Юрий Шубин - Статус неизвестен (СИ) Страница 48

— С-сэ-стар-р-рый с-стал, в-вэ-сех л-л-люблю.

Они напылили на его ладони из обеззараживающего баллончика дышащий слой искуственной кожи. Это их примерило и окончательно расслабило.

Чтобы не отупеть окончательно Парс решил обследовать ничем не примечательную ветку заброшенного тупика, где они решили остановиться на ночлег. Шеренга бетонных фонарных столбов почетным караулом провожала его вдоль насыпи за которой находился кирпичный пакгауз. Козырек разоренного склада, заплатанный ржавым железом, отсекал шафрановый свет заката. Парализованная ржавчиной дверь едва приоткрылась. Парс заглянул внутрь. Сквозь выбитое окно падал луч света, освещая черные, пропитанные в креозоте бревна и спекшиеся рулоны рубероида. Ржавелые усища рельс упирались в тупиковую насыпь. Сквозь платформу неподвижной дрезины проросла трава, окутанная мелко суетливым дребезгом фракеновских цикад. Все ржавело и разрушалось. Сожженная перекисью времени и забытья обветшалая табличка «Не стой на путях.» в тупике смотрелась как-то особенно бесполезно. Дальше шел бурьянный пустырь и начиналась кромка леса. В другой стороне, возле куста прищепленного линейкой перрона, лежал Рон и так же рядом облегченно, стараясь его не задеть, плюхнулся Иллари.

Букашка белошвейка заканчивала штопку обнаженных тканей.

Иллари барахтался в море противоречивых побуждений и буквально валился с ног от попыток сделать вид что ничего не произошло. Не сильно подлизываясь, но и не без этого, он завел шутейный разговор:

— Ты за МБ поглядывай. А то он, грешным делом, вскроет твой шрам от аппендицита.

Рон морщился но молчал, стараясь меньше шевелиться, чтобы не мешать жуку механоиду бинтовать рану, точно паучку спящую муху.

— Это еще ничего, — с поддевкой и досадой что ему не ответили, продолжал хохмить Иллари:- Говорят, на случай радикальной смены планируемой легенды агента, в жуке встроена программа по перемене пола пациента. Сейчас дрогнет, ошибется и вколет тебе предельную дозу анестезии. И когда ты очухаешься, — Иллари продемонстрировал конкретный отсекающий жест, — кружевное белье будет плотно и притягательно гладко облегать твой венерин бугорок. — Он засмеялся, приглашая Рона порадоваться шутке.

Рон через плече посмотрел на Иллари и вежливо единожды улыбнулся ему, отравляя своим торжествующим присутствием не собираемое в оценку событие. Он сполоснул из фляжки дрыгающегося механоида и положил в круглую коробочку, между двумя кружочками пуховок, похожих на те, что из пудрениц. Плотно закрыл крышку и потряхивая коробкой перед своим ухом изрек:

— Никогда не сомневайся в порядочности человека к которому ты привык безбоязненно поворачиваться спиной. Обижая судьбу-можно оскандалиться самому, — Рон неожиданно легко поднялся, как порхнувшая с цветка бабочка, ощущая как его оцарапал сухарик взгляда Иллари и стал натягивать куртку.

Ветер ерошил траву и стояла звонкая тишь, как последнее эхо вагонных сцепок.

Вероятно Рон обладал силой убеждения и не оправдывал слабости, потому что сам был, по своему, слаб.

Низкое солнце простреливало рельсы, кое где сохранившие горячий мельхиоровый блеск.

Иллари повернул носилки с телом Крейга к себе лицом, просто чтобы убить нехорошую, недобрую паузу. Крейг лежал тихий просвечивая сквозь термо пляризованную ткань. Натянутый мертвой сосредоточенностью. Пугающая белизна, не живая, выпирающая окостенелось скул, носа, подбородка. Невосприимчивый к любви или страсти, ненависти или страху, благонадежности или смирению. Обладатель тайны подвергает себя серьезной опасности. Убив себя он обезопасил этим и тайну, умершую вместе с ним. Он не опасался и не волновался по этому поводу, потому что не чувствовал и ничего не мог подсказать своим товарищам. Он был возмутительно спокоен.

Зловеще прост.

В коктейле взгляда Иллари бродил градус затравленности, замешанный на возмущенном бессилии от потери компетентности.

— Кто у нас командир, Рон?

— Ты, — будто не чувствуя в вопросе подвоха, ответил Рон.

— Нет он, — Иллари указал на тело Крейга. — Ибо только он исполнил свой долг и знал больше чем успел нам сказать. — Его странная манера разговаривать могла завершиться чем угодно.

Рон подобрался.

Иллари наклонил голову на бок и прищурившись, играя лукавого простачка, произнес:

— Или командир ты. Потому как говоришь меньше чем наешь, прибавляя нам забот. И если бы я не чувствовал за тобой этот грешок, то вырубил и разоружил бы без размышлений. Потому что командир, все таки, я! — на повышенном тоне закончил Иллари.

В лесу жалобно и тягуче прокричал ночной хищник.

— Послушай, командир, — Рон умышленно уклонился от разговора с пристрастием, кривясь и проверяя через одежду рукой свежезаштопанную рану. — Был за мной, помнится, один грех. Крутил я любовь с улыбчивой блондинкой, которая могла доводить до белого коленья, если бы не придерживала свой характер. А ее папаша, тут винить его не за что, вознамерился внести в наш с ней альянс определенность, к которому устремлена всякая женщина, именуемый браком. Только способ к которому он прибегнул оказался чересчур жлобским. Поскольку был он начальником штаба в той воинской части, в которой имел честь служить и я, то он без труда ловил меня на самовольных отлучках за ее пределы. Ему ли было не знать куда следовало послать патруль, чтобы сцапать меня возле дома его же дочери. Регулярность с какой я попадался на гауптвахту, видимо, по его представлению, должна была сподвигнуть меня на скорейшее предложение руки и сердца его заждавшейся дочурке. Ведь женатый офицер имел право жить с семьей вне казармы в офицерском городке за пределами части. Но ее папаша никак не мог понять, что если меня и интересовала связь с его прелестной дочерью, то только не родственная. Когда начальник штаба понял мою позицию, он холодно, со стальной крошкой во взгляде вымолвил: «Любишь, щеня, кататься, полюбишь и самочку возить.» И отправил меня для перевоспитания на полигон, где я с такими же проштрафившимися, согнанными из разных частей, участвовал в экзаменовке оперативных провидцев. Вывезли нас в чистое поле. Строить не стали. Ну экзамен и экзамен. А вокруг тихо так и лишь колючки перекати-поле ветер мчит по изрытой воронками земле. Стоим ждем, смотрим куда нелегкая занесла. Кто-то нервно перекуривает. Тут привозят паренька без знаков различия. Из машины высадили, дверь захлопнули и дунула вся техника с такой скоростью, что нам совсем плохо сделалось. Паренек «петушка» под ремнем поправил и давай нами командовать: «Ты сюда, ты туда встань. Вы трое вообще подальше отойдите.» А народ то всякий собрался. Начали его посылать. Он к самому здоровенному подходит и спокойно так, без нервов, говорит ему: «Через сорок секунд начнется артиллерийский обстрел, кто хочет жить, перестает вякать и начинает слушать каждое мое слово и выполнять мои приказы абсолютно точно.» Все с опасным замиранием невольно засекли время по своим часам. И что бы вы думали, ровнехонько без четверти слышим протяжный в воздухе свист. Да как даст взрыв один, второй, третий, четвертый, десятый. Бежать некуда. Рвется вокруг. На землю попадали и лежим. Вроде стихло. А он отряхивается и разъясняет: «Не будем двигаться к нам пристреляются и накроют. — И начинает по шагам считать: Ты девятнадцать шагов прямо, вы пятеро до той воронки справа, ты восемь шагов, ты шесть.»- И дальше меняет направление, кого ближе ставит, а кого поодаль. Словно в шахматы нами играет, решая многофигурную задачу с мастерством гроссмейстера. Тут новый залп. Мы опять попадали, но с ним уже никто не спорил. Кое где только ползком, где-то бегом. Дважды назад возвращались чтобы снова вперед пойти. Вся форма в просечках от осколков. Кому поясной ремень перебило, а на теле ни единой царапины. Так мы с оперативным провидцем на другой конец под арт обстрелом и перебрались. А под ногами еще в добавок и минное поле оказалось. Ну это мы уже только потом узнали. Так он за всех нас, с ним идущих, умудрялся учитывать разнос осколков от разорвавшихся снарядов и их поражающую способность. Плюс детонация мин со всеми вылетающими последствиями. Вот так! Поймет-кто не дурак. — Рон взметнул светлые брови, одолжил в памяти нечто, о чем забыл упомянуть:- Так сдают экзамены оперативные провидцы на профессиональную пригодность. По этой причине я оперативными провидцами не разбрасываюсь. Даже мертвыми. — Подчеркнул Рон. — До последней точки доберусь, которая Крейгом указана, а там посмотрим, — убежденно подытожил свой рассказ Рон.

Стволы деревьев по краю отливали медной корочкой света. Духовой оркестр зелено головых музыкантов ждал своей партии. Рон всей кожей ощущал поднятый ими ветер раздутой, емкой тишины.

Рон сунул руку во внутренний карман, опережая квинтэссенцию надвигающегося мрака. Он что-то достал и вновь стал подтянуто прямой и подчеркнуто бесстрастный: