Владимир Андрейченко - Везунчик (СИ) Страница 7

— Нет, вы не поняли. Я не крупу имел в виду. «Кашка» — так правильно называется клевер или его соцветия…

— Кашка — простоквашка. Поучи ещё старого дурня… А — ачхи! Хе — хе — хе! А — ачхи! — сверху послышалась возня и шуршание. Вероятно, Квашня ворошил сено, подняв в воздух тучу пыли, отчего расчихался ещё больше. — Ты там печку разжёг? Советчик… А — ачхи!

— Пытаюсь… Только тяга плохая, дым обратно выходит. Вы не знаете, отчего это?

— Тяга, говоришь? А — ачхи! Вот напало‑то! А — ачхи!

— Будьте здоровы!

— Спасибо… А — ачхи! Только не твоё это дело, а «здравотдела», хе — хе — хе… А — ачхи! А заслонку на вытяжке отодвинул?

— Да… Только всё равно не тянет. Может, труба забита чем‑нибудь? Дыма уже — на всю комнату…

— Всё, спускаюсь. А — ачхи! От же ж зараза! Нос прочистил в кои веки. Как в будущем насморк схвачу, сразу сюда подамся. Ноздри, значит, прочищать. Дюже дефективно выходит!

В проёме лаза на чердак появились ноги Квашни, и он медленно начал спускаться по лестнице. Артёма ослепил яркий луч фонаря, закреплённого на голове сталкера.

— Эффективно, Вы хотели сказать?

— Да что за привычка, старших править? — Квашня оглушительно чихнул ещё раз и сразу начал тереть глаза. — От оно чё! И правда, тяги нет, всю хату задымил! От же ж молодёжь пошла! Ни печку растопить, ни к бабе подойти с умом! Аж глаза режет! Хе — хе — хе! — и уже громче: — Стёпа! Ты далече?

С улицы раздался приглушённый голос Сиплого:

— Рядом. А чё это у вас из окон дымоган валит? Вы там не сгореть заживо решили? Или думаете, что, подпалив избу, ночь проведёте с большим комфортом?

— Да тяги в дымоходе нет совсем! Глянь, что там с трубой на крыше?

— Вроде нормально всё, не видно толком, смеркается… Погодьте… Дак там, на трубе ведро одето вроде. Небось, специально закрыли, чтобы снег с дождём в печь не попадали.

— Точно! От же ж я, старый дурень! Запамятил совсем про ведро‑то…

— Запа…

Артём хотел поправить Квашню, но осёкся, подумав, что своими правками устранению задымления не поможет. Поэтому решил попробовать вылезти на крышу через чердак и метнулся в сторону лестницы. Но едва он запрыгнул на неё, как одна из опорных жердей с громким треском разломилась пополам. Парень рухнул на пол, сжался в калачик и прикрыл голову руками. А сверху на него упала развалившаяся на части лестница. Услышав грохот за спиной, Квашня резко развернулся в сторону шума и заворчал:

— Ну, говорил же: не спеши наперёд батьки… От, как теперь наверх лезть? Спать‑то где будем? Не убился хоть?

— Н — нет… — Артём выбрался из‑под обломков. — Так не видать же нифига! Я же не думал, что она сломается…

— Не думал он… — Квашня продолжал ворчать. — А фонарик тебе зачем нужон?

— Какой фонарик?

— Да тот, что в правом кармане на рукаве комбеза? Не мог включить, что ли?

— Так я и не знал, что он там есть…

— Ну, никакой любопытности в тебе! Я в твои годы уже все карманы бы обшарил. А вдруг там помада какая лежит? От было бы потехи, когда б ты у костра при мужиках её достал… Хе — хе — хе! Вынь фонарь и на бошку нацепи. Да ладно, я сам хорош, не мог сразу всё объяснить… Так ведь некогда было! Катавасия такая творилась кругом… И потом ещё Веник погиб…

— Вы чё там за войну устроили? — послышался с улицы голос Сиплого.

— Да Везунчик тут решил с лестницей гнилой побороться! Слышь, Стёпа, глянь там, с улицы на крышу можно забраться? Или опять спать без горячего ляжем? С ведром‑то на трубе печку не потопишь…

— Щас гляну! — снаружи послышалась возня, а затем глухой стук и матерок: — От же мля! Чуть шею не свернул! Хотел через крыльцо, а тут тоже всё гнилое до чёртиков!

Квашня с Артёмом, уже нацепившим на голову светящийся фонарик, выбежали во двор и встали возле плюющегося сталкера.

— Дела — а-а… Ведь даже в Зоне такого казуса не было! Три мужика с тремя… хе — хе, а то и больше… бабами справиться могут, а тут печь растопить по — человечески — невмочь! Когда выберемся отсюда, если кто из вас про это расскажет, лично задушу на медленном огне! — Квашня опять заразительно загоготал, а за ним и остальные. Когда очередной вечер юмора подошёл к концу, сталкер продолжил: — А правда, как на крышу‑то залезть? Как это проклятое ведро скинуть? Может, по нему из дробовика шмальнуть?

