Андрей Ивасенко - Проект «Сфинкс» Страница 60

— Два с половиной часа. Мы на финишной прямой, Николай, — ответил Шельга.

Майор вставил амулет-ключ в паз замка и осторожно нажал на кнопку.

Вспыхнул яркий свет. Завыла сирена. На стене замигала красная лампочка. Все, дело сделано — теперь ток поступал на все приборы и приспособления на базе.

— Выключайте немедленно эту квакалку! — крикнул профессор. — К нам сейчас со всей округи мерзость сбежится!

Шельга вытащил из замка диск.

Сирена смолкла.

Большая красная кнопка снова вышла из паза наружу.

Николай тяжело дышал.

— Чего вы так испугались, Тимофей Романович? — озадаченно поинтересовался Шельга, и отдал обратно Воронову диск, который тот тут же спрятал в кармане.

— Вы знаете, отчего кролики такие трусливые? — сказал Боголюбов нахмурившись.

— Отчего же?

— У них отменный слух благодаря большим ушам и слишком маленькое сердце. А нас окружают не кролики… Вы забыли о крысах?

И в этот момент послышался чей-то приглушенный крик.

Никто не расслышал слов.

Люди стали озираться по сторонам.

Сейчас их сердца, переполненные тревогой, бились в унисон.

— Что это было? — почти шепотом спросил Боголюбов, поежившись.

— Понятия не имею, — ответил майор.

Лиса указала на дверь:

— Этот звук раздался оттуда.

* * *

Нервы Кошкина были напряжены до предела, а в голове постоянно вертелась назойливая мысль: «Это какая-то безумная игра моего воспаленного воображения. Скорее — галлюцинация после ранения. Закрой глаза, и все сразу исчезнет… Исчезнет, как дурной сон».

После контузии память плохо возвращалась к нему — какими-то кусочками странной мозаики, которая никак не могла собраться и рассыпалась на маленькие фрагменты после очередного приступа головной боли. Тело то жгло, будто что-то внутри закипало, то знобило, словно какая-то ледяная рука касалась его. Нога, перевязанная грязной тряпкой, нестерпимо болела — через пару часов могло начаться заражение, которое потом уже ничем не остановить…

Кошкин услышал, как с глухим рокотом сдвинулась плита входного люка. Слышал чей-то голос, но не мог разобрать и понять язык говорящего — слишком тихо тот произносил слова, да и дверь хорошо глушила все звуки.

Возвратился монстр?

По телу побежали холодные мурашки.

Или кто-то другой проник в помещение командного пункта?

Господи! Он даже встать не может — монстр крепко связал его.

Капитан осмотрелся.

Вокруг — пустая, темная и холодная комната, когда-то служившая для хранения оружия и боеприпасов. Свет едва проникал сюда из коридора через маленькое зарешеченное окно, покрытое пылью. Рядом, метрах в трех, сидел человек в какой-то странной шапке на голове, мерзкой на вид. Сидел неподвижно уже несколько часов, будто маленький остров, заброшенный посреди океана, и, по всей видимости, ничего не слышал и не видел. Глаза незнакомца, остекленевшие и огромные, как шары, смотрели в пустоту, а губы слегка подрагивали, будто тот хотел что-то сказать, но вместо слов с губ слетало какое-то непонятное шипение. Он был худ, но с распухшим животом. Если бы капитан не видел его шевелящиеся губы и вздымавшуюся, подобно древним треснувшим мехам, грудь, то он бы подумал, что человек мертв. Это был даже не человек, а скорее его оболочка, умершая много лет назад, но по каким-то причинам не утратившая способность дышать.

Где-то за дверью добавились голоса: теперь их стало больше. Один — принадлежал женщине. Или ему это почудилось? Сейчас он ни за что не мог поручиться.

Кошкин слегка приподнялся, прижавшись спиной к стене. Покалеченная нога отозвалась тупой, резкой болью. Капитан поморщился и тихо застонал.

В этот момент в комнату ворвался оглушительный вой сирены, от которого в висках капитана застучала кровь, и очередная волна боли вырвалась изо рта диким криком. Он был на грани помешательства от душераздирающего звука, сознание ломалось под его натиском.

Когда рев сирены оборвался, окружающее пространство погрузилось в звенящую тишину.

Капитан собрал последние остатки силы и воли. Кто находился там: свои или чужие? Ему уже было безразлично. Главное — возможное спасение. Главное, что это люди, а не монстр. И крикнул:

— По-мо-ги-те!

Снова послышались голоса — в этот раз тревожные.

Скрипнула дверь, ведущая в коридор.

Кто-то осторожно приближался.

— Я здесь, — прохрипел капитан. Больше он не мог произнести ни слова — тяжелый комок образовался в горле. Дыхание от волнения сперло. Он лежал на полу — с ужасом, и в то же время с нетерпением — ощущая, как кто-то тихо подкрался к двери. Звук шагов по каменному полу отчетливо слышался.

Лязгнул засов. Кто-то толкнул дверь. Она поддалась плавно, почти без скрипа.

В дверном проеме стояла высокая тень.

Яркий свет от фонарика ударил в глаза Кошкину — он зажмурился и услышал, как клацнул выключатель. На потолке загорелись две лампочки. Успокаивающая волна света залила сумрак комнаты. Когда капитан раскрыл глаза, то увидел удивленное человеческое лицо и услышал знакомый голос:

— Жив, чертяка!

* * *

Шельга шагнул в комнату, погасил фонарик, включил свет и огляделся. На полу, жмурясь, лежал связанный капитан Кошкин, в углу сидел другой человек — без движения, как будто не замечал его появления. Помещение пустовало и предназначалось явно не для жилья. Повсюду валялись пустые деревянные ящики со скомканной промасленной бумагой, которой обертывают оружие для длительного хранения, по обе стороны стояли стальные шкафы с открытыми дверцами. Вероятно, когда-то здесь находился арсенал.

Кошкин открыл глаза, заморгал и попытался что-то сказать, но изо рта вырвался лишь хрип, будто его голосовые связки были парализованы.

— Жив, чертяка! — обрадовался майор.

Кошкин узнал Шельгу и попросил:

— Развяжите меня, майор…

В комнату вошли еще трое.

Шельга обернулся и приказал:

— Профессор, побудьте в коридоре. Не хотелось бы по собственной беспечности оказаться в мышеловке.

— Есть, командир! Я осмотрю остальные помещения, — ответил Боголюбов, тут же исчезнув за дверью.

Майор склонился над Кошкиным. Щелкнул нож.

Капитан почувствовал, как путы ослабли, и он смог двигать руками и ногами. Тело затекло и не желало слушаться, каждое движение отдавалось жуткой болью. Шельга помог ему подняться и сесть на один из ящиков.

— Пить, — попросил Кошкин. Он тяжело дышал. В комнате было довольно прохладно, однако по лбу капитана скатывались крупные капли пота.

Воронов протянул флягу с водой.

Кошкин жадно приложился к горлышку и оторвался от него после того, как фляга полностью опустела.

— Спасибо, — сказал он, переводя дыхание. Глаза стали влажными и наполнились живым блеском. — Я едва не умер от жажды.

Шельга указал на странного человека у стены:

— А этот откуда взялся?

Капитан покосился на незнакомца:

— Понятия не имею. Тварь притащила его сюда несколько часов назад. Меня вот связала, а его — нет. Сидит, как истукан, даже не ворочается. Не знаю, что с ним происходит…

— А сам как здесь оказался? — спросил майор. — Мы думали, все погибли… там… наверху.

Лиса подошла поближе к капитану.

— Он ранен, командир. Позвольте, я осмотрю?

Шельга кивнул в знак согласия и отошел немного в сторону.

— Так, Кошкин, — строго сказал он, — давай рассказывай, что произошло в оазисе и как ты сам-то очутился в этом месте. Подробно, в деталях. Как вы так оплошали?

— Я не знаю, товарищ майор, — признался капитан. — Все произошло слишком неожиданно. Они подобрались к нам незаметно, скорее всего, пришли пешком, потому мы их вовремя и не обнаружили. Работали снайперы. Нас постреляли, как куропаток. Сперва сняли часовых, затем принялись за тех, кто отдыхал после караула. Мы с сержантом Харламовым еле ноги унесли. Пошли по вашим следам, спустились по вентиляционной трубе вниз — хорошо, что я альпинистское снаряжение успел с собой прихватить. Сержант был тяжело ранен в бою и умер по пути. А меня схватила какая-то тварь. Как я здесь оказался, не помню.

— Это он вас ранил? — спросила Лиса, посмотрев на ногу капитана.

— Кто? — не понял Кошкин.

— Охотник.

— Нет, задело осколком гранаты.

— Ясно. — Шельга нахмурился. — Придется тебе писать рапорт по возвращении. Люди погибли, сам понимаешь.

— Товарищ майор… — Кошкин застонал и едва не потерял сознание, когда Лиса сняла перевязку, разрезала штанину и ощупала ткани около раны. В нос майору ударил тяжелый гнилостный запах.

— Что? — спросил Шельга, с тревогой посмотрев на Лису.

— Все очень плохо, командир, — быстро ответила девушка. — У него начался некроз тканей…