Константин Клюев - Великий Дракон Т-34 Страница 8

– Дед, а как это: все молчат, и ни слова, ни полслова? Ведь и болтуны в станице есть, не только твердые казаки?

Дед помолчал немного, прищурившись, перевел взгляд с внука на Марию Алексеевну и обратно.

– Вот что, тезка мой дорогой, внук единственный, скажу я тебе… Отца твоего с малолетства не довелось мне воспитывать: служба государева, походы… А тебя я вот такусеньким на руках держал, и когда ты своей маленькой ручонкой мой палец схватил да отпускать не хотел, все во мне перевернулось как-то, и спросил я себя, чего не сделаю для того, чтобы птенец этот, кровиночка наша, оперился во взрослого орла? И сам ответил – все сделаю, что надобно будет, самое святое отдам за жизнь крохи. Так что молчать да языком не мести – не самое большое испытание, когда дело потомства касается. И станичники наши так чувствуют, все, как один, и беду от детей готовы отвести любой ценой. Так, Мария Алексеевна?

Мария Алексеевна часто закивала в ответ, улыбаясь светло и радостно.

Уходил Александр Ковалев из станицы на рассвете твердым, размашистым шагом и даже нашел в себе силы обернуться на пригорке и помахать маленьким старичкам, одновременно поднявшим руки для крестного знамения.

Когда Саша почувствовал спиной, что его не видно больше от порога, то рухнул на траву и долго безутешно плакал, стуча кулаками по гулкой земле. Его сердце точно знало, что в этой жизни он больше никогда не увидит ни деда, ни бабушку. А еще его сердце говорило, что и дедушка, и бабушка, и вся чудесная станица Степная, и неведомые прекрасные папа и мама будут с ним всегда.

Ковалев поднялся с земли, отряхнул приставшие былинки и отправился дальше. Его неожиданные, с детства не случавшиеся слезы высохли сами собой, и само по себе пришло еще одно знание: за ночь сердце Саши Ковалева стало большим, и теперь сможет выдержать все, и даже еще чуть-чуть.

В левом нагрудном кармане Александра в такт уверенной мужской поступи раскачивалась загадочная металлическая чешуйка размером с царский пятак.

Глава 2

Виктор Неринг родился в небольшом германском городке Пассау, совсем недалеко от границы с Австрией. Его отец, Генрих Неринг, служил директором муниципального архива, расположенного в подвале городской ратуши. Архивом в свое время заведовали и дед Виктора, и прадед. Образованные и начитанные, Неринги охраняли и приумножали историческую память славного Пассау и его окрестностей.

Отец настойчиво интересовался школьными успехами Виктора. Ребенка, абсолютно не тянувшегося к знаниям в рамках школьной программы, это огорчало – похвастать было нечем.

Младший Неринг был слабым, болезненным мальчиком с тонкой шеей и задумчивыми глазами. Он проводил свое время в мечтах и не участвовал в играх сверстников, вызывая у родителей недоумение и тревогу. Правда, уже в раннем детстве Виктор проявлял неожиданную способность к чрезвычайному напряжению воли и концентрации сил. Для этого существовало единственное условие: ребенок должен был самостоятельно увидеть и осознать необходимость сделать усилие. Однажды – это было в начальной школе – господин Эрбахер спросил Виктора, как пишется слово «сосиска». Белобрысого худенького мальчишку сосиски не интересовали ни в натуральном виде, ни тем более в качестве словесного символа, и он ответил что-то невпопад. Одноклассники отсмеялись и замерли, послушные движению брови педагога, и господин Эрбахер, пройдясь от доски в дальний конец классной комнаты и обратно, заявил, что досрочно распустит школьников на каникулы, если Виктор сдаст экзамен по грамматике на «отлично». Не обращая внимания на кривлявшихся одноклассников, Виктор, стоявший возле своей парты, внимательно посмотрел на учителя.

На следующий день Виктор безупречно написал все каверзные слова из предложенного диктанта. Разумеется, обещанные каникулы так и не наступили. Виктор снова стал учиться с минимальной отдачей, чтобы к нему не особенно приставали ни учителя, ни родители. С тех пор все слова и заявления господина Эрбахера юный Неринг встречал легкой улыбкой и насмешливым взглядом. Учитель прекрасно понимал смысл этих молчаливых упреков, но до объяснений с сопливым школяром не снизошел и люто ненавидел Виктора за собственный промах и унижение до конца своей жизни.

Обыкновенное отчуждение ото всех – и сверстников, и взрослых – развило в мальчике острую насмешливость и неприятие всего, что ему было несвойственно, а следовательно, казалось иррациональным и глупым. Его откровенное ехидство жестоко и неизменно наказывалось, что быстро приучило юного Неринга держать свое мнение при себе.

