Вадим Львов - Сталь и пепел. На острие меча Страница 48

Громов задумчиво кивнул. Прав Слепнев, ничего не скажешь. Но где-то есть заковырка. Может, опять ЭМИ применят? Тогда прорвемся без проблем. Нет, вероятно, придумали что-то другое.

Он снова посмотрел на экран тактического ноутбука, потом на листы с кроваво-красной полосой уровня секретности. В голове щелкнуло.

— Слушай, Слепнев, а что ты про морскую пехоту знаешь?

— Про американскую? — Слепнев отвел уставшие глаза от расчетов.

— Нет, про нашу.

— Мало их. Вот что знаю. При чем здесь морская пехота?

— Просто вспомнилось, как они в первую чеченскую Грозный штурмовали.

Морскую пехоту КСФ, «белых медведей», Громов вспомнил не зря. С начала войны морпехи готовились к десанту на север Норвегии для захвата авиабазы «Бедо». Сейчас же, обливаясь потом и матерясь, «черные береты» втискивались в армейские «Ми-8МВТ6» и «Ми-26Т2»[43], оснащенные для ночных полетов. Рядом, так же пыхтя и матерясь, грузились бойцы из пятьдесят шестой армейской десантно-штурмовой бригады. Последний не задействованный в боях резерв было решено использовать сейчас.

Собранная в кулак на несколько часов авиация, переброшенная с Дальнего Востока, должна была расчистить небо над зоной десантирования, после чего, невзирая на потери от возможного огня с земли, двум бригадам надлежало высадиться в ста двадцати километрах от передовой и намертво запечатать для маневра противника коммуникации в районе Котбус — Люббен — Любенау. Любой ценой, именно так — любой ценой — требовалось продержаться часов двадцать пять — тридцать. Дать бронированному кулаку проломить оборону союзников и потом растечься раскаленной лавой по юго-востоку Германии, парализуя всякое сопротивление.

Тактическому десанту требовалось, как говорил старина Веллингтон, «стоять и умирать», пока штрафные батальоны будут ломиться на берлинском направлении, имитируя курс главного удара. Верховное командование НАТО, приученное к тому, что русские весьма бережно стали относиться к своим солдатам, никак не могло сообразить, как можно послать вертолетный десант прямо в центр вражеского расположения, бросив в самое пекло.

Однако уже после высадки командиры бригад довели до подчиненных боевую задачу более подробно, на простом языке: «Держать этих пидоров полтора суток, потом пробиваться на запад мелкими группами».

— Почему на запад? — спросил комбрига начштаба 874-й ОДШБ морской пехоты[44].

— Потому что танкисты к тому времени уже должны пробиться далеко на запад…

— А если не пробьются?

— Тогда у тебя на малой родине будет свой персональный бюст или мемориальная доска на школе, — отрезал комбриг Нечаев, поправляя берет. Ему никто не возразил.

Бросать своих на Руси не принято. Убеждение в этом — тот фундамент, на котором по кирпичику возводилась стена боеспособности новой армии. Каждый боец знал, что его не бросят, не оставят умирать от голода и жажды, протянут руку помощи, если он попадет в плен.

Года четыре назад, когда отряд ваххабитов прорвал «периметр» и захватил трех пограничников, русские ответили крупномасштабной акцией возмездия, в которой участвовали три тысячи солдат и две тысячи «лояльных горцев». Это было еще до Украинской кампании. После нее, когда по боевикам и наемникам уже применили VX, — воинственные абреки — те, кто чудом остались живы, — осознали, что «русня теперь не та» и лучше держаться от неверных подальше.

Именно это крутил в голове Громов, глядя на экран, где значки его подразделений неумолимо продвигались на запад. «Пацанов не бросят», — наконец уверил он себя и, похлопав водителя по плечу, перебрался в кабину, глядя на хвост идущей впереди колонны. За экраном остался старший лейтенант из хозяйства Слепнева.

Впереди идущий пятнистый «Барс» из третьего танкового батальона Давиденко нес на задней части башни надпись Burzum и грубо намалеванный череп. Генерал усмехнулся. Вот пацаны, ей-богу.

Преодолев казавшиеся бесконечными минные поля и сбив ошарашенный натиском польский заслон, ранним утром бесконечные колонны завывающих «восьмидесятых» вышли на оперативный простор. Впереди было тихо, но небо на севере буквально пылало огнем.

— Десант дерется… Не задерживаться, мать вашу. Темп, держать темп… На серьезное сопротивление напоролись уже после полудня, проскочив почти сотню километров по отличным автобанам и даже успев сделать часовой перерыв. Мощные «ГТД-1400» гудели ровно, радостно пожирая американский авиационный керосин, захваченный в Вроцлаве.

— Кобальт, Кобальт… Колонны бронетехники, северо-запад, у Руланда, сорок пять километров… Внимание, Кобальт, РСЗО, РСЗО… мать вашу, разворачивают…

— Свяжись с артиллерией, квадрат 9-21, — бросил Громов оператору, каждую секунду ожидая, что огненные стрелы с неба сметут несущиеся по автобану колонны «Барсов» и «Трешек» с гренадерами.

Тылы союзников кишели нашими разведывательно-диверсионными группами, проникшими туда заранее. Спутники, разведывательная авиация, БПЛА давали все меньше информации. Одни — из-за постоянных кибератак и авиационных ударов ВВС НАТО по узлам космической связи, другие — из-за постоянных потерь. Приходилось получать информацию по старинке — рацию на спину и ножками, сука, ножками в тыл противника. Шансы выжить — примерно процентов двадцать, что для спецназа неплохо. Американцы такое считали абсолютным безумием.

Громову доложили, что одна из таких РДГ капитана Карпенко, из третьей гвардейской бригады спецназа, наведя бригадную артиллерию на позиции американских MLRS, вскоре сцепится с польским спецназом и погибнет в полном составе. Понимая, что вертолет под обстрелом не сядет, раненный в живот Карпенко, прикрывая отход основной группы, выдернул зубами чеку гранаты, когда до спасения оставалась пара шагов.

Первая HBCT Riders, получив приказ о прорыве русских танков в тыл, почти два часа пыталась вырваться из боя с русскими десантниками, внезапно наводнившими окрестности Люббена. Вместо стремительного броска к Дрездену получилось ползание по автобану под ураганным огнем русских ПТРК. В итоге генерал Осгуд был вынужден разбить дивизию на три изолированные группировки, дабы хоть как-то реагировать на противоречивые приказы, получаемые из штаба третьего армейского корпуса.

Две HBTC пошли по «дальнему маршруту», одна, спотыкаясь, прорывалась коротким путем, четвертая легкая боевая группа «Кобры» дралась с русским десантом.

По левому борту пылал огромным костром нефтеперегонный завод, и пожарные в серебристых касках с ужасом и непониманием смотрели на несущиеся по шоссе русские «Т-80». Танкисты и гренадеры, оскалившись, показывали очумевшим огнеборцам известный всему миру жест с вытянутым вверх средним пальцем.