Уильям Сандерс - Очаги сопротивления Страница 5

Он сожалел о смерти чернокожего «хии-ма-нех» (на языке индейцев-шайенов — «гомосексуалист»), который был ему другом, но ничего поделать было нельзя, хотя на секунду мелькнула мысль вернуться кружным путем и снять второго конвойного. Но это могло обернуться гибелью для других заключенных, включая Ховика.

А он не хотел, чтобы Ховику досталось, пока нет. Он давно относился к Ховику как к тикающей мине, вот-вот готовой взорваться; взрыв тогда, чуялось, грянет небывалый.

Еще один прорыв

Грузовик Лагеря-351 был глухим фургоном без окон, за исключением малюсенького смотрового окошка из кабины, откуда охранник мог наблюдать за заключенными. Никто из четверых невольных пассажиров не знал о своем местонахождении; было лишь ясно, что от Блэктэйл Спрингс отъехали уже далеко. Ховик, однако, был четко уверен, что машина движется преимущественно на запад. Судя по тому, как часто кренится грузовик и переключается скорость, они сейчас переваливают через частые кручи, разделенные широкими плоскостями долин. Отсюда напрашивалось, что направляются они сейчас на запад, через Неваду; по крайней мере, такую картину рисовала давняя память Ховика о былых мотоциклетных гонках по равнинам и его недолгий стаж водителя грузовика. А вот сколько времени прошло или с какой скоростью они едут, определить было невозможно, и находиться они могли, получается, где угодно между Ютой и Сиерра-Каскадом.

Во всяком случае, где расположен Лагерь-351, не знал никто. В целом считалось, что где-то в Калифорнии, но чего только не доводилось выслушивать! В разное время Ховик слышал — в основном от тех, кто претендовал на исключительную правдивость сведений — что 351-й расположен в Техасе, на Аляске, на Гавайях, в Южной Африке, на острове в Тихом океане (Карибском море), даже в Антарктиде. Однажды вполне вменяемого вида парень божился, что свояк у него служил в Управлении и выдал, что 351-й находится на Луне.

Да, с одинаковым успехом, думалось Ховику, он мог быть и там, исходя из возможности оттуда выбраться. По крайней мере, оно так и представляется.

Все произошло гораздо быстрее, чем рассчитывал Ховик или кто-либо еще. Через двое суток после того, как умчался в горы Джо Джек (о нем все еще не было ни слуху, ни духу), в Блэктэйл Спрингс появился грузовик. Вообще-то, когда лагерники высыпали на утреннюю поверку, он стоял уже с работающим двигателем перед штабом. Их четверых вызвали по номерам, обыскали, надели наручники и без всяких объяснений, кроме куцего приказа сидеть и не рыпаться, препроводили в зев черного фургона.

С той поры двери не открывались. Пару раз грузовик ненадолго останавливался (охранники, очевидно, справляли различные нужды); для заключенных остановок не делалось. Их даже не кормили; в желудке у Ховика начало уже глухо урчать. В стенке ярко освещенного фургона имелась сливная труба, куда политические могли опустошать содержимое кишечника, так что открывать двери фургона до прибытия в конечный пункт никто, видимо, не собирался.

Само по себе это было нехорошим признаком, поскольку Ховик во время перевозки уже нацелился было сняться с якоря. В школе морской пехоты им в свое время показывали учебный фильм о способах побега в плену; на Ховика он произвел достойное впечатление, тем более что несколько лет спустя он применил его инструкции на практике, с отличными для себя результатами (вербовщик, размышлял Ховик иногда, все же не фуфло пропихнул: в армии действительно можно было приобрести ценный опыт). В том фильме внимание заострялось как раз на том, что шансов на успешный побег больше именно при пересылке в лагерь, чем уже потом с места заключения.

Правда, те, кто писал к тому фильму сценарий, уж никак не брали в расчет, что дело предстоит иметь с Управлением Внутренней Безопасности. Или, угрюмо прикидывал Ховик, с этими вот придурками, с которыми он сейчас, получается, в одной лодке. Сообщнички, нечего сказать.

Вот он, среди них, стукач — гад — из барака Чарли, сидит, грызет ногти (и как это он умудряется, не снимая наручников?); гадает небось, почему его дружки сменили вдруг милость на гнев.

Поделом, что бы там с ним в 351 — м ни учудили; сам, если надо, помог бы подержать им при этом гаденыша. Ховик в лагере уже несколько раз порывался уделать стукача, но у старика постоянно получалось вовремя отговорить.

Или вот дурачина из Денвера, всю неприметную свою жизнь проживший смирным гражданином, взяли которого по ошибке: небось, донес кто-нибудь, положивший глаз на его должность, квартиру или старуху. Мало кто задумывался, но такое случалось сравнительно часто. Люди либо не отдавали себе отчета в том, что происходит, либо просто отказывались в такое верить. Этот сотню раз, поди, переспросил, в чем дело и куда ведут, прежде чем голос сверху из репродуктора не рявкнул заткнуться к…й матери.

Лагерник непосредственно напротив Ховика казался по крайней мере чуть приличнее, хотя это еще мало о чем говорит. Ховику он попался на глаза впервые в день того злополучного наряда. Судя по еще не выцветшей робе, в Блэктэйл Спрингс парень прибыл недавно; дешевая серая джинсу ха под солнцем Невады выгорает быстро. Высокий, но верзилой его не назовешь. Выражение лица — странновато-отрешенное, будто мыслями он где-то не здесь. Такой же примерно вид бывает у доброй половины политических, у белых с интеллигентской внешностью в особенности. Такое впечатление, что это от шока ареста или допроса; сейчас взяли моду вызнавать сведения, накачивая наркотиками, психотропными или под гипнозом, предпочитая это просто грубой силе, — кроме, разумеется, нормального «окучивания» разок-другой сразу после ареста: для «воспитания» заключенного. И с легкой руки Управления, считавшего такую форму воздействия более гуманной, у изрядного количества народа, прошедшего эту процедуру, неуловимо сдвигалась психика.

В смысле быстрой реакции и сметки надежды на парня были, понятно, невелики. Ховик угрюмо оглядел цельнолитой кузов фургона и подумал, что уж лучше было бы досиживать в Сан-Квентине. Теперь бы уже выпустили, даром что амнистии отменили. А может, надо было пойти навстречу пожеланиям бабушки и вступить в чешскую православную общину. Преступная дорожка, в конце концов, не лучший образ жизни.

В кабине фургона сидели двое, оба с сержантскими нашивками. Рослый здоровяк по фамилии Гриффин формально значился старшим, а его напарник Чо — сменным шофером; на деле же оба тащили службу уже столько, что различие между тем, кто есть кто, давно стерлось. Обоим было сорок с небольшим, и в Управление пришли одновременно по армейской линии: Гриффин из военной полиции, Чо из ВВС. Свободное от службы время нередко коротали вместе, ездили в основном поохотиться или порыбачить. Гриффин, правда, на людях открыто не признавал, что водит дружбу с корейцем; про Чо он говорил лишь, что тот, мол, «нормальный чурбан». Среди рядового и сержантского состава Управления сколько угодно встречалось корейцев и вьетнамцев, а с некоторых пор среди них стали появляться даже младшие офицеры; азиатские меньшинства в США всегда активно поддерживали Администрацию. Гриффин сказал бы, что американцы вроде Чо куда лучше, чем такие вот белые, что болтаются сейчас сзади в фургоне.

Сейчас машину вел Гриффин, а Чо рядом поклевывал носом. Бдить, как велит Устав, свободному от смены на самом деле необязательно. Все равно им там сзади никуда не деться, к тому же Гриффину не хуже напарника видно в зеркальце все, что делается внутри фургона.

Охране, по сути, и оружия столько иметь при себе необязательно. За все годы работы на этом маршруте не набиралось и десятка случаев, чтобы заключенных по той или иной причине приходилось выпускать наружу — разве что в плохую погоду, раскидывать снег. Сегодня же погода стояла отменная, и портиться она, похоже, не собиралась.

Однако устав есть устав, поэтому оба охранника имели при себе оружие. У Чо — короткоствольный револьвер 38-го калибра, у Гриффина — 45-го, автоматический; только не грубоватого вида армейский «джи ай», а симпатичная стрелковая модель; Гриффин успел втереться в сборную Управления по стрельбе из пистолета, вознамерившись участвовать в первенстве штата. Оружие у обоих находилось в полицейской кобуре; куда лучше, чем неуклюжая и неудобная ноша на портупее — ведь иной раз приходится часами сидеть, скрючившись в кабине. Между сиденьями было еще привинчено крепление, в котором — заряженная М-16, а также величайшее сокровище Гриффина, длиннющая «Уэзерби Магнум», тридцатка с оптическим прицелом, переходившая в их семье от отца к сыну вот уже третье поколение. На такое число заключенных оружия было, пожалуй, даже многовато. Зато если кто-то умудрится выбраться из-под обстрела этой вот пукалки-скорострелки (М-16 Гриффин искренне презирал; по его мнению, настоящей винтовки в армии со времен «Спрингфилд» образца 1903 года не было вообще), здоровенная «Уэзерби» накроет и прибьет так же верно, как то, что наступит Судный День. Дед Гриффина, шериф из Монтаны, с одинаковым успехом ходил с ней на человека и на медведя. «Длинная рука Закона», так он ее называл.