Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Часть 2 Страница 5

— Хорошо — сказал посол, глядя в глаза гестаповцу — я все понял. Что от меня требуется?

Вот и еще один — наш.

— Пока только устроить встречу с молодым вождем. Только и всего, друг мой. Только и всего…

Конвой замедлял ход — по обе стороны уже летели виллы пригородов Могадишо. Сейчас они не стоили и десятой части того, что двадцать лет назад.

Праздновать начали еще при свете дня…

Все было примерно так, как было и тысячу лет назад. Верблюды, длинные столы, ломящиеся от еды, горящие костры, в которые кто-то, перебравший пива и ката уже успел упасть, крики, славословия в адрес именинника. В основном авторитетные боевики и главы родов были в примитивной одежде скотоводов — кочевников. Она очень примитивная — короткая юбка, кожаный ремень, что-то вроде римской туники, но намного короче — это на верхнюю часть тела, плюс шапочка, похожая на ту, какую используют евреи. То тут то там — затевались дикие танцы, кто-то кидал копье, рискуя попасть в своего соплеменника. На одной машине было звукоусилительное оборудование, кто-то врубил его на полную мощность. Играла какая-то простенькая, бессмысленная, на несколько аккордов, лишая последних остатков мозгов тех, у кого они еще оставались. Несколько боевиков затеяли импровизированную гонку на верблюдах, которую пришлось прекратить, потому что верблюд на полном ходу врезался в толпу болельщиков. Все это напоминало смесь традиционных африканских танцев, римских сатурналий и "дня дурака", который праздновался в некоторых европейских городах. Никакой нормальной охраны не было… это было так просто, что даже не верилось.

Как не верилось и в то, что здесь когда-то была одна из житниц Римской Империи, величайшей из всех, какие знало человечество. Разгромленных храмы эпохи цезарей — остались свидетельствами того, как цивилизация может пасть под ударами варварства…

Паломник лежал в одном из таких храмов, в развалинах. Перед ним — стояла винтовка Барретта с термооптическим прицелом и глушителем, та самая, из которой его пытались убить неизвестные несколько лет тому назад. Заложенная в тайник — она дождалась своего нового хозяина и теперь была готова к действию.

Паломник же — сосредоточенно высчитывал поправку. Плюсом было то, что ему не приходилось делать это на скорую руку, времени хватало. Все остальное было минусами. Долгая отсидка в лагере, за время которой он не сделал ни единого выстрела, около двух километров расстояние до цели, на пределе видимости термооптики, почти незнакомая винтовка, которая несколько лет пролежала в земле, сама по себе винтовка не слишком точная, поскольку у нее подвижный ствол, мало того еще и глушитель. Отсутствие баллистического калькулятора, баллистических таблиц именно для этого типа пули, напарника, который мог бы сделать, или хотя бы перепроверить расчеты, ветер, взятый на глазок, восходящие потоки воздуха от костров, причем на завершающем участке полета пули. Ну, в общем — вы поняли.

С помощью обычного, купленного на базаре калькулятора карандаша и обрывка бумаги — Паломник сделал расчеты. С сомнением посмотрел на получившийся результат… что-то ему подсказывало, что получилось не очень правдоподобно. Но и проверить расчеты иначе как выстрелом — он не мог.

Колонна германских машин остановилась у казарм президентской гвардии — элитных черных беретов. После коротких переговоров — перекрывший проход танк взревев дизелем сдал назад. Конвой машин проехал в обширный двор военного городка, построенного итальянцами..

— Я должен что-то узнать перед встречей? — спросил Зайдлер.

Фон Осецки пожал плечами.

— Ничего особенного, экселленц. Этот человек довольно цивилизован, он служил в итальянской армии…

— Это говорит не в его пользу… — заметил Зайдлер, вылезая из машины. Про себя он заметил, что надо менять и Фон Осецки. Молодой засранец с мохнатой лапой наверху, он решил, что его продвижение по карьерной лестнице это само собой разумеющееся, а работу делать не надо, работа сделается сама собой. Тот же доктор Ирлмайер мог говорить минут десять про каждого заметного чиновника Эфиопии, он держал под контролем ситуацию в стране и знал все и обо всех. А тут… распоясались…

Хотя… может быть в нем просто говорит ненависть простого парня из низов, вынужденного добиваться всего самой тяжелой и неблагодарной работой к аристократическому засранцу см красивой фамилией, который почему то считает, что весь мир ему должен. Решать дальнейшую судьбу Фон Осецкого будет в любом случае не он, а как любит говаривать доктор Ирлмайер "в разведывательной работе отбросов не бывает" И в контрразведывательной тоже…

Проверить документы у них не посмели, равно как и обыскать. Это был страх перед белым господином — но в любой стране, заходящейся под контролем настоящей Римской Империи солдат, посмевший не выполнить свои уставные обязанности был бы примерно наказан. В сопровождении нескольких сомалийцев из Гвардии они поднялись на второй этаж, где был рабочий кабинет генерал-полковника Абу Мохаммеда Айдида, фактически правителя страны.

