Олег Кулагин - Русские сумерки Страница 8

– В такое трудно верить. Пока сам не увидишь.

– Антон – молодец. Если б не он…

– То есть можно их бить, можно! Не такие уж они крутые. Правда, Антон?

– Не знаю, – шепчет отец. – Сам не знаю, как получилось…

А Йог вдруг оглядывается и тревожно бормочет:

– Что ж… Ещё будет возможность потренироваться.

Я холодею, затаив дыхание.

Звуки – там, за спиной!

Значит, они тоже сошли с Тропы… Эти твари идут по нашему следу!

Не сбавляя хода, одолеваем пустынный сквер. Весело, словно бежим по минному полю. На каждом шагу тут – гнёзда жуков. Петрович успевает их различать. А мы мчимся за ним – след в след…

Только в самом конце я немного оступаюсь. И целая охапка щупалец, разбрасывая комья земли, взлетает вверх. Она едва не цепляет мою штанину, но Йог успевает дёрнуть меня в сторону.

– Порядок, – говорит Петрович. – А теперь упражнение на меткость…

И трикстеры начинают швырять камни и куски кирпича. Я тоже участвую – главное, попасть в едва заметные бугорки!

Скоро по всему скверу чешуйчатыми змеями клубятся щупальца жуков.

Больше мы не задерживаемся. Уходим в кварталы целых, будто нетронутых Зоной «хрущёвок».

Петрович скороговоркой объясняет диспозицию:

– Срежем километра четыре! Вон за теми высотками – опять выйдем на Тропу… Оттуда до окраины – рукой подать!

И мы идём.

Идём – без потерь и почти без приключений.

Минуем осиное гнездо. По сваленному дереву проходим над воронкой, проползаем под жёлтым облаком…

Гибельные ловушки, о которых мне не раз говорили, стоят мне лишь ссадин и ободранных коленок. Даже по Тропе мы никогда не двигались так быстро!

Но когда впереди оказывается абсолютно чистый и безопасный двор, Петрович вдруг начинает сомневаться.

Чешет щетинистый подбородок и командует:

– Берём левее!

– Левее – Большая Мясорубка, – сухо напоминает Йог. – Как раз за вон тем кварталом…

Повисает молчание.

Отец тяжело вздыхает.

А я озираюсь и тоже угадываю знакомые места. Те самые, где я не был четыре года… Ведь налево – не только Мясорубка, там ещё и отцовский институт.

Наверняка ему хотелось бы снова заглянуть в пятиэтажное здание с антеннами излучателей на крыше… Но такая экскурсия будет дорого стоить. И, разумеется, он бы ни за что меня туда не взял!

С чего Петровича тянет в этот ад?

– Справа не обойдешь, – хмуро втолковывает он, – там на километры заросли фиолетовой плесени…

– А какого лешего мы должны обходить? – горячится молодой, незнакомый мне трикстер. – Ведь прямо – открытая дорога!

– Слишком открытая, – качает головой Петрович.

– И что?

– Мне не нравится.

Молодой пренебрежительно хмыкает. А Йог чешет лысоватый затылок:

– Оценивая философски, тут работает принцип наименьшей опасности. Если пойдём прямо – в чём-то рискуем. Зато налево – гарантированный абзац!

Петрович криво усмехается:

– И ты туда же? А вроде не первый год Зону топчешь… Белик там проходил! И ничего – даже с товаром вернулся…

– Угу. А бригада Лощёного полегла – до единого человека!

– Тоже мне бригада – зелёные юнцы с большим самомнением… Пусть упокоятся их души!

– Пусть упокоятся… Белик прошёл, а Гребень вернулся инвалидом. Это лотерея…

– Не каркай!

Пока они препираются, у меня в памяти встают жуткие рассказы о Мясорубке и о тех ловкачах, чьи тени до сих пор блуждают где-то здесь, в округе… Мы с отцом никогда и близко не совались в этот район. Только не обязательно самому видеть, чтоб иметь представление…

Ведь тут, в Зоне, названия даются не просто так. Говорят, одного из бригады Лощёного вывернуло наизнанку – в прямом смысле, как перчатку. Все кишки и мозги наружу…

Я зябко передёрнул плечами.

А может, врут? Кто мог это видеть – если уцелевших не было?

Во рту пересохло.

Достал из сумки флягу, сделал жадный глоток. И, едва не поперхнувшись, торопливо стал завинчивать крышечку.

Потому, что все споры и рассуждения оборвала короткая автоматная очередь. Звук – со стороны жучиного сквера.

– Уже близко, – шепнул отец.

Я прикинул пройденный нами извилистый путь – максимум километр. Туман, как назло, редеет. Ещё немного, и мы окажемся у них на мушке…

– Ничто этих тварей не берёт, – сквозь зубы выдавил Петрович.

