Кирилл Мошков - Увидеть Хозяина Страница 52

Остальных я не знал. Это все были кловиты: суровые, исполненные внутреннего достоинства бородатые физиономии мужчин, у которых непокрытые волосы были единообразно схвачены зелеными лентами; гордые и спокойные лица женщин, обрамленные одинаковыми по покрою, но разными по ткани и оттенкам платками. Часть кловитов сидела, подчеркнуто скромно стараясь не обращать на нас внимания (я уловил несколько любопытных взглядов, тут же смущенно отводимых в сторону, едва я ловил их). Остальные стояли полукругом, вполоборота к нам, слушая закутанного в длинный плащ гонца – тот рассказывал что-то с едва скрываемым пылом, но говорил столь тихо и при этом столь иносказательно, что я никак не мог уловить, о чем именно идет речь.

– Как ты? – потихоньку спросил я Фродо, наклонившись к нему.

– Ничего. – Фродо было трудно говорить, хотя доктор Хан давал ему обезболивающее. – Могло быть хуже. Одно жалко: я не смогу идти с вами дальше.

– Ты сделал больше, чем мог любой из нас, – тихо сказал ему Реостат. – Ты собрал нас вместе и распутал все загадки.

– Еще не все, – прошептал Фродо. – Главное еще неизвестно. Куда он девал их?

В этот момент тихие разговоры среди кловитов прекратились, все они поднялись на ноги и, повернувшись к дальнему углу подвала, где за портьерами был скрыт выход из тайного подземного хода, склонились в долгом поклоне.

– Вы не обязаны кланяться, – шепотом сказал нам доктор Хан, который встал со своей табуретки и наклонил седую голову. – Но проявите уважение.

Мы склонили головы; Святослав положил правую руку, сжатую в кулак, на покрытую кольчугой грудь.

Я видел, как кловиты расступались, распрямляясь по мере того, как мимо них в нашу сторону проходил некто в глухом, до пола, черном плаще.

Закутанная в плащ фигура остановилась перед нами.

Я осмелился поднять голову.

На нем был капюшон: в полутьме я едва мог уловить блеск глаз под ним.

Он некоторое время смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого. Я слышал его спокойное дыхание. Мужчина, довольно невысокий; пока это было все, что я мог сказать о нем.

На меня он смотрел очень долго – наверное, не менее минуты.

– У тебя есть некий шар, отличающий слуг диавола от сынов Света, – шепотом сказал он наконец. – Ты можешь показать мне его?

Я извлек из пояса хрустальный шар и протянул его на ладони.

Руки Клови-учителя были в тонких замшевых перчатках; я увидел только, что кисти рук у него совсем некрупные.

Он медленно поднес шар к своему лицу; я видел, как шар озарил его солнечным отблеском, но не успел разобрать черты лица – увидел только живые темные глаза.

Потом он медленно повернулся вокруг себя, держа шар на ладони. Ни одного зеленого отблеска.

– Здесь нет прислужников Врага, – прошептал наконец Клови-учитель, протягивая мне шар. – Мы можем говорить.

Жестом он подозвал одного из кловитов, повернулся к нему и что-то прошептал. Тот тут же направился к остальным, что-то показывая им руками, и вот уже кловиты повернулись к нам спиной и сделали несколько шагов вглубь подвала; вокруг нас образовалось пустое пространство, огражденное стенами и спинами.

Клови-учитель взглянул на доктора Хана.

– Присядь, мой друг, – прошептал он. – Ты не должен стоять передо мной. Не должны стоять и вы, – повернулся он к нам. – Прошу вас, сядьте.

С этими словами он сделал еще пару шагов, пройдя вплотную ко мне, и уселся на один из ящиков возле Фродо.

– Я слышал, что двое из вас были ранены в битве с демонами, – прошептал он. – Я знаю, что погиб один из моих братьев, сынов Света. Это правая битва, и я сочувствую пострадавшим.

Он помолчал. Мы осторожно опустились на ящики и мешки возле него.

– Пять дней назад ко мне явился сам Сатана, – шепотом сказал Клови-учитель, выдержав небольшую паузу. – Тот, кого вы именуете Хозяином. У него есть истинное имя, но мы не можем произносить его. Так или иначе, это был он, в одном из своих самых грозных воплощений: он был воином в красном плаще, голова которого увенчана рогами буйвола, воздух вокруг него трещал, как во время грозы, и запах серы едва не удушил меня.

Клови-учитель снова помолчал.

– Всю мою жизнь, и всю мою прежнюю жизнь, и все мои другие прежние жизни, до того, самого первого, кто носил имя Клови-учитель шесть веков назад, я готовился к этой встрече. И все же, вероятно, готовился недостаточно. Не скрою, Хозяин страшен. Рядом с ним сразу понимаешь, что он – иной, что он древен и страшен, как смерть, и что силы одного человека, даже если он Клови-учитель, за которым – опыт шести веков… силы эти недостаточны даже для того, чтобы спокойно выносить его присутствие. Не скрою, мне потребовались все мои силы, которые пока очень скромны, только для того, чтобы не склониться перед ним.

Клови-учитель быстрым движением сбросил капюшон. Я услышал, как изумленно вздохнул Святослав. Признаться, и мне непросто было не выглядеть уж слишком пораженным: Клови-учителю было лет двенадцать, не больше. Лицо его было совсем детским, но впалые щеки и глубина огромных черных глаз делали его старше. Длинные, густые черные волосы, схваченные надо лбом скромной зеленой лентой, обрамляли его лицо.

– Сатана, которого вы именуете Хозяин, – продолжал Клови-учитель, – говорил со мной, причем на моем родном языке. Он сказал, что мне выпала огромная милость, потому что он следил за мной и за всеми моими благородными предшественниками, и он уверен, что мы, последователи Света, именно те, кто поможет ему.

Мальчик помолчал, глядя на свечу над головой Фродо. Огоньки подвижно плясали в его черных глазах. Когда он снова заговорил, он продолжал рассказывать очень тихо, но уже не шепотом – он перестал скрывать, насколько детский у него голос.

– Он сказал мне то, о чем я и так знал – ну, или догадывался. Он считает, что люди, пришедшие с Доброглаза – их в теперь в обитаемом мире больше всех, целых сто тысяч тысяч тысяч – впали в гордыню и мешают ему установить во всем мире справедливое правление и тихое благоденствие, к которому он так стремится тысячи лет. Он пытается сдержать распространение по обитаемому миру людей с Доброглаза. Доброглаз, – пояснил Клови-учитель, видя наше замешательство, – это наше название той звезды, откуда родом ваши предки. Вы именуете ее Солнце. – Это последнее слово он произнес на линке, а не на своем языке. – Он уверял меня, что ему ненавистно насилие, что он не терпит крови и не собирается ее проливать. Он нашел какое-то средство, которое якобы выше моего понимания, и поэтому он не станет рассказывать мне подробности. Но он знает, что я и вообще последователи Света – за свободную жизнь каждого хелианина, а значит, как считает Сатана, то есть Хозяин – против вас, людей с иных миров. Он сказал мне, что это именно он делает так, чтобы последователей Света не притесняли в королевствах Севера, и что я должен быть благодарен ему за это; иначе, сказал он мне, наши братья гнили бы в темницах, как четыреста лет назад при Амаоре Глухом. И еще сказал он, что, раз мы против распространения в наших краях людей с иных миров, мы с ним боремся за единую цель, и поэтому он решил оказать мне великую честь и доверить мне взять на сохранение кое-что, что крайне важно для него в его неустанных трудах. Если я сохраню это нетронутым, я помогу ему одержать крупнейшую победу, которая положит начало обузданию гордыни и прекращению расползания страшной заразы по всей Галактике.

Это последнее слово было вновь произнесено на линке.

– Я знал, что Сатана пытается опереться на тех, чьи предки не вышли с Доброглаза, а родились на своих мирах, – пояснил Клови-учитель. – Я знаю, что среди его слуг есть хелиане и есть астлины. Мне сообщили, что против вас здесь, в Алеума, он использовал наемные тела бойцов-астлинов. Но ведь среди его слуг множество тех, кого вы называете террагенами – потомков выходцев с Доброголаза. Вообще, я должен сказать вам, убежденность Сатаны в том, что мы против людей с иных миров – его очередной обман, но обманывает он сам себя. Никто не противен нам более, чем сам он, и в этом противостоянии мои братья – на вашей стороне.

Клови-учитель наклонил голову, разглядывая извлеченную из-под плаща золотую пластинку.

– Он дал мне вот это, – проронил он наконец.

Тонкая, затянутая в замшу рука мальчика передала мне увесистый золотой прямоугольник, размером с рублевую бумажку моего детства. Гладкая, почти зеркальная поверхность прямоугольника была нарушена только в двух местах: на одной ее стороне в верхнем правом углу была то ли вырезана, то ли вдавлена маленькая пентакратия, а на другой прямо в середине изображены то ли буквы, то ли руны, напомнившие мне то ли кириллическое, то ли латинское, но в любом случае непонятное СТРТ.

Я передал золотую пластинку дальше по рукам. Дольше всех ее рассматривал Фродо; когда он вернул мне тяжелый, тускло блестящий в сумраке знак, руки его дрожали.