизведешь его на доске, тогда и произойдет нечто важное.

– Что, например?

– Да что угодно. Давай проверим и сами узнаем. Или, наоборот, убедимся, что моя теория – полная туфта, – и пойдем проверять твою. В смысле, напьемся волшебной воды, словим кайф и присоединимся к бредящей компании… Ты не против?

Серега лишь пожал плечами. С чего бы вдруг ему возражать напарнику, идея которого выглядела куда менее рискованнее, чем его. По крайней мере, так казалось.

Остальные незараженные гости и подавно не имели ничего против. Но лишь потому, что не понимали, о чем разговаривают калеки. Да если бы и понимали, что с того, ведь сами они в настоящий момент переживали кризис конструктивных идей… Если, конечно, они вообще были способны решать столь нетривиальные задачи.