Юрий Шубин - Статус неизвестен (СИ) Страница 58

На последнем издыхании Рон вынырнул из наполненной горячей водой могилы, хватаясь за скользкие края. Его не били по рукам позволив отдышаться.

Пытари вели себя так, будто им на ходу меняли задание.

Термальный родник истекал туманящимся паром. Деревянные края венцов подпирали камни. Белая кайма пены срывалась на кромке, наплывая пузырящейся юбкой на скаты бревен. Лак соли покрывающий древесину казался льдом. Буд-то ради сохранения его холодного блеска гроздья кристалликов засохшего света приманивали солнечные лучи, взрываясь быстрометным глянцевым сиянием. В маслянистом движении воды чувствовалась скрытая опасность.

Черно-красная каша в раззявах ран горела от перенасыщенной солью воды. Мастера дел заплечных рывком заломили Рону обе руки и, чтобы не запустить повторяемость мотива, вновь пихнули космодесантника головой в омут.

Спазм сковал гортань Рона. В подступающей поганой яме переливаясь цветными искрами в цепенящем блеске качающихся раковин шевелились улитки. Золотисто-оранжевые, разные, они почти застенчиво втягивались в себя, демонстрируя крученые до небес вавилонские башни раковин. В поверхностных бликах воды студенистые присоски улиток и сами походили на выкипающую гущу. Из глубины термального источника взвихряясь вырвался булькающий стон и вспух пузырь кипятка. Горячий фонтан касанием усыпил проплывающую рыбину и тут же, в миг побелевшую, сварил ее за живо. Улитки не боялись таких неумеренных температур. Полупрозрачные шевелящиеся подошвы, похожие на слизней, проползали пульсирующими краями, жадно обгладывая игольчатые сабельки рыбьих ребер. Рон мог выбирать или его самого начнут пожирать улитки, или лицо обварит струя кипящей воды. Омерзительные улитки умудрялись оставлять под водой липкий след. Воздух заканчивался, но Рон опасался делать резкие движения головой, чтобы не спровоцировать хозяек горячего родника на атаку.

«Господи, теперь он был так беспомощен что не мог убежать от улиток!»

Кадык окончательно застрял в горле. Человек доведенный до последнего градуса отчаяния, несмотря на струйки пробивающегося кипятка, в глубине воды ощущал холод осени, в которой все менялось только к худшему. Водянисто соляная суспензия разъедала лицо, выжигала глаза. Вода стремительно нагревалась. Из потревоженных недр донеслось протяжное фырканье, не то стон. Горячий гейзер шипел кипящими пузырьками.

Почти шептал возбужденный ужасом жертвы.

Глубоко отсвечивающий подземный родник вот вот должен был превратится в густой клокочущий котел. По телу неодолимо разливалось отчаяние, легкие рвались к горлу, как узники газовой камеры вымаливая глоток воздуха.

Склизкая улитка под мерцающей раковиной подобралась, подползла подкравшись совсем близко, дернула гибкой плетью вытянувшихся усов и хлестко располосовала Рону переносицу. Рассеченная рана растяпала нос поперек. Мышечный спазм был непереносим. Не превозмогаем.

Если знать куда давить, можно переломить кого угодно.

В минуты смертельной опасности тончайшая рефракция воды казалась крышкой хрустального гроба.

Все рано или поздно ломаются или сходят сума, пересекая зыбкую грань равновесия между трезвомыслием и безумием.

Этот рывок на верх стоил Рону таких усилий, что солнцу было бы легче выбраться на ночное небо.

Пытари, с таким свирепым усердием пытавшиеся его утопить, чуть ослабили хватку. Воздух пополам с водой устремился в легкие, расшвыривая белесую пыль брызг. В тупом стопорном ужасе вынырнувший Рон зашелся лающим кашлем. Слезы ели раздувшееся лицо. Грудной, трижды проклятый стон вырвался из его горла. Он захлебнулся внезапным хрипом на вздохе, харкал откашливаясь и потом судорожно сглотнул и поднял глаза. В них стоял животный ужас. Рон смигнул, прогоняя вместе с водой выступившие слезы. Мягкие белые волосы пропитались кровью. В глазах потемнело и обвязка омута качнулась. Пальцы от потрясения свело судорогой, соленый лед скользил под ладонями. Рон обмяк всем телом, в отчаянии ощущая свою полную беспомощность. В широко раскрытых глазах метался безумный страх. Губы тряслись и вот вот должны были полететь изо рта слюни.

Кипяток шумно вздыхал выталкивая пузыри на поверхность.