А Йог объявил:

– Прямо идём!

Обычный двор. Слегка облупившиеся фасады пятиэтажек. Напротив подъездов – несколько проржавелых авто. Треснувший асфальт, через который пробивается трава.

Хотя трава не такая уж высокая. И во многих окнах сохранились стёкла…

А вон болтаются красивые цветастые занавесочки – как новые!

И не подумаешь, что за этими занавесками, в глубине квартиры – одна или две полуистлевшие мумии…

Бывало, мы их находили за столом перед почерневшими тарелками или на диване – напротив включённого в розетку телевизора. Особенно жутко выглядит, когда остальная обстановка – нетронутая.

Я давно отучился бояться покойников. И всё равно хотелось скорее оттуда убраться…

В похожих местах, возле Тропы, мы иногда находили годные вещи – например, абсолютную исправную микроволновку, которую обменяли на целый мешок гречки. Только мы с отцом редко заходим в подъезды – слишком опасно. Любая нечисть обожает селиться именно внутри.

Хорошо, что сейчас не надо туда лезть. Просто идём наискосок через двор и проходим между домами – вон там!

Всё отлично просматривается. Никаких сюрпризов. И чего потеряли столько времени, уговаривая Петровича?!

Раньше его авторитет был безоговорочным. Но сейчас впереди идёт Йог. А два молодых трикстера, по-моему, уже не обращают внимания на старших. Рвутся вперёд – туда, где за ближайшими высотками проходит Тропа. Я и сам готов бежать без оглядки!

Да, у Петровича – чутьё. Но теперь, когда мы выбрались на «чистую» территорию, главное – скорость!

Мы не бараны, чтоб нас резали. А дойдём до Колядинска – посмотрим, чья возьмёт!

Я поправил сумку на боку, обгоняя отца. Не сказав ни слова, он крепко схватил меня за плечо. Я вздохнул, замедляя шаг.

Угу, помню. «Тебе рановато идти первым». Сколько ещё лет за меня будут всё решать?

Я с завистью глянул на шагавших впереди молодых ловкачей. В углу двора они оказались раньше Йога.

– Погодите! – вдруг выпалил Петрович.

С чего вдруг?

Высшие вот-вот покажутся из соседнего квартала. Или просто возникнут размытыми тенями, чтоб опять убивать…

– Стой! – рявкнул Петрович.

И молодые наконец притормозили.

А я удивлённо вгляделся вперёд, вспоминая уроки отца. Ведь ничего подозрительного!

Кусты, газон. Новенький красный «Рено», припаркованный у подъезда. Ослепительно-белая простыня на балконе второго этажа…

Слишком белая.

А «Рено» – слишком новый. И маленькая румяная девочка улыбается из распахнутого окна…

– Назад! – отчаянно выкрикивает Йог.

Спустя миг вся эта отпечатавшаяся в моём сознании празднично-яркая картинка искажается, словно в кривом зеркале. Дыбом встаёт трава, кусты вытягиваются, как медузы. Авто, балкон, девочка превращаются в уродливые фантомы – в бесформенные выросты на жидко блестящей поверхности!

Будто огромный пёстрый вал летит нам навстречу. И в одну секунду захлёстывает пару молодых трикстеров. До половины глотает Йога.

– Беги! – хрипит мне отец.

Вместе с Петровичем они схватили Йога за руки, тащат за собой. А жидкая стена замедляется, но вдруг нависает сверху, будто хочет прихлопнуть их огромной ладонью.

– Нет! – отчаянно шепчу я, вцепившись в куртку Йога.

И втроём мы выдёргиваем его наружу.

Мчимся, не чуя ног, – к ржавой детской площадке, мимо которой только что шли.

Йог спотыкается, падает. Петрович помогает ему подняться.

Я оглядываюсь.

И не верю глазам.

Новый красный «Рено» припаркован у подъезда. Ослепительно-белая простыня висит на балконе второго этажа. А маленькая румяная девочка улыбается из распахнутого окна…

– Сволочь! – всхлипнул я. Если б имелся автомат – полмагазина высадил бы в её счастливую рожу!

– Это обманка, – сухо объяснил Петрович.

Мы двинулись туда, откуда пришли. Йога качало, будто пьяного. Плотная хэбэшная ткань на его штанинах расползалась и отваливалась ошмётками. Под ними была красная, словно ошпаренная кожа.

– Ничего, – успокоил Петрович. – Заживет как на собаке…

Йог молчал.

Но его походка понемногу выправлялась. Кажется, он всё-таки не сильно пострадал.

«Минус два», – подумал я.

Четверо нас осталось. Из двенадцати…

Мы обогнули крайний дом злосчастного двора.

Петрович на секунду замешкался, оглянулся и хрипло выдавил: