Антон Орлов - Пожиратель Душ Страница 61

– Не успел вернуться домой до истечения урочного времени. Такая метаморфоза происходит с каждым оборотнем, который опоздает.

– И… – похолодевший Ник не смог выговорить имя.

– И с ней тоже, если она однажды не успеет. С кем угодно. Поэтому возвращаться в свои владения оборотни должны вовремя.

– Что с ним будет дальше?

Судя по звукам, истерзанное жутковатое существо ползло через поляну, но Ник не смел повернуть голову. Сидел, глядя прямо перед собой.

– Скорее всего, или свалится замертво, или его съедят. Но если ему очень-очень повезет, он доберется домой и тогда сможет принять свой истинный облик. Мизерная вероятность… но все-таки она есть, иначе я бы его прикончил из соображений милосердия, – Дэлги говорил задумчиво и невесело, таким Ник его еще не видел. – Представляешь, я, такой добрый, убью его, чтобы понапрасну не мучился, а его территория – вон за тем лесочком, и ему всего-то полшакра оставалось проползти! Он ведь на что-то надеется, раз ползет… Так что лучше его не трогать.

Ни отвращения, ни неприязни. Дэлги, похоже, искренне сочувствовал попавшему в переделку монстру. Немного странная для иллихейца реакция… Если бы такое случилось с Люссойг, Нику тоже стало бы ее жалко, но это ведь не Люссойг.

– Может, он вообще не в ту сторону направляется?

– Двигается он, куда надо, – сострадание к стенающей твари, которая медленно, пядь за пядью, тащилась вперед, не мешало Дэлги следить за мясом на вертеле. – Видишь ли, оборотень всегда знает, в какой стороне его дом. Базовый инстинкт. Он это чувствует и ошибиться не может. В старину, когда еще не изобрели навигационные приборы, их использовали мореплаватели.

– Каким образом?

– Охотники ловили оборотня живьем и после истечения срока продавали морякам. В этом состоянии оборотни беспомощны и физически очень слабы, хотя выглядят так, что впечатлительных зрителей вроде тебя бросает в дрожь. Кстати, хватит дрожать. Ты лучше представь, ему-то каково ползти мимо людей! Ну и вот, моряки брали такого бедолагу на корабль, и он был у них вместо компаса, пока не издыхал. Он чувствовал, где находится родной берег, и его постоянно тянуло смотреть и двигаться в ту сторону. По этой же причине болотные твари, которые отправляются гулять в Ганжебду, не рискуют на обратном пути заблудиться: они идут на свет своих собственных маяков, для всех остальных незримый. У оборотней никаких проблем с ориентацией в пространстве, даже в таком плачевном состоянии.

Существо, наконец, уползло, с трудом волоча по земле свое тяжелое вялое тело, скрылось среди высокой травы, но стоны еще долго были слышны.

Ник не мог есть, аппетит отшибло. Через силу разжевал и проглотил несколько небольших кусочков, и то лишь потому, что Дэлги пригрозил покормить его с ложки.

Когда они прятались под деревьями от ливня, заставившего болото бурлить и всхлипывать, снова зашла речь о тварях.

– Иллихейцам, да и всем людям нашего мира, несказанно повезло, что существуют твари. Иначе здесь было бы, как у вас.

– Но у нас тварей нет, и поэтому жизнь более безопасная, – растерялся Ник. – А здесь они могут кого угодно съесть, хоть на природе, хоть в городе.

– Ну, разве что… – Дэлги пренебрежительно прищурился, отбросив назад намокшие пряди. – Сожрать человека и у вас могут, не в прямом, так в переносном смысле. Не буду ссылаться на факты из твоей биографии… Зато, что такое геноцид, здесь никто не знает. Раньше, до Империи, когда шли войны между королевствами и княжествами, сражались армии, а мирное население не истребляли, как оно практикуется на вашей Земле. Грабили и насиловали – это само собой, но не убивали. У нас не бывает погромов из-за национальной розни, и вообще взаимоотношения между представителями разных этносов более терпимые. Можешь судить об этом хотя бы по своему личному опыту. Тебе часто приходилось сталкиваться с грубой дискриминацией? Ты иммигрант, у тебя чужой акцент и странноватые предрассудки, но для иллихейцев главное то, что ты – человек. В учебниках написано, это потому, что мы культурней, но там нет объяснений, с чего мы стали такими культурными. Все дело в тварях.

Ливень все сильнее лупил по листве над головами.

– Почему?

– Твари – враждебная человеку сила. Иногда неразумная, иногда разумная, но вполне реальная и при близком контакте смертельно опасная, не брать ее в расчет никак нельзя. Внешний враг, перед лицом которого различия между образованным северянином из Раллаба и, к примеру, полудиким туземцем из Макиштуанского княжества теряют значение. Благодаря присутствию тварей человеческое общество сохраняет сплоченность и стабильность, вот так-то.

– А как же Ганжебда? – поежившись (за шиворот скользнула холодная струйка) спросил Ник. – И истребление шан-баягов, о котором вы говорили – это разве не геноцид?

– Ганжебда – исключение, своего рода помойка цивилизации. Ты попал туда случайно, и мы еще выясним, кому ты должен сказать за это спасибо – не знаю, как тебя, а меня эта детективная история заинтриговала. Обычно в Ганжебду едут те, кто жаждет окунуться в такую жизнь. А что касается шан-баягов, так когда это было! Около семи тысячелетий тому назад… Шан-баяги сами широко практиковали геноцид по отношению к соседям, и всех этим достали, вот все и решили, что лучше без них. Хотя ковры у них были зашибенно красивые…

Когда ливень перешел в медленную морось, и путешествие в никуда продолжилось, лугурду пришлось бежать по сплошному водяному зеркалу, над которым поднимались кроны деревьев и травяные султаны. Тревожный запах болота пропитал и тяжелобрюхие облака, и свалявшиеся космы Спиридоновой шерсти, и волосы, и одежду; Ник чувствовал, что они с Дэлги понемногу превращаются в составную часть этого промозглого мира. Может, через некоторое время у них появятся жабры. Или они станут здешними оборотнями. Так или иначе, а болото их не выпустит. Не сказать, чтобы его это сильно расстраивало.

Он надеялся, что Миури потом найдет способ вернуть свой кулон.

Правда, некоторые вещи его все-таки продолжали удивлять. Например, то, что Спиридон скользит по водной глади, как по ледяному катку.

– У него ноги по-особенному устроены, – объяснил Дэлги. – Обратил внимание, какие они пухлые внизу? Там у него полости с воздухом, поэтому лугурды не проваливаются.

– Вроде воздушной подушки?

– Не вроде, посложнее. О воздушной подушке я читал в вашем журнале, у лугурдов не совсем то.

Затопленную территорию сменил лес луковичных деревьев. Как будто тебя уменьшили, и ты бродишь среди громадных, в три обхвата, рыжевато-коричневых луковиц, увенчанных пучками головокружительно длинных ярко-зеленых побегов – те покачиваются, перечеркивая низко нависающее пасмурное небо.

При близком знакомстве заметны отличия: эти луковицы покрыты не кожицей, а корой, и какие-то существа, которые предпочитают людям на глаза не показываться, прогрызли в них множество норок и прячутся внутри.

Привал сделали на опушке. Дэлги взял дротик и отправился «за обедом», но вскоре вернулся с пустыми руками.

– Ник, пошли со мной. Ты должен это увидеть.

– А что там?

– Идем.

В овраге, окруженном потемневшими и разбухшими старыми «луковицами», лежал то ли свернутый ковер, который за ненадобностью отвезли черт-те куда и выкинули, то ли уснувшая толстая змея. Ник почему-то не мог как следует рассмотреть эту штуку. Что касается остального – каждый травяной стебель, каждого копошащегося на поверхности мокрой земли червяка он видел отчетливо, а <I>эт<MU!^!X!O!A!>о<W0> по сравнению с окружающими предметами выглядело размытым. Словно сфотографировали не в фокусе, только ведь это не фотография…

– Это хадда, – дав ему возможность поломать голову над загадкой, сказал Дэлги. – Вероятностная личинка. Смотри!

Он подобрал черный, в муаровых разводах, плод величиной со сливу (их тут много валялось, они высыпались из белесых коробочек, созревающих на верхушках зеленых побегов луковичных деревьев) и бросил в овраг. Плод пролетел сквозь хадду, словно та была сгустком тумана.

– Это вроде миража?

– Какой там мираж… Бери выше. Хадда нереальна. Появиться-то она может где угодно, однако, если место занято другими высокоорганизованными существами, вроде людей, она скоро исчезнет, словно ее и не было. А вот если место ничье – птицы, рыбы и улитки не в счет, тогда из нее может что-нибудь вылупиться.

– А что вылупится?

– Тварь. Именно таким образом появляются на свет твари. Местечко тут подходящее, так что разродиться она может в любой момент и сразу кушать захочет, поэтому посмотрели – и пойдем-ка отсюда.

Дэлги взял Ника за плечо, мягко развернул и подтолкнул вперед.

Значит, и Люссойг родилась таким образом? И у нее никогда не было ни семьи, ни подружек… Король Сорегдийских гор тоже, видимо, появился из хадды, зато у него территория огромная… и к тому же красивая – залитые солнцем горы с ледниками, водопадами, альпийскими лугами и минеральными озерами. Если Сорегдийские горы Ник вспоминал как приятный сон, то мысль о затянутом ряской черном озерце, куда Дэлги бросил ожерелье, вызывала у него болезненное чувство потери и протеста. Люссойг ведь не виновата, что родилась оборотнем… Ник надеялся, что она вернулась к себе в озеро вовремя, не опоздала.