Евгений Красницкий - Отрок. Женское оружие Страница 56

Аринка незаметно перевела дух. Это перед своей негаданной ученицей она уверенность изображала, а у самой только что поджилки не тряслись — впервые она кого-то УЧИЛА… до этого разве что сестренок. Но тут иное было: оказалось, это новое, увлекательное и неожиданно очень интересное дело. С Анькой сейчас она словно по тонкому льду шла и с радостью видела — получается! Девчонка на глазах будто другим боком поворачивалась: совсем не дура ведь! Вот и ее тут, как и Андрея, НЕ УВИДЕЛИ. Понятно, для того чтобы Анютка изменилась и усвоила то, что ей сейчас рассказывала Аринка, одной этой беседы недостаточно, за один раз не научишь, но все-таки, все-таки!

И еще одно. Как бы увлеченно ни занималась Аринка с Анькой, а то, что от нее про Алексея услышала, мимо не пропустила… еще бы! Рудный воевода!

«Господи, неужто и вправду тот самый Рудный воевода, про которого дядька Путята сказывал? Вот никогда бы не подумала, что встречу его, да еще где… Хотя… воины всегда воина оценят, это для них главное, а прочее все неважно… И после этого мне будут рассказывать, что Андрея за лютость в бою сторонятся? — не удержавшись, усмехнулась она про себя. — Недаром мне в Алексее сам Путята почудился. Такого мимо не пропустишь. Силен, ой силен! И сразу понимаешь, что необычен он, и видел многое, и ума явно недюжинного. Но ТАКОГО я не ожидала: надлом какой-то в нем есть, что-то очень уж тяжкое он пережил… А Анна… Да, вот теперь понятно: Анна для него опора, спасение, она же его к жизни возвращает! А он для Анны… ах ты, боже мой, это ж он мне отповедь не за себя давал, а за Анну — он на любого кинуться готов, кто не то чтобы опасностью для нее может стать, а просто неудовольствие ее вызвать! Я и не поняла сразу. А боярыня-то только с ним и может себе позволить женщиной быть… просто женщиной, а не боярыней.

Ну-ну, Анюта, что-то ты мне еще поведаешь? Похоже, знаешь ты много, хоть и сама себе в том отчета не отдаешь. Ну да, при „дурочке“-то не стесняются особо, за словами не следят. Но выпытывать у нее нельзя, сама расскажет…»

Эти мысли даже тенью не отразились на Аринином лице, выражавшем в этот момент только доброжелательное внимание к девчонке, которой это было явно в новинку.

— Так… — Арина оглядела Аньку с головы до ног. — Вижу, снова боярышня передо мной, бабу-сплетницу прогнали. Легко тебе наука эта дается. Ну так оно и понятно — лисовиновская кровь свое берет!

Непривычная к похвалам Анька тут же зарделась, открыла рот, чтобы что-то сказать в ответ и осеклась — не то чтобы задумалась, что и как надлежит отвечать боярышне на похвальные слова, а просто побоялась ляпнуть какую-нибудь глупость.

— Ну вот, совсем ты умница теперь, Аннушка! — снова похвалила Арина. — Язык за зубами держать не все умеют. Речь-то разумная — сила великая, ею с умом пользоваться надо. Если умеешь, то словами и заворожишь, и слушаться себя заставишь, а нет — так только себя перед чужими наизнанку вывернешь да свою слабость покажешь. Потому привыкай свои чувства и страсти в себе держать, а не выплескивать, как это у баб обычно водится. Да и у мужей некоторых тоже. Впрочем, мужей достойных от непутевых как раз по пустозвонству и можно отличить, примечай только, кто языком впустую работает, а кто дело говорит. Только тут тоже внима-ательно надо глядеть, — усмехнулась Аринка, вспомнив Илью. — Иной вроде и говорит много, а не столько скажет, сколько сам услышит: собеседника своими словами так опутывает и завораживает, что тот и не заметит, как проговорится, а кто болтал вроде как неумеренно, ничего лишнего и не скажет.

— Ой, а как это?

— Это тоже умение великое, но про него — потом. А пока вспомни, кто у вас из девок самая говорливая и как к ней прочие относятся?

Анна-младшая призадумалась, мысленно перебирая подруг.

— Только не путай разговорчивость и трепливость. Помни про разницу между тем, кто собой владеет, и тем, кто внутреннее выплескивает, раскрывается и оттого беззащитным делается.

— Так все наши, чуть что, так языками трепать начинают, такого наговорят… — начала было Анька.

— А ты в ответ еще пуще! — насмешливо кивнула Арина. — А вот если бы ты ощущала себя боярышней, так ли было бы?

— Н-не знаю… не так, наверное.

— Вот-вот. Попробуй как-нибудь вместо ответа на болтовню девчоночью промолчать по-боярски. Увидишь, что получится. Заодно и время выгадаешь, чтобы достойный и краткий ответ дать.

— Ага, попробую.

— Попробуй, попробуй, случай-то сегодня выдастся непременно, и не один, а мы с тобой потом обсудим, что и как получилось, — заговорщицки подмигнула она Аньке.

— Ой, сейчас уже девки придут, я и попробую! — оживилась Анька. — Обед скоро. Слышишь, вон за окном отроки шумят, тоже в казарму возвращаются…

Аринка оглядела Аньку и покачала головой:

— Ну нет — ТАКОЙ боярышне на глаза лучше никому не показываться. Лицо-то у тебя…

— А что с лицом? — испугалась Анька, хватаясь за щеки.

— Да то… опухшее и красное, словно ты на нем сидела! — Аринка решительно кивнула. — А ну-ка пошли ко мне в опочивальню! Я с боярыней поговорю, чтоб обед тебе ко мне туда же и принесли. А впрочем, сама и схожу на кухню! Заодно прихвачу там капусты и огурцов.

— Зачем? — не сразу поняла Анька, торопясь вслед за Аринкой к лестнице — ей и самой не хотелось попадаться на глаза подружкам в таком виде, особенно Машке: уж сестрица не пропустит случая ее уколоть, она еще за утреннее не рассчиталась, когда Анька матушке про ее «урядничество» рассказала.

— Ну совсем ты про все забыла, — усмехнулась Аринка. — Лицо твое в порядок приводить будем!

Оставив Аньку сидеть в своей опочивальне с рукоделием, чтобы меньше маялась неизвестностью и хоть чем-то себя заняла, Аринка пошла искать Анну. Надо было спросить у боярыни дозволения принести обед Анютке туда же, в опочивальню, да и разговор с девчонкой нельзя было прерывать, а для его продолжения тоже требовалось разрешение. Аринка волновалась, не сочтет ли Анна, что она излишне своевольничает и не потребует ли, чтобы Анютка шла со всеми на кухню, а потом на занятия. Хоть и позволила с дочерью побеседовать, но казалось, она просто ждет, когда Арина уйдет и ее в покое оставит, а в помощь не слишком-то и поверила. Зато Аринкиными словами про то, что ТАКОЕ для девок дело обычное, потрясена и смятена была так, что, забывшись, проговорилась про свою старую боль. Видно, всю жизнь свой девичий интерес к своему телу считала чем-то ужасным и стыдным, а потому решила, что и Анютка такая же, в мать пошла — как наказание за прошлый грех. А тут оказалось, что зря себя терзала, потому и рвала сейчас душу, что ни за что наказана, что малая шалость ей всю жизнь поломала. Да-а, с таким открытием свыкнуться надо. Проговорилась, а теперь наверняка жалеет, недаром потом предупредила, что про то никто тут не знает. Ну так Аринка-то не дура, и без того сразу понятно стало, что о таком забыть надо, как не было, и никогда даже намеком не поминать.