Александр Маркьянов - Законы войны Страница 59

— Тридцать пять.

Где? Где спрятаться.

— Тридцать. Справа или слева от входа.

Он побежал туда. А вот хрен там спрячешься, это только сбоку круто выглядит. Дело в том, что человек — как то инстинктивно чувствует живое существо рядом с собой, особенно если его обучить доверяться своим инстинктам, не лениться проверять то, что показалось неправильным или ненормальным. Они проверяли это — даже в кромешной тьме человек чувствует находящееся рядом живое существо, но…

— Двадцать пять.

… только если оно находится на уровне роста человека. Почему то человек почти не чувствует то, что находится выше его головы. Вспомните — как часто вы смотрите вверх? Не себе под ноги, не перед собой, не на уровне своего роста — а выше.

— Двадцать. Что ты делаешь, черт тебя дери?

Он еще раз подпрыгнул. Хвала Аллаху, тут мало дождей, и потому здесь не делают стоки. Если бы они тут были — то загремели бы почище вечевого колокола.

— Пятнадцать. Действуй.

Подтянулся, перевалился через невысокий край крыши, прикрывающей что-то вроде подъезда к вилле. Там, сверху — была еще широкая, открытая терраса.

— Десять. Замри!

— Ты ничего не слышал?

Араб замер, боясь пошевелиться…

— Не. А чего?

— Упало вроде что-то…

— Да ладно. Покурим…

Едва слышный треск — сигаретной головки о бок коробка.

— Занять позиции и ждать… Занять позиции и ждать… Твою мать, мы занимаемся всем чем угодно, кроме того, что должны делать.

— А что мы должны делать, земляк?

— Воевать, вот что! В провинциях духи кишмя кишат!

Звук, напоминающий зевок

— Дурак ты, земеля. Если хочешь под пули лезть, я не возражаю. А мне и здесь хорошо. Поближе к начальству и к кухне…

— Я не для этого в армию вербовался.

— Скаутские костры в ж… не отгорели? Ничо, вот перебросят в Кандагар, там узнаешь, почем фунт лиха…

— Да заткнись ты…

— Лиховцев в чем дело…

Новый голос. Араб его не слышал. Уверенный, командирский.

— Остановились передохнуть, господин штабс-капитан…

— Отставить курить, б… Обалдуи. Ничего не слышали?

— Никак нет… вроде.

— Что — вроде? Давно докладывать разучился? Устав учить отправить?

— Сержант Зозуля слышал, будто упало чего. Я ничего не слышал…

Молчание. Потом — шаг, едва один. Араб даже дышать перестал.

— Продолжать караульную службу. Гасилы грешные[96]. Лиховцев…

— Я!

— Не ори. Завтра мне пятый раздел устава расскажешь наизусть

— Есть… — разочарованный голос

— Все, двинулись, двинулись. Увижу сигареты — окурок сожрете. Дятлы.

Снова шаги, теперь размеренные. Уходят…

Еще шаги. Крыша тонкая. Едва слышно прикрылась дверь — судя по звуку, глухому и солидному дверь непростая, может даже и бронированная. Ушел? Или потопал ногами на месте, прикрыл дверь и стоит — с пальцем на спусковом крючке.

Как узнать?

А никак.

Много лет назад — один китаец учил их искусству «шага гусеницы». Это когда люди думают, что ты стоишь, а на самом деле — ты идешь. Одно из древних, почти утраченных искусств монастырей в Шаолине. Вот и здесь надо так же — только не идти, а ползти.

Что там, под крышей? Кто там? Может быть, кто-то только ждет движения, чтобы открыть огонь. Легкое движение пальца — и рой стальных ос оборвет его жизнь…

Он сдвинулся немного. Буквально на миллиметр. Потом еще.

Никто не закричал. Не начал стрелять. Не взлетела красная ракета, обозначающая тревогу.

Тихо…

Двигаясь в час по чайной ложке — он подобрался к окну. Оно было не только заперто, но изнутри еще закрыто ставнями и, судя по всему — стальными, настоящими.

Он прилепил к стеклу микрофон последнего поколения — похожий на вырезанный из липкой ленты круг размером с компакт диск, гибкий и прозрачный. Он снимает звук с самого окна, за счет его микровибраций, возникающих от человеческого голоса.

Потом переполз к другому окну…

Не могло быть и речи о том, чтобы перебраться обратно тем же способом. Он просто не успевал — в помещении, к двум из трех окон которого были прилеплены микрофоны — закончились разговоры — а через несколько минут гости уже появились на крыльце. Захлопали дверцами машин…

Никому из них было невдомек, что напоминающий японского ниндзя человек, одетый в черное — лежа наверху, на террасе слушает и даже снимает их.

