Стив Паркер - Выживший Страница 5

Именно тогда, в тот момент, когда этот вопрос сформировался в его уме, а первая из машин с рёвом понеслась в черту города по улице под ним, сотрясая фундамент здания, на котором он лежал, он их и увидел.

Люди!

Сначала он не мог поверить своим глазам. Он забыл, как дышать, и его сердце отстучало неистовую дробь по его рёбрам. Он всё-таки не был последним. Он был не один на этой планете. Их были десятки, скованных и сидящих в клетках позади кабин рабских грузовиков. Бас не обращал внимания на боевые байки и тяжёлую бронетехнику, которые сейчас громыхали мимо него. Он видел лишь клетки.

Они выглядели слабосильной братией, эти люди. Исколошмаченные, замученные. Это был не упрёк. Басу было их жалко. Он знал, что им пришлось вынести. Он один прожил достаточно долго, чтобы быть свидетелем смертей жителей Трёхречья. Такого множества смертей. Ему довелось повидать, на что способны захватчики. Их ужасная внешность полностью отражала их зверство.

На рабах в клетках были грязные лохмотья или вообще никакой одежды, как на мужчинах, так и на женщинах. В своё время Басу могло бы показаться любопытным поглазеть на женщин в такой их наготе. Какой бы десятилетний мальчишка этого не захотел? Но не сейчас. Не таким образом. Сейчас он замечал лишь истощённые мышцы, запёкшуюся кровь на лицах и головах и рёбра, выпирающие из покрытых синяками туловищ.

Большинство из них казалось уже мёртвыми, словно они сдались. Возможно, у них не хватало пороху оборвать собственные жизни, но судя по их виду, когда к ним придёт смерть, они примут её с радостью.

"Они не как я". Бас поймал себя на этой мысли. "Они не настроены на выживание. И там нет детей".

В этом последнем пункте он был неправ. Мгновение спустя, когда последний рабский грузовик проехал под Басом и начал удаляться по улице в направлении центра городка, он взглянул на заднюю стенку его клетки и увидел мальчика примерно такого же возраста и роста, как и он сам. Мальчика! В отличие от остальных, парнишка стоял прямо, стискивая прутья клетки, так что у него побелели костяшки.

В его глазах сверкал огонь. Даже с такого расстояния Бас увидел это, почувствовал это. Непокорство и воля к жизни пылали в этом человечке ярким пламенем.

Брат, подумал Бас. Друг. И внезапно он понял, что все эти месяцы его одиночества и муки всё-таки имели какую-то цель, бо́льшую, чем просто плевание в красные глаза врага. Он выжил, чтобы увидеть этот день. Он выжил, чтобы найти этого мальчика, и он спасёт его, и никогда больше не будет один. Вдвоём они смогут вдохнуть смысл в жизни друг друга. Они смогут приглядывать друг за другом, полагаться друг на друга. Они смогут разделить между собой бремя осторожности. Жизнь станет лучше. Бас был в этом уверен.

Голос его деда рявкнул на него из прошлого:

"Взвешивай всё, соотнося с собственным выживанием. Живи, чтобы сражаться. Не пускай всё по ветру, ввязываясь в безнадёжные дела".

Нет, возразил Бас в ответ. Мне больше не обойтись одному. Я спасу его ради собственного блага.

Если бы старик был жив, то за такую вещь он взгрел бы Баса так, что на нём не осталось бы живого места. Не со злости, — нет, никогда, — а потому, что человеку даётся только одна жизнь, а некоторые ошибки, раз совершив, уже не исправить.

Улицы ещё тряслись от рёва и прохождения орочьей колонны, а Бас уже поднялся на ноги. Он снова подавил чувство голода и последовал за рабскими грузовиками к центру городка. Там он будет изподтишка вести наблюдение и разрабатывать планы.

Когда дед повёз их со станции Арко, то быстро стало ясно, что Бас не будет жить в гигантском городе-улье на севере, как он себе навоображал. Дорога, по которой они ехали, убегала на юг, и массивные параллелепипеды вокзальных зданий вскоре исчезли позади, скрытые пылью, знойным маревом и расстоянием. Земли по обе стороны широкого пустого шоссе были равнинными и по большей части сухими. На них обитали лишь неприхотливые травы и кусты, да щипавший их рослый скот странного вида. Бас был слишком напуган, чтобы спросить деда, куда они направляются, да и вообще задать ему какой-нибудь вопрос. От старика пахло потом, землёй и крепким алкоголем, и он вёл свой дряхлый автомобиль, сцепив зубы и не удостаивая своего перепуганного юного подопечного ни взглядом, ни словом.

Проведя два или три часа в горячем и душном салоне машины, Бас увидел, как из зыбкой линии горизонта начинает возникать городок. Когда старик подъехал ближе, Басом овладела гнетущая уверенность, что это и есть его новый дом. Здания северной окраины поселения были кособокими, сляпанными из разномастных материалов строениями с ржавеющими гофрированными стенами. Это были первые трущобы, которые Бас видел в своей жизни. Дальше за ними застройка делалась выше и плотнее, хотя и не становилась как-то особо приятнее на вид. Над всем висела жирная пелена. Вздымающиеся ввысь трубы изрыгали в небо густой грязный дым. Пока машина углублялась в город, Бас глазел через окна на людей на улицах, смурных и недружелюбных. Подавляющее большинство строений было дешёвыми доходными домами. Чернильно-чёрные проулки между ними извергали из себя лавины мусора, высыпающиеся на главные магистрали.

"Кому захочется так жить? — спросил себя Бас. — Кому захочется тут остаться?"

Второй раз за этот день он ощутил отчаянное желание развернуться кругом и бежать куда угодно, лишь бы не быть здесь. Но ему просто-напросто некуда было идти. Он был семилетним мальчонкой, у которого не было никого во всём Империуме, не считая человека рядом с ним, с которым его связывало лишь кровное родство и ничего более.

— Приветствую в Трёхречье, — буркнул дед.

Никакой приветливости Бас тут совершенно не ощущал.

По иронии судьбы, Трёхречье могло похвастаться лишь одной рекой. Две другие высохли в результате строительства ГЭС, затеянного Муниторумом где-то в двух сотнях километров к западу, и некогда процветавший городок потерпел экономический крах. Сельское хозяйство, за счёт которого он существовал, лезло из шкуры вон, просто чтобы уцелеть. Работные дома начали наполняться детьми, чьи родители уже не могли их содержать. Многие обратились к алкоголю, другие подались в криминал. На улицах стало небезопасно, и не только по ночам.

В этой обстановке такой человек, как дед Баса — бывший Имперский Гвардеец, закалённый и отшлифованный десятилетиями войны, смог найти работу там, где это не удавалось остальным, даже невзирая на свой возраст. Как Бас узнает позже из обрывков разговоров шушукающихся на улицах людей, старик время от времени занимался посреднической работой, решая насилием проблемы всех тех, кто имел желание заплатить надлежащую цену. Также он получал деньги в местном кабаке за то, чтобы держать баламутов по ту сторону дверей, хотя, если верить слухам, он сам порождал как минимум столько же проблем, сколько решал. Но в ту первую ночь Бас ни о чём этом не ведал. Он знал лишь то, что его прежняя жизнь закончилась и что его забросило в беспросветный мрак, в сущий ад. Тогда он и помыслить не мог, насколько плохо дела пойдут дальше.

Старик обитал в мрачном подвале под чёрным доходным домом, все окна которого были защищены проволочной сеткой. Ступени, которые вели вниз к его входу, были скользкими от мочи и помоев. Всю первую неделю, если не дольше, Баса мутило от вони. Внутри было получше, но ненамного. Единственная газоразрядная сфера как могла озаряла комнату, отродясь не знавшую естественного освещения.

Басу было показано место, где он будет спать: старый матрас, затолканный в угол возле обогревателя, который так и не будет включён ни разу за все те три года, что он здесь проживёт. Ему была показана крохотная кухонька и сказано, что в обмен на еду и кров от него ожидается, что он будет готовить пищу для них двоих наряду с исполнением пары десятков прочих обязанностей по дому. Бас даже не мог представить, с какого бока подступиться к стряпне. Прежде, когда он жил в поместье, его отец держал двух собственных поваров, и Бас никогда не задумывался о том, сколько сил уходит на приготовление пищи.

Ещё одним шоком стала уборная, представлявшая собой всего лишь тридцатисантиметровую дыру в кафельном полу с водяным насосом над ней, который требовалось качать рукой. Чтобы обмыться, можно было наполнить стальную раковину, но вода всегда была ледяной. В тот первый день Бас часами сдерживал нужду, лишь бы не пользоваться той мерзкой комнатушкой, пока ему в конце концов не стало казаться, что он сейчас лопнет. Необходимость заставила его переступить через первоначальное нежелание. Он притерпелся.

Через час после прибытия они пообедали вместе, если это вообще можно было назвать обедом. Еду приготовил дед. Это было безвкусное рагу из консервированного мяса грокса и картофеля, и хотя пахло оно отвратно, Бас к тому моменту отчаянно проголодался и подчистил всё из своей миски. Дед одобрительно кивнул, хотя его взгляд так и не смягчился. Когда они закончили, старик велел Басу убрать со стола. Это тоже было ему впервой. Так оно и пошло, день за днём, пока Бас не научился делать всё то, что от него ожидалось. Когда он совершал ошибки или осмеливался выразить недовольство, его наказывали: рука, мелькнув со стремительностью атакующей змеи, стукала ему по уху. Слёзы не находили сочувствия, вызывая лишь презрение.