Диана Удовиченко - Эффект преломления Страница 62

Анна уже поняла, кто перед нею.

— Значит, ты действительно существуешь?

Голос собеседника стал хитрым:

— Ведь это каждый сам для себя решает. Но если ты видишь меня, почему бы мне не существовать?

— Тогда… почему я? Почему сейчас?

— Ты исполняешь предназначение своей матери. Ребенком она увидела вещи, которые помутили ее рассудок. Она молилась о спасении, но от ужаса произнесла слова молитвы гораздо более древней, чем собиралась. Эржебету услышали, и с тех пор душа ее была обещана мне.

— Опять она! — воскликнула Анна. — Везде оказывается, что она была первой, даже у дьявола!

— Я не жалуюсь, — возразил собеседник. — Ты гораздо более интересное приобретение.

— И что же было дальше?

— Я пришел к ней, сопровождал всю жизнь. Оберегал и охранял, соблазнял самыми прекрасными грехами. Но она упорно сопротивлялась. Хотя могла бы проявить уважение, все же я спас ее. Нет же, она молилась без конца, сдерживала неправедные желания. Надо сказать, не все всегда получалось, особенно часто она поддавалась грехам гнева и гордыни. А вот похоть усмиряла виртуозно, даже мне часто отказывала… Однако в итоге Эржебета умудрилась прожить достойную жизнь и даже помогала людям. Хотя, — со смехом добавил Черный человек, — надо признать, она делала это столь своеобразно, что никому в голову не приходило ее поблагодарить. Так или иначе, Эржебета доказала, что человек способен сам определить свою судьбу и изменить любые обстоятельства. Она ломала себя всю жизнь. Не давала воли чувствам. И сумела не выпустить наружу чудовище, которое родилось в ней в момент смерти сестер. Когда-нибудь кто-нибудь, поэтично настроенный, назовет это эффектом преломления…

— И раз мать не поддалась, ты решил забрать меня?

— Своим упрямством она изменила предначертанное. Я решил, что справедливо будет, если предназначение исполнишь ты.

— И я…

— Ты была податливым и способным ребенком, в отличие от Эржебеты. Ты безоговорочно приняла определенную мною судьбу. Даже не пыталась бороться. Незаметно, исподволь я отравлял твою душу, растлевал ее. Немного слукавить. Не сказать правды. Оборвать крылышки у бабочки. Исподтишка наступить кошке на хвост. К пятнадцати годам из очаровательной малышки я вырастил не менее очаровательное чудовище. А самое милое — ты всегда виртуозно скрывала свою сущность. Окружающие считали тебя доброй и сердобольной, тогда как ты только и ждала случая, чтобы начать убивать и распутничать. Кровь и разврат — вот твоя сущность, вот чем живет твоя душа.

— И что теперь?

Голос Черного человека был нежен и ласков:

— Теперь, моя дорогая девочка, ты — Высший вампир. Ты получила дар искушения и право преображения, а вместе с ними и вечную жизнь. Так ступай, заверши инициацию.

Анна выгнулась, завыла. Тело ее видоизменялось, вытягивалось, покрывалось блестящей шерстью. Руки превратились в когтистые лапы, лицо — в звериную морду.

— Великолепное существо. — Дьявол удовлетворенно кивнул пустым капюшоном. — Кошка. Черная кошка… иди, дочь моя. Докажи, что ты освободилась от человеческой сущности.

Зверь выскочил из комнаты, понесся по коридору, оглашая замок торжествующим воем, радуясь свободе.

Праздновать свободу Анна начала в детской комнате. Больше никакой любви. Лишь три трупика в луже крови.

Продолжила в покоях фрейлин. Никакой дружбы. Только истерзанные тела, разодранная плоть.

Завершила в комнате для слуг. Никакой ответственности. Одни только кровавые ошметки того, что когда-то было людьми.

Под утро вернулась к себе. Вылизывала шерсть, приводя себя в порядок после пира.

— Ты все хорошо сделала, девочка, — сказал Черный человек. — Я больше не нужен. Я ухожу, а ты живи по новым правилам. По законам ночи.

ГЛАВА 16

Владивосток, май 2012 года

Я судорожно соображал. Выстрелить первым? Револьвер вскинуть не успею, она меня продырявит быстрее. Снова тянуть время? Только это и остается. Хорошо, бабы любят поболтать. Попрощаться она решила. Нормальный мужик выстрелил бы мне в спину, и все дела. Но этим же драматические эффекты подавай…

Навесив на лицо выражение крайней растерянности и удивления, я стоял перед девушкой, держа кольт в опущенной руке. И очень надеялся, что Маша в порыве красноречия не обратит на это внимания.

— Жаль, — повторила она, целясь мне в грудь. — Очень не хочется тебя убирать, но приказ есть приказ.

За ее спиной в распахнутом сейфе горели какие-то бумаги.

— Архив Батори? — спросил я.

Маша кивнула.

— Неужели на СКДВ работаешь?

— Католической церкви не нужно, чтобы всплывала эта грязная история, — пояснила девушка. — И еще: сам знаешь, из Ордена чистильщиков живыми не уходят. Тебе так и не простили предательства. Извини, Иван. Если это тебя немного утешит: мне было с тобой очень хорошо…

Ее палец лег на спусковой крючок.

— Погоди, Маш! Скажи хоть, откуда ты?

— Сестра Мария, Конгрегация Сестер Непорочного Зачатия, — по-военному четко отрапортовала она. — Прощай, Иван.

Несмотря на серьезность ситуации, заржал я совершенно неприлично:

— Монашка?.. Непорочное зачатие?.. Это там тебя трахаться учили?

— Скотина! — взвизгнула девчонка и нажала на спуск.

Я же еще и скотина… За мгновение до выстрела рухнул назад, в падении вскинул руку, выстрелил в ответ. Левое плечо обожгло болью — чертова монахиня все же меня ранила. Сама девушка не проявляла признаков жизни. Я осторожно поднял голову, увидел стену напротив, забрызганную кровью и мозгами, — не промазал, значит. Маша сидела на полу, в глазах изумление, череп пробит. Даже сейчас красивая. Жалко…

— Не надо было смешивать работу с удовольствием, — пробормотал я, оглядываясь.

Архив благополучно догорел. Что там было, интересно? Наверняка протоколы суда, завещания Эржебеты — подлинные и поддельные, бумаги, подтверждающие собственность на замки, личные и деловые письма… все то, что могло бы пролить свет на роль Церкви в истории графини Батори.

Я подошел к портрету юной Эржебеты. Сейчас, когда я знал, что она невиновна, взгляд девушки казался печальным и мудрым, словно ей было известно, что ждет впереди. Она тоже была очень красивая, и ее тоже было жаль. Красивых всегда жальче. Кажется, я это уже говорил…

Однако размышлять о вечном было некогда. Оторвав кусок футболки, я кое-как перетянул плечо и отправился на поиски лаборатории, оставив позади три мертвых тела. Такая уж у нас работа — постоянно трупы за спиной…

В бункере стояла тишина. Неудивительно: клан Батори погиб со смертью основательницы — кому тут шуметь? Тем не менее я держал кольт на изготовку, двигался со всей положенной осторожностью. Кто его знает, может, киан-ши, одержав победу над лидерками, теперь убирают свидетелей и кто-нибудь бродит по коридорам в поисках одного ненужного больше чистильщика? Пакт пактом, но они всего-навсего упыри. Да и зная манеры церковников, я вполне мог предположить, что мною при необходимости запросто пожертвуют. Из политических соображений. Отец Константин, конечно, мужик правильный, однако не он тут тризну заказывает.

А бункер был огромным, ярко освещенным и богато отделанным — настоящий подземный дворец. Помещения, обставленные с грубой средневековой роскошью — золото, пурпур, мраморные статуи, ковры, звериные шкуры, — сменялись комнатами в стиле хай-тек — стекло, хромированные поверхности, ломаные линии, авангардные скульптуры.

Интересно, сколько ж они бабла сюда ввалили, размышлял я по дороге. Наверное, зарабатывали на своем основном бизнесе нехило. Продавцы невозможного, блин. Сколько стоит здоровье? Молодость? Долгая жизнь? Красота? Да они бесценны. За них можно отдать все, что имеешь, даже если имеешь очень много. Батори неплохо придумала. Жаль только, ее лечение давало побочный эффект в виде летального исхода.

Я долго плутал по коридорам и наконец уперся в тупик, загороженный блестящей металлической дверью, на которой торчали дисплеи и еще какие-то электронные устройства. Решил, что это и есть лаборатория.

В углу валялся синий хирургический костюм, присыпанный пеплом, сверху полуобгоревший череп — все, что осталось от сотрудника этого заведения. Обшарив карманы одежды, я нашел магнитную карточку. Наугад приложил к дисплею на двери.

— Приветствую вас, доктор Фабиан, — проговорил из динамика мягкий женский голос. — Пожалуйста, подтвердите свою личность, пройдя сканирование сетчатки.

Следом на двери замигало сканирующее устройство.

Ох ты, черт. Я поднял череп, с надеждой заглянул в глазницы. В одной что-то болталось. С великой осторожностью я вытянул склизкий мутный глаз. Очень стараясь не раздавить сокровище, прижал его к сканирующему устройству.

Что-то пощелкало, попищало, и женский голос сообщил: