Владислав Русанов - Полуденная буря Страница 51

Да только ошибся седобородый отец, ошиблись степенные братья-домоседы. Ергес путешествовать любил. Любил с самого начала и никак не мог разлюбить. Нравилась ему неспешно уползающая за плечо обочина, когда запряженная в телегу лошадь идет неспешным, ровным шагом. Нравился запах костра на биваках. Нравилось слушать незнакомый говор купцов, прибывших из чужедальних краев. Смотреть на творение рук человеческих из других государств. Ведь, кроме арданских товаров, привозились на торжище изделия трейговских ткачей, шорников и кузнецов — зря, что ли, Железные горы пополам меж Трегетреном и Ард'э'Клуэном поделены? Повесские горшки из желтой, звенящей под ногтем не хуже бронзового колокольца глины. Чудесный рыбий зуб, доставляемый не часто, а лишь когда придет охота разбитным поморянам посетить далекий Фан-Белл. Глядя на витые длинные клыки, удивлялся Ергес, что ж за пасть такая должна быть, чтоб там такой зуб поместился, да не один! Ведь, ежели про однорогов сказывали легенды, про однозубов никто в Ард'э'Клуэне слыхом не слыхивал. Правда, прошлым летом пытался растолковать ему один крепко поддавший веселин, что зуб такой у чудо-зверя вовсе не в пасти помещается, а торчит вперед, как кабаний клык. Ергес спорить не стал, но сомнения не утихли. Даже если и водится в океане такой вепрь, какая же у него башка должна быть?! Помилуй и спаси, Пастырь Оленей! Способен ли человек справиться с подобным зверем?

А помимо рыбьего зуба торговали поморяне удивительно стойким мехом — даром что коротким, ровно стриженным, — морских выдр, вкуснейшей, засоленной в бочонки рыбой, копченым, резанным на полоски мясом неведомых чудищ глубинных — пока не попробуешь, кажется, что и есть грешно, а как распробовал — за уши не оттянешь… А если с пивом!

Изредка, от странствующих перекупщиков, попадали на осенний торг самоцветы — с Южных и Западных Склонов, Красной Лошади, Кривой Штольни. Хозяйственным селянам-арданам, ясное дело, дорогие побрякушки без надобности, но как удержишься и не поглазеешь на великое творение глубин земных. Красные и зеленые, золотисто-желтые и нежно-фиолетовые, как рассветная дымка над Отцом Рек, камешки притягивали взор, подчиняли, брали в полон сердце и помыслы.

В последние годы, лет двадцать-тридцать, не более того, как утверждали старики, стали появляться, трудами всё тех же купцов, путешествующих каждое лето аж к самому Облачному кряжу, вещицы, руками перворожденных сидов сделанные. Гребешки и брошки, кольца и пряжки, пряжа тончайшая, горный воск — лекарство от тысячи недугов. Да мало ли что еще!

Глядел Ергес на из-за тридевяти земель привезенные богатства, глядел. И укрепился в самом заветном еще с босоного детства желании — бросить отеческое поселение, до боли знакомый лес, родных и друзей… и податься куда-нибудь в дальнее путешествие. На самоцветные копи или в Повесье. А то и в теплые края — в Приозерную империю. Было бы только к кому пристать, на хвост упасть, как говаривали в народе. Потому как одному в подобное странствие пускаться равносильно самоубийству. Лихих людей по всем королевствам хватает с избытком.

Последние два дня он всё больше склонялся к тому, чтобы отправиться в Повесье. А виной тому оказались два веселина, поселившиеся в «Пляшущем барсуке» и взявшие за обыкновение пить пиво за одним столом с молодым арданом. С чем веселины пожаловали в Фан-Белл, Ергес не знал, а спросить стеснялся. На его попытки намеками выяснить истину Крыжак и Добрец — так звали бородатых мужиков — только посмеивались и отшучивались, рассказывая байки о купеческом караване, для которого они сговаривались с торговцами-арданами. Рожи у обоих веселинов самые разбойные. Встреть таких на большой дороге — сам всё отдашь, не дожидаясь строгого напоминания. Высокие, широкоплечие. На головах мохнатые шапки из овчины, с висков опускаются заплетенные в косички пряди.

Вот уже третий день бортник-ардан и веселины встречались утром внизу, в обеденной зале. Приветливо здоровались — и что с того, что бородачи испрашивают благосклонности не у Пастыря Оленей, а у Матери Коней? — а потом усаживались за один стол, чинно ели поданный завтрак — по обыкновению, яичницу с салом. После трапезы их пути расходились. Ергес чистил кобылу, гулял по торжищу, приценяясь к товарам — свой-то он давно уже уступил по сходной цене, оставалось выполнить задания родичей. А Крыжак с Добрецом уходили куда-то на целый день. Куда? Да кто ж их, веселинов, разберет, пока сами не признаются!

Повторно встречались уже за ужином, в сумерках. Тут можно было и пивка хлебнуть, и поболтать всласть. Из разговоров сотрапезников Ергес давно понял, что оба они воевали в Последней войне, под знаменами короля Властомира против остроухих шли. Но вот до конца войны по разным причинам армию покинули. Может, в дружину чью-нибудь нанялись? Кони, которых поставили в конюшню при харчевне, выглядели на удивление справными, сбруя новая и дорогая. Да и с деньгами они не жались, в отличие от самого Ергеса, дрожавшего над каждым медным грошиком. Или охранниками купцов? Это больше всего на правду похоже. Сидят в «Пляшущем барсуке» и ждут, когда наниматели заявятся, чтобы дальше уже под охраной следовать.

— А много нынче купцы… того… охранникам платят? — попробовал ардан подойти к мучавшей его загадке окольным путем. Авось проговорятся?

— Купцы-то? — Крыжак пригубил пиво из пузатой кружки, смахнул желтоватую пену с усов. — А стрыгай их знает! Ты бы купцов и спрашивал.

Добрец поддержал кивком.

— Так я себе думаю… Может, в охранники податься? Надоело медом торговать. Не мужское занятие.

— Прямо-таки и не мужское! — хохотнул веселин. — А башку под железо чужое подставлять — мужское?

— Ну, это… того… воинов уважают-то. Опять же с деньгами можно не жмотиться.

— Это еще как поглядеть. Смотря каких воинов. Сильно ты, скажем так, паря, конных егерей уважаешь?

Напрасно он так громко. Ергес аж заозирался по сторонам — нет ли подслуха? Пастырь Оленей миловал.

— Ага! Эк ты налякался! — Крыжак сделал еще глоток. — Уважаешь или нет, говори!

— Да не шибко-то, честно признаться, — понизил голос ардан.

— Вот и я вижу. Токмо боишься. А боязнь и уважение — это, паря, две большие разницы, как поморяне говорят.

— Так они ж… того… наемники, тьфу!

— А ты не наниматься ли, паря, собрался?

— Я ж… того… людей от лесных молодцев защищать хочу, а не того… поселян на колья сажать. — Ергес даже съежился, когда сообразил, насколько смелые и крамольные слова выговорил. А потом гордо расправил плечи. Вот, мол, я какой, гвардейцев не боюсь.

— А лесные молодцы уж и не люди… — начал было Крыжак. Но Добрец внезапно перебил его:

— Тебе, значит, годков-то скока сравнялось, браток?

— Того… девятнадцать. А чё?

— С оружием каким знаком?

— Ну, это… того… на медведя ходил… того… с рогатиной. Во! Из лука могу.

— Значит, на медведя. То добре. Он, поди, тоже с рогатиной был?

— Не понял я? Чего энто ты, дядька Добрец? Того… Смеяться удумал?

— Да где там. Супротив такого ж, как ты, выстоишь? Хоть бы и с рогатиной?

— Выстою! — Ергес сам себе таким храбрым казался, значительным. Пиво тому виной?

— И кишки, значит, человеку выпустишь?

— Кишки? — Ардан сглотнул. Об этой стороне воинской службы он пока не задумывался. — Ну, того… это…

— Не выпустишь! — удовлетворенно грюкнул пустой кружкой об столешницу Крыжак. — А туда же — в охранники!.. Селянин ты, лапотник. А воином родиться надобно.

— А вы, того… воины? — обиделся бортник.

— Да не про нас разговор, а про тебя, паря.

— Выходит, я… того… неспособный ни на что? Вот завтрась пойду да к «речным ястребам» попрошусь!

— Эк тебя понесло! Чего ж сразу к речникам?

— А чё? Там все арданы. И благородных не сильно жалуют — всякий может прийти и обсказать… того… так, мол, и так…

— Значит, к речникам… — пробормотал Добрец. — Дельная задумка. Пожалуй, у них…

Входная дверь распахнулась. В обеденный зал «Пляшущего барсука» ворвалось сразу не меньше десятка городских стражников Фан-Белла. Да не с дубинками. С мечами. Четверо выставили перед собой глевии, напоминающие мечи, насаженные на длинную рукоятку. За спинами стражников вертелся, привставая на цыпочки, щуплый мужичок с ярко-рыжими волосами и вышитой повязкой на лбу — самый настоящий ардан.

— Оп-паньки, — едва слышно протянул Крыжак. Добрец, не говоря ни слова, полез из-за стола.

— Вот они! Вот они, разбойники! — выкрикнул прячущийся за стражу щуплый мужичок. — Душегубы отпетые! Вяжите их!

— Ты, паря, — быстро зашептал светлобородый веселин, перегнувшись через стол к Ергесу, — заваруха начнется — тикай! Мы их попридержим. Беги на тот берег. Ищи ватагу Живолома…

— Как же?..

— Не перебивай! — рыкнул Крыжак. Стражники начали сжимать кольцо.

Добрец прикинул на вес кружку, с недовольной гримасой поставил. Примерился к длинной — как раз на четверых — лавке.