Диана Удовиченко - Эффект преломления Страница 65

Замок Биче, ноябрь 1614 года от Рождества Христова

Дьёрдь залпом осушил кубок. Слуга, не дожидаясь ни приказа, ни жеста, наполнил его снова. Челядь уже привыкла к запою, который длился более двух месяцев. Все это время Турзо не интересовался делами семьи, не встречался с друзьями, не исполнял обязанности палатина. Он просто тихо, люто напивался. Падал — когда в кровать, когда и под стол — спал, а проснувшись, требовал еще вина.

А сегодня он пил с самого утра, но к обеду так и не опьянел. Вина нужно было особенно много. Сегодня хоронили женщину, которую он убил. Гордую, прекрасную. Женщину, которую оболгали при жизни и продолжали лгать о ней после смерти, не давая покоя ни душе, ни телу ее. Женщину, которая стала жертвой множества интриг и чужой алчности.

Ее предали все. И ты тоже.

Так пей, Дьёрдь. Заливай вину вином. Больше пей. Может, тогда забудешь, как при живом муже, друге твоем, предлагал ей блуд. Как рвал на ней платье после похорон Ференца. Как потом в черном плаще пробирался в комнату ее дочери. Как арестовывал Эржебету. Как сына у нее отнял. Как судил, пытал и приговорил верных ее слуг. Как потом, когда увозили ее из твоего замка в заточение, ты отвернулся от ее взгляда…

Почему-то именно это сильнее всего терзало душу, сильнее даже, чем сделанное потом. Воспоминание о ее взгляде — таком беспомощном, потерянном. Она искала тогда поддержки, хоть немного. А он отвернулся…

В тот момент родилось его предательство.

— Я любил — я и убил, — пьяно проговорил он. — Я тогда тебя убил, Эржебета. Последнюю надежду в тебе задавил. Душу твою убил. А потом уже тело…

Оперся на стол, тяжело поднялся. Постоял, шумно дыша — грузный, лицо отечное, глаза красные, как у бешеного вепря. Медленно двинулся вдоль стола, едва держась на ногах. С трудом добрался до слуги, ухватился за него, отдохнул. Потом поднял кувшин, припал к нему губами. Запрокинул голову, лил вино в рот. Красные струи текли по бороде, по дорогому кафтану.

Допив, шибанул кувшин об пол, побрел к постели.

— Пошел вон, — сказал слуге и упал.

Лакей вышел на цыпочках, прикрыл за собою дверь.

Уснуть бы да не проснуться. Издохнуть. Это была его последняя мысль. Он провалился в беспамятство — тяжелое, как болезнь.

Проснулся посреди ночи. Лежал, глядя в потолок, на лунные блики, не понимая, где он, что он… Выходит, не получилось издохнуть, вспомнил. Куда уж. Смерть во сне — награда праведникам. Не иудам.

Внезапно жуть охватила. Как будто и вправду смерть его пришла, рядом встала, в лицо заглядывала. Что-то было не так.

Дьёрдь с трудом поднялся на локте, осмотрелся. В комнате никого не было. Он бросил взгляд на окно и вздрогнул: за ним в воздухе парила Эржебета. Красивая, молодая. Живая. Плясала на лунной дорожке, улыбалась, манила к себе.

— Впусти, впусти меня, любимый, — слышал он, хотя губы Эржебеты не шевелились.

Он даже не подумал усомниться в увиденном. Так хотелось верить. Вскочил с кровати, едва не упал. Доковылял до окна, распахнул настежь:

— Входи!

Она влетела в комнату, плавно опустилась.

— Здравствуй, Дьёрдь.

Схватил в объятия, заглянул в глаза. Разочарованно застонал:

— Анна…

— А ты кого ждал, любимый? — рассмеялась. — Уж не другую ли? Забудь. Та мертва, в сырой могиле гниет.

Дьёрдь ощутил волну холода от Анны, выпустил ее, отпрянул:

— Кто ты?

Она раскинула руки, закружилась по комнате, тихо, нежно смеясь, играя с лунным саваном. Турзо видел, что ноги ее не касаются пола, Анна танцует, словно пылинка в воздухе.

— Кто я? Что я? Я — судьба твоя, Дьёрдь… Как же ты проглядел?

— Ты тоже мертва?

— Не жива. Хочешь видеть мое настоящее лицо?

Не смотреть бы. Да не мог. Зрелище зачаровывало. Черты ее поплыли, изменились, и вот перед ним стояла наполовину женщина, наполовину кошка. Открыла пасть, показала длинные клыки. Лидерка, понял Дьёрдь. Та, что приходит по ночам и пьет из людей кровь. Что ж, достойное проклятие для убийцы.

И для него наказание…

Он расстегнул кафтан, рванул рубаху на шее. Закинул голову, открывая горло.

— Убей.

Женщина-кошка молчала, насмешливо рассматривала Турзо.

— Убей, — повторил он. И добавил робко: — Прошу…

Кошка протяжно мяукнула, снова обратилась в Анну, произнесла мягко:

— Нет, Дьёрдь. Не стану я тебя убивать. Живи. Живи с этим.

Он упал на колени:

— Убей, умоляю. Сил нет…

— Что ж сам себя не убьешь? — равнодушно спросила Анна. — Ах да, ты же примерный евангелист, в Христа веруешь. Такие себя убивают только вином… Да ты и так не сможешь, Дьёрдь. Ты еще здоров и крепок, хоть и стар.

Он не отвечал, склонил голову, все еще надеясь, что Анна передумает.

— Хотела обратить тебя, — продолжала лидерка, — но ты не так уж грешен, не сможешь всей душою захотеть искажения.

— Я не грешен? — Дьёрдь горько усмехнулся.

— Ты про мать? Так ведь не так уж и велика твоя вина. Ты просто не поверил. Позволил себя обмануть. Вот и все. Наверняка она тебя и сама простила? Признайся, простила? Хотя… что в том проку: ты себя никогда не простишь! Сожрешь ведь себя, Дьёрдь. Живи с этим. Вот тебе наказание. Не за предательство. За него ты сам себя наказываешь. За то, что мою любовь не принял.

Подплыла обратно к окну, медленно растворяясь в лунном луче, превращаясь в жемчужное облако. Потом вдруг вихрем ринулась обратно — не человек уже, призрак, яростно завизжала в лицо Дьёрдю:

— Все могло быть иначе! Твоя любовь могла меня остановить!

Он чувствовал леденящее прикосновение, запах тлена от ее губ, слышал безумие в ее визге, ждал смерти, желал ее…

Но нет. Истаяла, вылетела туманом в окно. Оставив его жить с этим.

ЭПИЛОГ

Владивосток, май 2012 года

— Клан Батори промышлял этим бизнесом вот уже лет пятьдесят, и все было прекрасно, — рассказывал мастер Чжан.

Мы сидели в просторной комнате резиденции клана киан-ши: мастер Чжан, мастер Хо, учитель Сии, отец Константин и я. Пили зеленый чай с какими-то замороченными китайскими пирожными. Мастер Чжан, конечно, ничего не пил. Только поглаживал свою мартышку.

Прошла неделя после бойни в бункере. Я отдохнул, рана на плече начала затягиваться. Все эти дни меня никто не беспокоил: утрясение формальностей с властями по поводу разрушенного подземелья, как и объяснение, почему в небе над городом летали нетопыри и звероящеры, Церковь взяла на себя.

И вот сегодня мне позвонил отец Константин, передал приглашение к мастеру Чжану. Отказаться, ясное дело, было нельзя — кто б мне позволил.

Теперь, в дружественной атмосфере — это с упырями-то — мы обсуждали произошедшее и делились информацией.

— То есть народ не помирал? — переспросил я. — Действительно омолаживался, выздоравливал без всяких побочных эффектов?

— Действительно. Сложности начались только после того, как Джанджи стал Высшим. Тогда все, в ком была его кровь, попали под влияние звериного разума. А вообще, услугами Батори полвека пользовались самые богатые и влиятельные люди планеты. Анна всегда работала по одной и той же схеме.

Я вспомнил инфу, нарытую нами в Интернете, и проявил осведомленность:

— Устраивала лабораторию в городах, где есть вампирские кланы, похищала упырей, несколько лет производила вакцину или что там… Потом, когда вампиры спохватывались и начинали расследование, выпускала полностью озверевших доноров, а сама сваливала.

Мастер Чжан отвесил вежливый поклон в мою сторону:

— Совершенно верно. Только я попросил бы не употреблять слово «упырь», это нетолерантно. Произносить его при вампире — все равно что в глаза называть гомосексуалиста пидором.

— Клиентов находили тоже всегда по одной отработанной схеме, — добавил отец Константин. — Покупали в дорогих клиниках сведения о безнадежно больных или желающих омолодиться. Отбирали самых богатых. Потом исследовали их окружение, находили тех, кто готов продавать информацию о будущем пациенте.

— Таким образом изучались его привычки, характер, маленькие слабости, взгляды на жизнь, — подхватил мастер Чжан. — В зависимости от этого к клиенту подсылался человек, который рассказывал о чудодейственном лекарстве. Иногда это были врачи, иногда — экстрасенсы, гадальщики. Кстати, последние — из цыган. Анна в свое время многих из них обратила в вампиров.

— А информаторов из приближенных к объекту потом убирали. Отсюда такое количество смертей в окружении клиентов.

— Ну а потом все было просто, — закончил мастер Чжан. — Как и предполагали Иван с Чонгом, больной уезжал на курорт или в клинику, туда прибывал курьер с ампулой вакцины. Один укол — полное излечение. Но в этот раз что-то пошло не так, и Батори решила убраться из Владивостока. Вы с Чонгом упорно висели у нее на хвосте, Анне же требовалось время, чтобы вывести за рубеж активы, перевезти ее драгоценный архив и портреты. Отсюда и все попытки вас убрать. В это время пациенты продолжали сходить с ума, что лишь добавляло Батори тревоги. Такого в ее практике еще не случалось.