Абу Мохаммед Айдид Зайдлеру понравился. Типично европеоидные черты лица — у его отца, впрочем, были такие же, подтянутая фигура — обычно африканцы, едва поднявшись, начинают жрать в три глотки. И самое главное — умные глаза. Это большая редкость у африканца — умные глаза. Обычно жизнь и племенной совет выносят наверх не самых лучших.

— Салаан! — сказал доктор Зайдлер одно из немногих слов, которые знал на сомалике. Работая в Эфиопии он часто сталкивался с сомалийскими партизанами, боевиками, и запомнил некоторое количество слов на их языке.

— Вы знаете наш язык?

— Я работал с вашим отцом.

Принц встал, протянул руку.

— Назовите свое имя… — сказал принц Абу Мохаммед Айдид, смотря на подозрительного немца. Немцы у него — почему-то вызывали оторопь.

— Мое имя Зайдлер. Можете обращаться ко мне "доктор Зайдлер" — отрекомендовался немец — ваш отец не говорил обо мне?

— Нет. Вы новый посол?

— Нет, я специальный посланник Кайзера.

Принц испытующе посмотрел на немца.

— Моего отца нет в городе. Но если вы спешите, вы вполне можете вручить верительные грамоты мне.

— У меня нет верительных грамот.

— Тогда зачем вы пришли?

Доктор Зайдлер пригладил волосы. Он начал лысеть, хотя пока это было не очень заметно.

— Помочь вам сохранить власть — если вы, конечно, желаете это сделать.

— Я не понимаю вас.

— Все просто — сказал немец — у нас есть все основания полагать, что ваш отец не вернется из своей поездки живым — и это не обсуждается. Мы не будем помогать ему сохранить свою никчемную жизнь и свою ничтожную власть. Этот человек гнусен, лжив, он привык предавать. Но мы можем помочь вам сохранить власть после смерти вашего отца.

Принц Абу позвонил в колокольчик, вызывая охрану.

— Убирайтесь.

Доктор Зайдлер встал с кресла.

— Можете не трудиться. Подумайте только о том, что вы сами отвергаете протянутую вам руку помощи. Честь имею.

Немец вышел из кабинета. Охранники вопросительно посмотрели на принца.

— Оставьте меня! — нервно сказал принц.

Охранники повиновались…

Оставшись один — принц достал из стола плоский шкалик джина Бифитер, солидно пригубил, чтобы успокоить нервы. В голову — змеей вползала мысль, что он сделал глупость.

Чтобы немного успокоиться — он откинул жалюзи, прижался лбом к холодному из-за кондиционера окну. Он и не подумал задержать или сделать что-то плохое с немцем — немцы никогда не прощали такого, а Эфиопия с ее армией — была совсем рядом.

Немцы вышли к машинам. Время принимать решение.

— Постойте! — он заколотил в стекло — подождите! Вернитесь!

Немцы повернули головы. Один из немцев улыбнулся.

Появление Генералиссимуса на сцене, где равно все было готово к действу — сопровождалось целым рядом ритуалов. Несмотря на то, что генералиссимус давно не верил ни в черта, ни в Бога, только в деньги — он прекрасно понимал, что ритуалы — повивальная бабка могущества. И потому его появление было варварски пышным… видимо, он прочел книги бура по имени Уилбур Смит, рассказывавшего об Африке и воспринял оттуда ритуал появления короля зулусов, изменив его в соответствии со степенью своей испорченности.

Ровно в десять ноль-ноль, когда гости уже довольно сыты, но пьяны в меру — двое здоровенных голых стражников с мечами — откинули полог огромного шатра — и на сцене явился сам генералиссимус. На сей раз он был не в военной форме, положенной ему по званию и не в пошитом на заказ лучшими берлинскими мастерами скромном костюме — он давно в него не влезал. Генералиссимус был в традиционной одежде своего народа — юбке с кожаным поясом на голое тело и короткой тунике. Все это смотрелось настолько омерзительно — что наблюдавший за этим из развалин древнеримского храма человек прошептал ругательство…