Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы Страница 6

— Даже не сомневаюсь. Придет время — поговорим. Куда он денется, тем более, со слов Игоря, — очень приличный мужчина… Но вы снова очень умело увели разговор в сторону. Не хочется мне зряшно конфликтовать, по пустякам притом. Давайте попросту. Коротко, четко, исключительно по теме, в рассуждении, что мы с вами действительно союзники. Если нет — шапки врозь и конец компании…

— Хорошо, — Суздалев произнес это таким тоном, что Сашка подумал: «Впредь могут и проблемы возникнуть, если, конечно, ситуация для монаха и его мира изменится в лучшую сторону».

— О появлении в окрестностях монастыря «командного пункта» походного воеводы Игоря Мещерского отец Флор доложил мне по интеркому немедленно. Равно как и о том, что рядом с его обителью начало происходить и все остальное. Прошу отметить, мои люди настолько хорошо подготовлены для настоящих и будущих событий, что игумен мгновенно включился в игру и начал вести себя «как положено».

— Это очень умно, Георгий Михайлович, вы даже не подозреваете, насколько. Может быть, отец Флор спас всех ВАС от очень крупных неприятностей. А вот если с иной точки посмотреть — возможно, наоборот, лишил нирваны…

— Пояснить можете?

— Свободно. Только опять закурю. Неудобно я себя среди вас, духовных лиц, чувствую. Все время дергаешься, как бы чего не нарушить, чьи-то чувства не оскорбить…

— Насчет этого можете не беспокоиться. А чтобы вы еще лучше представили себе абсурдность положения, скажу самое главное. Весь этот процесс своей односторонностью здорово напоминает мне кольцо Мебиуса. То есть он именно односторонний в полном смысле слова. При взгляде извне там не происходит совершенно ничего. Вы можете хоть на автомобиле, хоть пешком добраться из Москвы до самого Осташкова и не увидите никаких признаков химеры. Проверено. Зона начинается примерно в полукилометре от избы Ростокина и ровным кольцом охватывает часть берега и монастырь…

На экране компьютера Суздалев показал панораму района и обозначенную красной линией границу.

— Только пройдя ее вы попадаете в химерическую реальность. И уже тогда она начинает действовать. Не на всех, как я отмечал, но кто подвержен, обратно вернуться тем же путем уже неспособен. И сфера наваждения распространяется, как я уже докладывал, на двадцать километров минимум. Вы поняли?

— Чего ж не понять? Хотелось бы, для полноты картины, провести еще один эксперимент. Войти в зону с нашей стороны на самой дальней границе ее распространения и пообщаться с людьми, проживающими там. Народ ведь все цивилизованный, не крестьяне малограмотные. Постоянно должны туда-сюда мотаться, машинами и прочим транспортом…

— Александр Иванович, вы не поняли? — с долей сожаления спросил Суздалев. — Повторяю — отсюда все в норме. До моста и стен пустыни. Люди, архитектура, инфраструктура, психика. Оттуда в нашу сторону — «тринадцатый» век. Возможно — всю территорию России, а то и Землю целиком захватывает. Просто мы не успели настоящую экспедицию наладить.

«Ну, на всю Землю у Игоря мощи не хватит, — подумал Шульгин, — да и на Россию вряд ли, если только его к подходящему трансформатору не подключили».

— Экспедицию — это правильно! Танковую дивизию и воздушно-десантный корпус к монастырю марш-броском, а оттуда по расходящимся направлениям — до крайних пределов. До Каракорума на востоке, до Атлантики на западе. Очень приличная держава может получиться. Ваш протекторат. Великий князь уже есть, княжна тоже…

Он сам не понял, очередная хохмочка с языка сорвалась или же…

Судя по искре, мелькнувшей в глазах Суздалева, скорее второе.

Чтобы не терять инициативы и одновременно создать у собеседника впечатление, что он все ж таки обычным образом дурака валяет, продолжил:

— Священные дружины свои мобилизуйте, грамотную схему межконфессионального взаимодействия разработайте, на башни символику нанесите, отгоняющую нечистую силу любой ориентации, радиаторы святой водой залейте… У Ростокина, кстати, в этом деле тоже опыт богатый…

— Расскажете?

— Не мой вопрос. Сам расскажет, если захочет. Тема глубоко личная. Давайте о нашем. Если доведется здесь задержаться, нам следует на приличном, вами определенном уровне, в «узком круге ограниченных людей» собраться и какой-нибудь подходящий пакт заключить. Насчет «антанте кордиаль»[3]. Думаю, есть основания.

— Основания наверняка есть. Однако разговаривать с вами удивительно трудно. Большого напряжения требует.

— Да что вы?! — искренне удивился Шульгин. — Мне кажется, должно обстоять полностью наоборот. Вы, худо-бедно, книжки из нашей общей истории читали, от Пушкина, Салтыкова-Щедрина до как минимум Горького и Алексея Толстого. Значит, лексику, а также и стиль мышления представлять должны. А я, к сожалению, ни одной у вас за сто двадцать лет написанной книги не читал! Кому труднее?

После часа с лишним рассуждений на общие темы, специально обходя конкретности, Суздалев согласился, чтобы Шульгин с Ростокиным избавили его от своего присутствия и переночевали на квартире у Игоря. Александр и здесь сумел быть деликатно-убедительным.

О том, что Суздалев вольно или невольно «засвечен», он впрямую говорить не стал, но намекнул именно на это. А вот жилище Ростокина уже почти год полностью выведено из обращения, и в ближайшие сутки внимание «посторонних сил» на него обратится в самом крайнем случае. Особенно если принять должные меры предосторожности.

Глава вторая

— Зайчик на резиночке, — сказал Шульгин, глядя с балкона квартиры Ростокина на панораму Сретенского бульвара вправо и влево. Вид был приятный для глаз, рождественская иллюминация до конца перспективы, непременный снегопад, придававший окружающему дополнительную прелесть. Прямо внизу, в парке, окружающем гостиницу «Славянская беседа», веселились постояльцы, швырялись снежками, лепили снежных баб, пили у костров глинтвейн и сбитень, пели песни, толпились в очереди к запряженным в сани тройкам, катающим почтеннейшую публику по Бульварному кольцу или куда господа прикажут.

Вновь его наполнило то самое чувство всеблагости и покоя, как и во время встречи прошлого Нового года в этом же мире. Здесь бы только и жить…

— Не понял, Александр Иванович, — ответил Ростокин, тоже благодушный, потягивающий толстую сигару, вышедший на десятиградусный морозец в одной крахмальной сорочке.

— Игрушка у меня была любимая в скудные послевоенные годы, — пояснил Сашка с внезапно нахлынувшей грустью. — Обтянутый фольгой зайчик из смятой оберточной бумаги, ушки красные, глазки из бусинок, на длинной резинке от самолетного амортизатора. Ты его бросаешь на весь размах, а он возвращается в руку… Вот и мы с тобой так же. Когда я здесь с Андреем, Аллой и Ириной справлял Новый год, а ты болтался черт-те где, под шампанское проскочила фраза, не помню уж, кем сказанная, что ничего мы не можем и не должны хотеть, мы просто исполняем миссию…

— Вы, Александр Иванович, на самом деле так думаете?

— Другого выбора и другого выхода у меня просто нет, — сказал Шульгин с непривычным даже для него пессимизмом. — Как у генерала Корнилова. Мы тут мечемся, воображаем, соображаем, а миссия существует, выше нас и помимо нас. Я долго терзался, много лет подряд, и прямо сегодня утром еще, а тут просветление снизошло. Погода, наверное, повлияла. У нас, как ты помнишь, гниль всякая, глобальное потепление и дожди всю зиму, а здесь — как в сказке. Или в начале тех пятидесятых. Миссия же наша — пусть и навязанная извне — спасать миры и человечества, сколько бы их ни было, хотят они этого или не хотят. Я, кстати, долго это пытался понять, а только сейчас показалось, что понял.

Ростокин правильно оценил неопределенный жест правой руки Шульгина, шагнул в комнату и вернулся с двумя бокалами шампанского-брют. На морозце — очень неплохо. Именно шампанское, предрасполагающее к дальнейшим откровениям — совсем не тем, которые способна пробудить водка. И даже коньяк, с кофе или без. Это вообще отдельная тема для исследования.

— Только сейчас понял, — повторил Шульгин. — Все мучился, мучился, зачем, думаю, нам все время подкидывают дурацкие задачки, заставляют абсолютной ерундой, если вдуматься, заниматься. Вот у меня сейчас в Испании ситуация зависла — победим или же как было все останется? Тут вы подвязались — какого, казалось бы, хрена? Счастливы и довольны сверх всякой меры. А и вас тоже спасать надо…

Ростокин, зная Шульгина более года и во всяких, как думалось, случаях, все равно не улавливал извилистого хода его мыслей.

— Идея совершенно проста, — Сашка сквозь зубы выцедил ледяной, пузырящийся напиток. — Стержень. Стержень-замедлитель графитовый. Это я, то есть. Засовывают меня в какую вздумается дыру и смотрят, стабилизировал я процесс или нет. Если не разнесло к чертям, в другую толкают… Противно, знаешь ли, себя в таком качестве ощущать.