Дмитрий Казаков - Идеальное отражение Страница 62

Но этого не случилось, сказалось «воспитание» Дьякона, основанное на принципе «главный всегда прав».

— Раньше куда легче давалось… или рана сказывается? — продолжал бормотать Синдбад.

Через какое-то время мы ещё слегка пробежались, подобрались немного ближе к дублю, и только тут я сообразил, что он направляется вовсе не к тамбуру. Проклятого двойника понесло куда-то к востоку от развалин Соснового Бора, туда, где пруды, болота, речка Коваши и одна из главных местных диковинок.

Нет, не может быть, чтобы дубль шёл к Лабиринту Коваши, что ему там делать?

«А что ему вообще делать в этом мире, ты знаешь? — пришла мне в голову здравая мысль. — Ты вообще представляешь, что может вести существо, коему от роду несколько дней, но которое выглядит как взрослый мужчина, и никогда не имело ни отца, ни матери?».

Очевидно, что я несколько раз напрямую соприкасался с его мыслями, когда оказывался в чужой голове. Но, несмотря на это, стоило признать, что понимал я дубля очень слабо, а если честно — вообще не понимал.

Что за Путь содержится в голове моего отражения, и кто его туда вложил?

— Куда его несёт, чёрт подери? — не выдержал я, когда стало очевидно, что дубль топает прямо к примостившемуся у речки Коваши скоплению автонов, имевшему дурную привычку кочевать по местности.

То бишь направляется именно к Лабиринту.

— Подальше от нас, — хмыкнул Синдбад, но тут же вновь стал серьёзным. — А что там, впереди?

Снег продолжал идти и потихоньку густел, так что видно было не особо далеко.

— Лабиринт Коваши, — ответил я. — И мне очень не нравится, что он туда направляется.

— Как-то раз Дьякон послал несколько человек исследовать Лабиринт, — подал голос Колючий. — Он хотел узнать, что это такое, от Бога оно или от Дьявола. Из пяти вошедших внутрь вернулись трое. Один забыл обо всём, что было с ним, второй сошёл с ума, третий вроде бы остался в здравом уме, но рассказывал всякие нелепицы. С тех пор единоверцам запрещено ходить туда.

— Уж если внутри этого Минотаврова обиталища, невесть как перенесённого в наши палестины, свихнулся безумный фанатик, то что ждёт там нас? — спросил я и невольно поёжился.

— А зачем идти внутрь? — Синдбад заулыбался. — Там всего один вход и один выход, ты забыл? Достаточно их перекрыть, и твой дубль никуда не денется. Укокошим его как миленького.

Странно, что эта простая мысль не пришла мне в голову. В самом деле, зачем идти внутрь, если можно подождать снаружи? Я и Колючий у выхода, Синдбад у входа, и всё, ловушка захлопнулась.

Но неужели дубль этого не понимает?

Мы сократили расстояние настолько, что он оказался в зоне действия моих имплантов, и я мог отслеживать каждое его движение. Но выкидыш «Мультипликатора» и не подумал о том, чтобы свернуть, он продолжал топать на север, туда, где вздымалась стена металлических зарослей.

Снаружи Лабиринт Коваши выглядел даже симпатично — этакая аккуратно подстриженная загородка из английского парка, изящно округлая, ровная, без единого просвета.

О том, что творится внутри, в точности не знал никто.

Я, как и почти все сталкеры, видел выложенные в М-сеть снимки, сделанные с борта армейской «вертушки», что прошла над Лабиринтом: сплетающиеся переходы, ветвящиеся коридоры, небольшие залы. Всё выглядит словно детская игрушка, по которой нужно катать шарик, чтобы он добрался от входа к выходу, забава для великана, шариком в которой служит живой человек.

— Укокошим… укокошим… укокошим, — повторял я, пытаясь изо всех сил убедить себя, что так и будет, мы перекроем выходы и вскоре пристрелим гада, испортившего мне жизнь.

Убедить себя почему-то никак не получалось, в сердце тупой занозой сидело ощущение подвоха. В чём он заключается и как себя проявит, я не знал, но не сомневался, что судьба-злодейка подкинет мне ещё не один неприятный сюрприз. Кроме того, я не сомневался, что лишить дубля жизни, или, скорее, существования, будет не так уж и просто.

Если он обладает хотя бы частью моей боевитости и хитрости, то мы ещё попотеем.

— Вот он! — воскликнул я, когда из пелены снегопада выступила тёмно-серая стена Лабиринта, и стал виден идущий вдоль неё высокий человек в боевом костюме и с рюкзаком за спиной.

Я дал нагрузку на зрительные импланты, увидел, что дубль обернулся, заметил улыбку на тонких губах, маленький шрам на щеке. И тут меня вновь толкнуло внутри черепа, да так сильно, что я едва не шлёпнулся на спину, перед глазами закружились снежинки.

Когда я вновь глянул в сторону Лабиринта, дубля там не было.

