Олег Ростислав - Закон Дарвина Страница 51

Значит, пять километров. Немного – но можно о многом подумать. Хотя… о чем? Это действительно непонятно.

Почему поддержал друга, решившего кинуть в солдата бутылкой, почему не убежал? Почему ни с того ни с сего взялся отвезти двух совершенно незнакомых людей к человеку, в чей дом поклялся не заходить? Почему?

А может, просто нельзя было иначе?..

…Умный Олжас не зря приказал отогнать машину к городу – в ней (как и во всей технике оккупантов) стоял радиомаячок. Да и не такая уж она ценная, эта самая машина, чтобы ее оставлять.

Женщина, которую все-таки пришлось разбудить, сначала испуганно и как-то затравленно взглянула на незнакомое ей лицо. Но парадокс – она удивительно быстро поверила спокойным объяснениям Гунна. Кто знает, почему – может, он казался ей надежным. А может, и отчаяние заставило.

Надо сказать, что Олжас совсем не удивился этой истории с насильственным захватом пацана.

– А чему вы удивляетесь, Виктория? Неужели вы до сих пор не поняли всей подоплеки нового правительства?

Ответом послужил удивленный взгляд.

– Я вас не понимаю. Хочу понять, и даже есть повод, чтобы понять, но…

– Все просто. – Олжас нецивилизованно стоял к гостье спиной, заваривая чай, – дело проходило на кухне. – Говоря прямо, вы… точнее, ваш сын – это товар.

– Что?!

– Конструктор «Лего» – только для реальных людей. Я не удивлюсь, если ваш сын стоит ничуть не меньше, чем все это, – Гунн обвел рукой комнату, имея в виду особняк.

Взяв предложенную чашку горячего чая, мать Ивана положила туда две ложечки сахара, тщательно размешала и отхлебнула сладкой жидкости.

– Но почему именно он?

– Знаете… – Олжас сахара не клал вообще. – Знаете, тут дело замешано аж с нескольких тарелок – объяснений надолго хватит.

– А все же?

– Основной аспект – это, конечно, экология. Прекрасное физическое состояние вашего сына – никаких бигмаков, успокоительного горстями, как в просвещенной Европе…. Взращен, так сказать, на природе – крепкий и здоровый.

– Вы, конечно, извините, если мои слова покажутся вам злыми, – Виктория поставила горячий стакан, – но точно так же растят каждого третьего ребенка-казаха! Почему к ним не ездят, а ездят ко мне?

– Это совсем другой разговор и совсем другая, жестокая тема. Я могу сказать только одно – не стоило вам впускать к себе их.

– А я могла не впустить? – Виктория приподняла бровь.

Олжас сам не заметил, как сжал в руках толстую керамическую кружку:

– Я не знаю… Я просто не знаю! Они говорят, что блюдут закон – но ИХ закон, важный лишь только для них и им подобных. – Он говорил горячо, глаза его блестели. Руки крепко обхватили горячую кружку, но жара он не чувствовал. – Они говорят, что они желают нам добра, но на самом деле они только и делают, что сосут из моей… – казах перехватил удивленный взгляд Виктории, – да, моей страны соки…. Это трудно видеть, знать, что можешь что-то сделать, но не делаешь.

– А почему не делаете? Если, как вы говорите, можете делать?

– Я заметен, – он вздохнул. – Даже слишком. Один «акт альтруизма», подобный вашему случаю, и у меня сразу найдут кучу нарушений и преступлений. После чего я умру от туберкулеза в какой-нибудь тюремной камере…. А я не хочу. У меня тоже есть семья, и она мне тоже дорога.

– Я вас понимаю. Слушайте. – Виктория отставила чашку, заинтересованно посмотрев на казаха. – А почему вы сказали перегнать ту машину к городу?

– А почему вас это интересует?

– Ну… интересно стало.

Олжас задумчиво хмыкнул:

– Все просто. Считается, что лучше всего спрятаться можно только в городе. Якобы романтика бетонных коробок, затаиться можно в одной из них…

– А разве не так?

– Не так. Город – это тысячи глаз. И увидеть тебя может любой. Этого вполне достаточно.

– Быть может… Ладно… Спасибо вам. Надо бы сына проведать…

– Пожалуйста, пойдемте, – лениво пожал плечами Олжас.

И встал со стула.

Спящего Ивана положили в одной из комнат, в которой стояли шкафы с запыленными книгами да старая кровать. Как ни странно, мальчишка не спал – его застали лежащим на животе с согнутыми ногами. Перед ним лежала раскрытая книга средних размеров.

– Что читаешь? – Олжас окликнул не заметившего вошедших мальчика.

Тот вздрогнул и резко обернулся, в голубых глазах промелькнуло нечто среднее между страхом и подозрительностью. Однако, когда он увидел маму, все тут же улеглось.

– Стихи какие-то.

– Покажи. – Гунн взял протянутую книжку.

Обложка была изрядно порвана – автора и название разглядеть не удалось. Однако, пробежавшись взглядом по первой странице, Олжас хмыкнул.

– Я возьму?

– Она же ваша… – тихо ответил Иван.

…Марат приехал лишь к вечеру. Иван и его мама уже давно спали, и дом казался пустым.

Встретивший Марата Олжас проводил его в свой кабинет и усадил в кресло. Тот же удивленно скользнул взглядом по раскрытой обшарпанной книжице, явно выбивавшейся из общего вида. Разглядеть он смог лишь жирную строчку в начале страницы:

М. Матусовский

– Ну что, Марат… – как-то мечтательно начал разговор Олжас. – С чего все-таки начинается Родина?

Петька Зубов, Сашка Коваленко. Граница Республики Тюркских Народов и Российской Конфедерации Независимых Народов

– Мама, мне страшно, —

Словно котенок,

Спрятал лицо и забылся, как это нелепо…

– Мамочка, мама, – Шепчет мальчишка.

Злобный асфальт разрывает последний ботинок.

– Мама, я замерзаю, —

Смотрит с тоской подросток.

– Эти холодные зимы безжалостны к тем, кто без крова.

– Мама, моя дорогая,

Все так серьезно.

Деньги всем правят, и для меня не нашлось корки хлеба…

Когда начинала работать программа «Обрети дом» – никто из чиновников миссии не мог себе представить всех тех трудностей, с которыми столкнется ее исполнение. Огромная территория, которую предстояло «освоить», казалась щедрой, обильной и беззащитной, барыши – несомненными и потрясающими масштабностью. Но…

Во-первых, местные русские назначенцы – без которых ничего нельзя было сделать, так как специалистов по России (настоящих, а не важно надувающих губы после окончания «курсов» и отбытия «командировок») оказалось до смешного мало и почти всех их сгребли военные, – были вороваты настолько, что приходили в ужас даже закаленные работой в Африке ооновские «зубры». Российские чиновники крали все – крали бесстыдно, открыто и нагло, превращая бюджет программы в огрызок из десяти-пятнадцати процентов от выделенного ООН. Но и этими процентами распоряжаться толком никто не мог, или не умел, или не хотел. Вороватость и некомпетентность этих существ (людьми их назвать было трудно) потрясала заезжих специалистов, которые и сами были не прочь положить в карман тысячу-другую долларов или евро и заниматься отписками вместо работы. Но все до́лжно иметь края!