— Мало поможет, — Сиплый придал лицу озабоченное выражение. — При всей ветхости конструкции ещё трубу совсем снесёшь нафиг! Тогда уж точно придётся на улице ночевать… Да и монстров каких со всей округи созовёшь… вместе поужинать…

— Как это, вместе поужинать? — не понял Артём.

— А обычно, — серьёзный голос Сиплого обманул доверчивость парня. — Ты — тушняком, а зверьё — тобой.

Оба сталкера опять заразительно загоготали, правда, ненадолго. Тишина ночи внезапно была прервана далёким завыванием.

— От! — Сиплый опять сделал суровое выражение лица. — Уже к ужину собираются понемногу, — и сам же захихикал вновь. Но его тут же прервал Квашня:

— А может, костёр разведём? На нём и согреем… Хотя опять же — не стоит внимание привлекать, а то ведь поспать потом спокойно не дадут. Ну, чё делать‑то? Жрать хочется, а мы ещё не спали…

В этот момент внутри дома раздался шум. Из окон и двери, словно при сильном взрыве, на глазах изумлённых людей во все отверстия выбило пыльные клубы. А ведро, закрывающее трубу печи, подлетело вверх на несколько метров, словно пробка от шампанского. Следом за ним из отверстия трубы показалось облачко сажи, отлетевшее в сторону и медленно оседающее у стены. В свете трёх фонарей изумлённых сталкеров из чёрного клуба на мгновение показалась уже знакомая фигура улыбающегося дедка, а затем, как и в прошлые разы, постепенно растворилась в воздухе.

— Чё за нафиг? — изумлению Сиплого не было предела.

— Вот и я о том же, Стёпа, — Квашня серьёзно смотрел на оседающую вокруг дома пыль. — Старый знакомый. Видать, у нашего Везунчика Ангел — хранитель имеется… Молодца! Быстро сообразил, что нам требуется. Но об этом потом, а сейчас пошли — попробуем поесть, да подумаем, как на чердак забраться. Спать‑то не на полу же! А наверху сено душистое имеется… Только дверь плотнее затворить надо. Щас войдём, закроемся, а её хламом, что в сенях лежит, и привалим…

После ночной трапезы Сиплый, обследовав помещение чулана, с радостью обнаружил моток крепкой и толстой верёвки. Вернувшись к остальным, он долго возился с ней, а затем, почертыхавшись немного, с радостью сообщил, что смог перекинуть верёвку через опорную балку крыши. В чердачный проём свисало два её длинных конца. Сталкер подёргал за них, повиснув ненадолго и проверяя на прочность, затем поплевал на ладони, подпрыгнул и шустро забрался наверх. Оттуда послышалось шуршание и скрип досок, а в отверстии лаза появилось весёлое лицо Степана.

— Ну, что сидим, кого ждём? Давайте сначала вещи, а потом и сами — добро пожаловать на ночёвку. Думаю, что сегодня, Михалыч, охранять друг дружку не стоит. Вряд ли кто просто так, без шума, к нам сможет забраться.

— Дак ещё и друг Везунчиков поможет, ежели чё… — Квашня весело подмигнул Артёму. — Ну, что встал, как вкопанный? Говорю — друг, значит, друг. А как прикажешь ещё называть того, кто тебе в трудную минуту помогает? Причём, заметь — совершенно безвозмездно! Так только друзья помогают. Люб ты ему! Иди сюда, давай. Помоги старому наверх забраться. Спину молодецкую подставь, да плечо…

На сеновале и вправду было мягко и уютно. Аромат высохшей травы заполнял собой всё внутреннее помещение чердака. В дальнем углу, под притолокой крыши, робко начинал свою ночную песню небольшой сверчок. Хотя, как знать, какой величины могла быть букашка, умеющая так убаюкивающе стрекотать. Артём уже начал было впадать в дремотное блаженство, как справа от него раздался негромкий голос Сиплого:

— Вот теперь поподробнее, Михалыч, что там за друг такой? Любишь ты на ночь сказки рассказывать. Сколь раз я уже под твоё мурчание засыпал…

— Нашёл, тоже мне, котяру — Баюна… А ещё сказочника на ночь. Ну да ладно, коль спросил, расскажу свои соображения на этот счёт. Везунчик, не спишь? Тебя ведь касается…

— Нет, — Артём перевернулся набок, упёрся рукой в голову и принялся слушать.

— Вот, значит, что я по этому поводу думаю. Слыхали когда сказания разные про чертей и прочую нечистую силу? В деревнях‑то частенько люди об этом гутарят.

— О! Дак конечно! Сколько уже наслушался побасёнок разных! — вдруг громко произнёс Сиплый.

— Да не ори ты! Помолчи, Стёп. Слушать взялся? Так слушай! Подобное принято рассказывать в пол уха, а то и шёпотом. А ты сразу в крик. Сразу видать, что не касалось тебя это никогда. А я вот знаю, что дед мой, когда мальцом ещё был, выжил благодаря такому существу. Он меня, малого, часто на колени сажал и сказки разные рассказывал. Ох, и любили мы детворой его слушать. И главное — знал он историй этих уйму! Слушать — не наслушаешься! Все уж, кто где, привалившись, дремлют, а он махорку потихоньку смолит. Да беседу ведёт… — Квашня на время замолк.