«Пока здешний кайман…»

Распухшее кровавыми синяками лицо как застывший клубок мучений. В глазах агонизирующий ужас, которому не было конца. Рон трясся словно эпилептик недужным ознобом. Рыдания душили его. Жмурясь Рон со стоном хватался за виски и размазывал по лицу слезы. Слабость и отчаяние взорвали его. Все тело бесконтрольно содрогалось, больше не подчиняясь его воле. Он пресмыкался, затравленно глядя на совершенно отпустивших его пытарей. Рон был так измотан. Он тихо заскулил парализованный ужасом. Удерживая себя на острие боли.

Позор был менее страшен чем ожидание новых страданий. Предательство сулило ему избавление от долгих мучений. Он вытряхивал из себя малейшее противление, пытаясь быть точным до мельчайших деталей и расходуя себя не понарошку. Затаив оставшуюся при нем внутреннюю свободу.

Значения назначенных слов ничего не значили. Слова приходили как необходимость. Как приступ ревности к пережитому но не пересказанному. Как брожение духа брезгующее всяческой иносказательной околесицей. Плотная безымянная немота в потоке говорливых пустот.

— Не могу больше… признаюсь… все как есть скажу.

Рон боялся вживиться в свою роль чересчур быстро и явно. Он хотел отколупывать ее по кусочку. Слой за слоем вышелушившая лишнее. Проделывая не малую внутреннюю работу и отыгрывая мучительный страх. Рон ощущал точность и правдивую наполненность своего малодушия, достигая настоящей полной включенности.

— Запоминайте так, писать… кроме как на моей спине… не на чем, — испарина слабости на его лбу не высыхала, кристаллики соли поблескивали, а голос был хриплым и не уверенным. Белые окровавленные космы прилипли ко лбу. Мышцы на руках и ногах дрожали от напряжения. Подошвы босых ступней расползались в грязи как ноги теленка. Он пыжился, но смертельный ужас явственно читался на всех уровнях сознания и подсознания. — Пятнадцатого радовника… в момент празднования дня Бого вспоможения… при наибольшем стечении народных масс, — клокотание в горле мешало ему говорить:- Мы должны были… привести в действие «Аквармику». Секретное оружие нового поколения.

Расширенные зрачки пытарей блестели как цепляющиеся крючочки, заточенные кончики которых обламывались на глазах. Они, то и дело, бросали короткий взгляд куда-то в сторону. Туда, где были установлены замаскированные остро направленные микрофоны и кошачьи зрачки записывающих камер. Их лица до того оставались бесчувственны и жестоки. Теперь пытарей даже не занимало торжество расправы. Они были напуганы.

В каждой паузе Рона была надломленность и недосказанность. В каждом брошенном взгляде мука и желание умереть от позора. Глубочайшее самоуничижение и животное цепляющееся желание выжить. Рон отыграл на лице всю сложность внутренней борьбы. Пытаясь с достоинством нести трагедию своего предательства и глуша зеленоватые огоньки в глазах, он просипел глухим сорванным голосом:

— Попросите… в вашем бюро находок… пусть мне вернут мой ранец… я предоставлю вам доказательства… которые будут очевидны и… убедительны.

Не имея права ни на что придуманное Рон устало понурил отрешенный взгляд. Внутри его продолжалась невидимая борьба. К нему возвращалось самообладание, но лицо он свое потерял безвозвратно.

Подвиг молчалив, пусть страх кричит о себе.

Рон раскрылся до конца, не оставляя места для недомолвок.

Получив некую команду пытари поволокли Рона обратно в машину. Его ноги за ними не поспевали. Больше всего сейчас он боялся обрадоваться.

Когда ты точно знаешь путь, легче идти до конца.

То что оказывается правдой не всегда очевидно в своих проявлениях, особенно если отсутствуют адекватные ей доказательства. Конструкция тщательно скрывала свою метафорическую суть. Комковато сплавленный «термитник» с нагромождением стеклянных призм и моноклей внутри и снаружи не исповедовал никакой смысловой нагрузки, даже установленный в центре стола заседаний. Оружие устрашения затягивал сизый сигаретный дым, как горошину правды покрывают перины лжи. Пешеван распорядился открыть окна настеж. Легкой свежестью над садами плыл аромат цветов. Это казалось почти невозможным.

— Кто на следственном хранении изучал сей предмет? — служебные складки в уголках поджатых губ главы тайной службы затвердели.

— Тщательная экспертиза была проведена техниками отдела вооружений, — отрапортовал вытянувшийся в струнку офицер:- Наши выводы таковы… — он взял со стола лист бумаги. — В исследованном объекте названом «Аквармикой» нет ни взрывоопасного вещества, ни электронного блока, ни другой какой подходящей начинки. Это не более чем муляж. Фикция. Представляющая интерес как искусно собранная свето преломляющая конструкция, — офицер попросил разрешения и сел.