— Виктор Всеволодович… — молодой голос

Звук шагов. Едва слышный металлический щелчок крышки зажигалки

— Ну?

— Я с вами отдельно поговорить хотел. По поводу Мутабара…

— Ну что там опять…

Араб понял, о чем — верней, о ком идет речь. Мутабар — это было имя и одновременно кличка генерала Мутабара[97], начальника Корпуса пограничной стражи в Афганистане. Он пользовался популярностью — как один из немногих офицеров — афганцев в генеральском звании.

— Это насчет крайнего каравана из Дарра Адам Хель. Люди Мутабара задержали его.

— Случайно?

— Нет, мы уже выяснили. Люди Мутабара распространяют слухи по всему приграничью, что только слово генерала Мутабара есть гарантия, а слово русских ничего не значит.

Тяжелое дыхание. Сигаретный дым. Потом — какой-то непонятный звук — вроде удар, а потом — нечто похожее на приглушенный стон.

— Сам придумал, сучонок? Ты кому уши натянуть пытаешься, гнида? Я почитай без малого пятнадцать лет на Востоке. Мутабар никогда не скажет такое, что бы он не думал! Если бы он был таким дураком — давно б лежал в земле.

…

— Ну, говори.

— Господин полковник, но караван действительно задержан!

— Идиот. Пойди и выкупи его. Мутабар хочет денег и ничего больше. Он продаст тебе за полцены твою же контрабанду, чтобы не искать оптового покупателя.

— Но как же обязательства перед англичанами…

Еще один звук удара

— Мал еще, чтобы рассуждать о таком. Иди, работай. Попробуешь еще раз соврать… знаешь, что будет.

Араб, затаившись, слушал — ему не надо было переводить, чтобы понять, о чем речь. По какой-то договоренности с англичанами — из города Дарра Адам Хель вышел караван с оружием и боеприпасами для боевиков. Ему была гарантирована зеленая улица — но его задержали люди Мутабара, генерала, отвечающего за пограничную зону. Русские не вмешались, потому что афганцы в кой то веки раз сделали все сами. Теперь караван разгрузился где-то на складах и оружие ждало своей участи. Точнее генерал ждал, кто к нему придет и с каким предложением. Если предложение будет приемлемым — оружие ночью вывезут, а на следующий день по акту бросят в металлургическую печь такое же количество металлического лома. Если никто не придет — что ж, тогда уничтожат оружие и будут ждать другой караван.

Вот только англичане — недовольны, и сильно недовольны. И кое-кто среди заговорщиков — уже продвигает их интересы…

Снова шаги. Звук двигателя, скрип открывающихся ворот. Одна машина пошла. Здесь их всего три…

— Ну?

— Баранки гну… — раздраженный голос

— Меняем?

Это простое слово — в контексте звучало зловеще.

— Всех не поменяешь…

Звук, с каким выпускают в воздух табачный дым.

— Я с самого начала был против того, чтобы связываться с англичанами.

— Да помню…

Снова звук зажигалки. Это от нервов — куришь одну за одной

— Ты понимаешь, что при определенном раскладе мы англичанам уже не нужны. Кто им мешает сдать нас как стеклотару в пункт приема

— Пока мы контролируем ситуацию.

— Вот именно. Пока. Знаешь, если перед тобой сидит несговорчивый собеседник — возникает большой соблазн заменить его на сговорчивого. Очень большой соблазн. И как показывает практика — желающие обычно находится. Этот шакаленок — явно не будет набивать себе цену.

Снова звук выдыхаемого дыма.

— А ты? Какова твоя цена, Миша? А?

— Виктор Всеволодович… Я же всегда за вами был. Вы моего сына крестили… За что…

— Ладно, не пыли… Нервы что-то сдают. Полечить, что ли…

Сухой смешок.

— Деньги ушли?

— Да, как обычно.

Звук выдыхаемого дыма.

— Хоть одна хорошая новость. Но сборы — надо увеличить. Там комбинат открывается. Надо к ним подъехать. Займись. Проблемы никому не нужны и все такое.

— Есть.

— И найди пару человек. Не из тех, кто совесть в детском саду на жвачку сменяли. Хотя бы в гимназии…

— Есть.

Неопределенный звук

— А в Петербурге что?

— Все сделано.

— Уверен?

— На сто процентов.

Они хорошо понимали друг друга. Они чертовски хорошо понимали друг друга, даже несмотря на то, что в предложениях, которыми они обменивались — начисто отсутствовали то подлежащие, то сказуемые. Они давно занимались тем, чем они занимались и уже давно — понимали друг друга с полуслова.