— Он вошёл внутрь, — сказал Синдбад. — Отлично. Я буду стеречь его тут, а вы отправляйтесь на поиски выхода. Не думаю, что он с ходу найдёт короткую дорогу и доберётся туда быстрее вас.

— Погоди… Я попробую нащупать его, — и я напрягся, сканируя пространство перед собой.

По прямой от меня до дубля было метров триста — плевое расстояние для моих имплантов, но через внешнюю стенку Лабиринта не смогли пробиться ни радары, ни датчик движения, ни прочие вмонтированные в мой организм устройства.

Все они показали сплошное белое пятно, столь же информативное, как книга без букв.

— Не получается, — пробормотал я и тут уловил некое движение в стороне Соснового Бора.

Кто-то достаточно сильный и умелый, чтобы прятаться даже от проводника, шагал прямо к нам. И вряд ли это были спешившие нам на помощь белокрылые ангелы из молитв Колючего.

— Очередь туда! — Я сбросил на главный имплант Синдбада координаты сектора обстрела, и он не стал ничего спрашивать, просто развернулся, и «карташ» в его руках заплевался огнём.

Вспышка, другая, звяканье пули, наткнувшейся на препятствие, — и это там, где на первый взгляд нет ничего, кроме снежинок. Затем несмелое колыхание воздуха, и из белёсого марева выступают три фигуры в одинаковых боевых костюмах и шлемах. И мне не надо было гадать или вглядываться, чтобы понять, кто это — узловики, возглавляемые настырным братом Рихардом.

Надо же, сумели отбиться от Циклопа, хоть и потеряли нескольких своих, плюс как-то узнали, куда мы подевались, и отважно сунулись в Сосновый Бор, где влияние Ордена куда слабее, чем даже в Москве.

Тут правят бал военные и Дьякон.

Синдбад дал ещё одну очередь, но рыцари не позволили так легко себя перестрелять. Они попадали наземь, но почти тут же вскочили и бросились к нам, уже не скрываясь. И я понял, что мы не выстоим — «мегера», «Страйк» и «карташ» против трёх армганов.

У них преимущество в дальнобойности, по крайней мере передо мной и Колючим, и нивелировать его нечем.

— Вот подонки… — Я шлёпнулся в смешанную со снегом грязь, перекатился в сторону, хотя понимал, что в меня узловики будут стрелять только в самом крайнем случае.

Сначала они выведут из строя моих спутников…

Если мы немедленно не уйдём из зоны обстрела. На то, чтобы убежать, шансов у нас нет, а укрытий рядом не наблюдается. Хотя постойте, одно есть, и до него рукой подать…

— Уходим в Лабиринт! — предложил я.

Колючий посмотрел на меня с ужасом, а Синдбад гаркнул злобно и раздражённо:

— Ты что, с ума сошёл!?

— А ты что, желаешь остаться тут, под выстрелами рыцарей, и просто сдохнуть?

Он хотел ответить, но прошедший над самой головой луч армгана заставил Синдбада пригнуться и вжаться в землю. Вместо связного ответа получилось невнятное ругательство, закончившееся чем-то вроде: «Хрен с тобой, давай в Лабиринт».

— Вы что, серьёзно? — осведомился Колючий. — После всего, что о нём болтают?

— Мы очень серьёзны, так же как те дяди с узлом на броне, — отозвался я, не забывая постреливать в сторону брата Рихарда и его бойцов: понятно, что из «Страйка» попасть на таком расстоянии нереально, но нужно хотя бы держать врага в напряжении. — Здесь нас ждёт смерть стопроцентная, с гарантией, а внутри — вероятная, ведь кто-то же из Лабиринта вышел?

— Да… безумцем. — Мальчишка вздрогнул.

— Ну вот, заодно и проверим, есть ли у нас, с чего сходить… — Я выцелил одного из «палачей», но броню его не пробил. — Всё, времени нет! Ровно три секунды на огневую подготовку, а затем рывок… Начали!

Изображённый нами огневой шквал выглядел, честно говоря, жалко, но он заставил узловиков залечь и на несколько секунд выбыть из игры. Так что они проморгали тот момент, когда мы вскочили и на максимальной скорости помчались к гостеприимно открытому входу в Лабиринт.

Честно говоря, я давненько так не бегал — вкладывая в рывок все силы, не оставляя ничего на потом.

В груди трещало и сипело, сердце моталось внутри, точно огромный маятник, пот тёк по спине, лицу, животу, даже в ботинках, как мне казалось, хлюпало. Мышцы судорожно сокращались, хрустели колени, но проклятая дыра в стене автонов приближалась нестерпимо медленно.

До меня донёсся полный ярости и разочарования крик брата Рихарда, сообразившего, что добыча уходит от него. Мы спустились в крохотную ложбинку, с топотом промчались через неё, мелькнуло нечто серо-блескучее, спутанное. Я понял, что нахожусь внутри лабиринта, сделал ещё несколько шагов и остановился — восстановить дыхание.