В юношеском возрасте Виктор неожиданно для всех, в том числе и для самого себя, стряхнул апатию и с удвоенной энергией принялся за учебу. Попутно он начал развивать силу и выносливость, для чего отправлялся в пешие походы с тяжелым рюкзаком за спиной. В результате он скоро и заметно окреп, научился крутить солнышко на турнике, догнал и обогнал в физическом развитии многих своих сверстников. На чемпионате по боксу среди юниоров в Дрездене он занял первое место в полусреднем весе. На память об этом знаменательном событии у Виктора остались блестящий кубок и слегка промятая переносица, к чему он отнесся с привычной иронией.

С течением времени в характере младшего Неринга прорезались черты, свойственные обитателям Пассау, предки которых в большинстве происходили из горной области Австрии. Их отличала вера в свои силы, стойкость, упорство, прагматизм, верность и бережливость. К окончанию школы Виктор превратился в спокойного и с виду немного простоватого миловидного молодого человека, сильного, ловкого и уверенного в себе.

Почему Виктор принял решение стать солдатом, что подтолкнуло его к такому решению – так и осталось загадкой для его семьи. Все его предки по мужской линии были сугубо мирными горожанами и предпочитали сдувать пыль со старых фолиантов, нежели стяжать славу на поле брани.

Генрих Неринг был против сыновнего выбора; он не понимал, на что мог рассчитывать австрийский юноша – даже самый способный и одаренный – в армии, в которой господствовала прусская аристократия. Однако отец сразу поверил в серьезность намерений сына и без колебаний отдал ему все деньги, отложенные на дальнейшее обучение.

Виктор Неринг был зачислен в пехотный полк в Мюнхене. Через полгода он был произведен в капралы и принят в унтер-офицерскую школу. Молодой капрал ни от кого не скрывал, что унтер-офицерство – это только промежуточный этап на пути к главной цели. Начальник школы негромко рассмеялся и выронил монокль, когда на построении капрал из новеньких спросил, как стать офицером. Да, смешно… Тысячи кадровых офицеров, уволенных из Рейхсвера, томились от безделья и безденежья. Безработица достигла в Германии невиданных размеров. Первоклассные специалисты были готовы работать за еду, и отставные офицеры не были исключением. Генерал так ничего и не ответил юнцу.

Тем временем ветер перемен – благой к жаждущим, ищущим и настойчивым, жестокий и колючий к слабым и отчаявшимся – уже несся над Германией. В 1931 году он подхватил Виктора своим мощным крылом и повлек на свидание с мечтой.

Капрал Неринг готовился к сдаче экзаменов и получению звания унтер-офицера вместе с новенькими погонами. Он был лучшим фаненюнкером в своей роте, хотя взводный считал его не больно ловким на плацу и настаивал на более интенсивной строевой подготовке. При освоении остальных военных дисциплин Виктор поражал офицеров своим жадным вниманием, силой воли, умом.

В двадцатые годы двадцатого века молодая Советская Россия, как, впрочем, и Германия, находилась в международной изоляции: Европа панически и не без оснований боялась большевизма в любой форме. Это обстоятельство и подтолкнуло главарей обеих стран побыстрее начать взаимовыгодное сотрудничество. Изгои всегда находят общий язык и понимают друг друга гораздо лучше, чем благополучные соседи…

В августе 1922 года между Красной Армией и Рейхсвером был заключен пакт о сотрудничестве. Немецкая сторона получила возможность создавать на территории Советской республики специальные военные базы для испытания новейших видов вооружения, а также для обучения и подготовки военных специалистов. Советская Россия имела не только денежную компенсацию за использование этих баз Германией, но и, что едва ли не более важно, получала доступ к немецким военным технологиям. Была организована учеба немецких курсантов в советских академиях и военных училищах, в интенсивном графике шли совместные полевые учения и маневры, полигоны при крупнейших военных предприятиях работали в предельно уплотненном режиме. На трех секретных базах-центрах проходили обучение и практику немецкие военнослужащие, ставшие впоследствии элитой фашистских вооруженных сил. Одна из таких баз располагалась в Казани и называлась «Кама». Это была танковая школа, построенная на деньги рейха, вложившего в проект почти два миллиона золотых марок. Было принято решение направлять в Казань на обучение не только бывалых кадровых офицеров, но и молодых военнослужащих. Кандидаты должны были обладать исключительным здоровьем, умом и фанатичным упорством в достижении высот военного дела. Их собирали со всего Рейхсвера в обстановке абсолютной секретности и отправляли в «Каму». Курс состоял из двенадцати человек, и за каждым из двенадцати стоял целый год кропотливой работы кадрового ведомства германской армии: изучение личных дел, характеристик и биографий кандидатов.