Геннадий Прашкевич - Разворованное чудо Страница 5

– Нет, бвана.

Я поморщился.

Кричать так громко не стоило. Капрал стоял прямо перед негром, и никто к их голосам, в общем-то, не прислушивался. Черный вполне мог отвечать не так громко.

Буассар заметил мою гримасу.

– Усташ, – негромко позвал он. – Иди сюда. Есть дело.

В палатке он сразу вытянул из угла вещевой мешок Шлесса:

– Рубашки мои. Не спорь. У меня тот же размер, что у немца.

Я не спорил.

Я взял нож.

Превосходный штурмовой нож крупповской стали.

Денег в мешке нашлось немного. Что-то около трехсот конголезских франков. Мы поделили их поровну.

Из клапана, заботливо обшитого целлофаном, Буассар извлек аккуратно обернутую в пластик бумагу.

– Придурок, – заметил он, имея в виду мертвого немца. – Он таскал с собой договор.

Включив фонарь, он наклонился над бумагой.

– Точно, договор. «Между правительством Демократической Республики Конго, представленным премьер-министром Моизом Чомбе, с одной стороны, и господином Герхардом Ф.Шлессом, с другой стороны, в последующем именуемым как Лицо, связанное Договором, заключается следующее соглашение…»

Француз ухмыльнулся.

Кажется, ему нравился звук его собственного голоса:

– «Статья первая. Лицо, связанное Договором, обязуется нести службу в качестве волонтера. Функции, выполняемые Лицом, связанным Договором, не обязательно должны соответствовать обусловленной выше должности…»

– Это точно, – подтвердил я. – Джек Макферти… Помнишь такого?.. Он охранял в Каланге черных чиновников, а потом ему приказали их же зарезать… Работа Макферти оплачивалась таким же договором.

– «Статья вторая. Настоящий Договор заключается сроком на шесть месяцев и может быть продлен автоматически, если не последует предуведомления о его расторжении, которое должно быть представлено Лицом, связанным Договором, за тридцать дней до истечения настоящего Договора…»

– Бертон, а еще тот француз… Ну, помнишь, который жрал тушенку как крокодил?.. Жадюга и сволочь… Они, кажется, предуведомили о расторжении Договора как раз ровно за месяц, а пристрелили их за неделю до интересующего их дня…

Буассар хмыкнул:

– «Статья третья. Ежемесячный оклад Лица, связанного Договором, выражается в приводимых ниже суммах (в конголезских франках): волонтер – 41 148.57, унтер-офицер – 49928.50, фельдфебель – 66438.25, младший лейтенант – 99 662.60, лейтенант – 105 642.25, капитан – 126 236.04, майор – 148 321.25, подполковник – 177 321.04. Выплата оклада производится ежемесячно и вперед. Ежегодное повышение – три с половиной процента».

– До повышения доживают не все…

Буассар меня не услышал.

– «К основному окладу добавляются надбавки для семейных (в конголезских франках): жена – 9 975.63, жена и один ребенок – 15 964.76, жена и двое детей – 22 343.26, жена и трое детей – 29 518.86, жена и четверо детей – 37 899.89, с прибавлением сверх этого по 8 381.03 конголезских франка за каждого ребенка».

Буассар заржал:

– Если бы я получал надбавку за всех своих детей!

И продолжил:

– «Если Лицо, связанное Договором, не помещено в гостиницу или в правительственный дом для приезжающих, то оно имеет право на квартирные, соответственно своей должности, а также суточные – 938 конголезских франков в день, а так же на ресторанную надбавку – 526 конголезских франков. Если Лицо, связанное Договором, находится в опасной зоне, оно имеет право на ежедневную надбавку за риск в количестве 2 345 конголезских франков…»

– Франки не бронежилет…

Буассар меня опять не услышал:

– «Статья пятая. В случае смерти Лица, связанного Договором, правомочным родственникам жертвы выплачивается 1 000 000 конголезских франков. Эта сумма налогами не облагается и никаким удержаниям не подлежит. В случае ранений, имеющих последствием полную потерю зрения, ампутацию или полную потерю функций обеих рук, обеих ног, или же одной руки, или одной ноги, полную инвалидность, или неизлечимое психическое заболевание, делающее невозможной любую работу, Лицу, связанному Договором, выплачивается 1 000 000 конголезских франков. Эта сумма налогом не облагается и никаким удержаниям не подлежит. Для постоянной частичной инвалидности устанавливается следующее возмещение: в случае полной потери, то есть ампутации, правой руки – 75 %, левой руки – 60 %, правого предплечья – 65 %, левого предплечья – 55 %, правой кисти – 60 %, левой кисти – 50 %, бедра – 60 %, ноги – 50 %, ступни – 40 %, большого пальца правой руки – 20 %…»

Буассар зевнул:

– «Для левши, при условии, что заявление было сделано им до ранения, оценки, установленные для правой руки, автоматически переносятся на левую. За все ранения, следствием которых явилась постоянная или временная инвалидность всех других органов, кроме перечисленных, подлежит возмещение, определяющееся аналогично установленным выше условиям. От имени Демократической Республики Конго – премьер-министр Моиз Чомбе. Лицо, связанное Договором – господин Герхард Ф.Шлесс, волонтер. Семейное положение – холост. Текущий счет в заграничном банке – Солсбери. Нормально пользуется правой рукой».

– Давай договор, – сказал я. – Передам его капралу.

Легионер, подумал я без усмешки, он вроде говяжьей туши, разделанной опытным мясником. И этот мясник всему знает цену. Бирки с ценой нацеплены на каждый орган.

Ладно.

Мы сами приняли условия игры.

Отдав капралу бумаги Шлесса, я подошел к костру.

Негра давно убрали.

Как ни странно, находясь в палатке, я не слышал выстрелов, но выстрелы должны были прозвучать, ибо голландец с самым что ни на есть деловым видом кипятил в котле что-то черное, крутящееся в крутом кипятке. Я не успел спросить, ван Деерт сам подмигнул мне:

– Череп с пулевым отверстием. Американцы с бананов Сикорского платят за такие штуки долларами.

– Так вот зачем тебе малокалиберка.

– А ты думал!

Я отошел.

Вопила в зарослях какая-то птица, ночь затопила землю.

Бан Деерт, как и я, несомненно, хотел умереть в собственной постели.

Голландца не устраивала земля Катанги, его не устраивали ружья времен Ливингстона и Стэнли, не устраивали отравленные стрелы. Чтобы не получить отравленную стрелу в грудь и не лечь в сухую землю Катанги, ему нужны были доллары.

Как и мне.

И ван Деерт был прав.

Пока Моиз Чомбе, черный премьер-министр, научившийся носить европейский пиджак, будет платить нам, мы будем выжимать из него все, ибо Иностранный легион наше последнее прибежище.

Глава третья

Отравитель Бабинга

Я проснулся невыспавшийся, разбитый.

Заставив меня высунуть язык, Буассар покачал головой:

– Я сталкивался с таким в Индокитае. Сперва бессонница, головная боль. Потом начинает желтеть язык. А потом тебя трясет пару дней, на этом все и кончается. На, проглоти эту пилюлю.

Меня морозило.

Ломило каждый сустав.

Я никак не мог что-то вспомнить.

Утомительное и безнадежное дело вспоминать то, что не можешь вспомнить, но я все время пытался вспомнить, совершенно изматывая себя.

– А ты? – спросил я француза. – Ты как?

Он ощерился, правда несколько растерянно:

– Нормально, Усташ. Я ничего такого не чувствую. Проглоти еще вот эти пилюли, – он высыпал на ладонь несколько разноцветных таблеток. – По крайней мере хуже тебе не будет.

– Чем занимался твой отец, Буассар?

Он презрительно пожал плечами:

– У меня не было отца. С такой женщиной, как моя мать, никто, похоже, не мог ужиться. Я не осуждаю ее, – он неожиданно подмигнул мне. – У каждого есть свои… Как бы это сказать…

Он не нашел нужного слова и махнул рукой.

Но я его понял.

Мне вот только никак не удавалось вспомнить… Что-то очень важное… Я отчетливо чувствовал: важное… Что-то, связанное со всеми нами… Что-то такое, чему мы все были или могли быть свидетелями…

Прикидывая и так, и этак, я припомнил даже газету, в которой когда-то в длинном списке имен появилось мое. Это был список военных преступников, приговоренных к смертной казни через повешение. Я, хорват Радован Милич, бывший активный член партии усташей, не был прощен на родине, там охотно заполучили бы меня обратно.

Чтобы тут же повесить.

Ладно, подумал я.

Не знаю, что это такое, – страна Югославия, просто не думаю, что в таком огромном разнонациональном котле можно сварить что-то съедобное. Разве что яд, который убьет самих поваров.

– Судя по виду капрала, завтрак испорчен, – ухмыльнулся Буассар, выглядывая из палатки. – Когда капрал морщится и потирает пальцами виски, не стоит ждать от него ничего хорошего. Он, наверное, злится на немца Шлесса. Если говорить откровенно, немец его подвел.

Буассар снова ухмыльнулся.

– Он настоящий парень, наш капрал. – Что-то неуловимое скользнуло в голосе француза. – На озере Альберт он остановил нас только потому, что в его кармане размок чек на триста конголезских франков. Мы не сильно возражали, позиции у симбу были там хорошо пристреляны, все равно кое-кто считает, что Лесли Торнтона там ухлопали из-за капрала. Помнишь Лесли Торнтона?