Джей Эм - Убийца теней Страница 17

Но Лорк сказал такое, чего Ярла уж никак не ожидала услышать.

– Госпожа Бирг, сумеречные охотники о разных ночных тварях больше всех знают. Скажите, может быть такое, что человек – сын… То есть, может быть, что отец человека – один из тех злых духов, на которых вы охотитесь?

Ничего себе вопрос. И от кого? Уж кому-кому, а двухбережникам положено заранее ответы на такие вопросы знать. Свои ответы. Их ответ: конечно, может. Так почему тогда он спрашивает? Тут причина, пожалуй, одна возможна… Его это волнует больше, чем должно бы, и известный ответ он не желает просто на веру принять. А почему больше, чем должно? Потому что его самого касается?..

В Ярле боролись противоречия. Одним из них было благоразумие, которое подсказывало, что надо непонимающе улыбнуться и ответить что-нибудь вроде: «Ну, вы же сами знаете, святой брат. Двухбережная вера всё объясняет…» Так чего она медлит? Ну как – чего… а другое-то противоречие… Желание сказать правду? Невольная симпатия, которую не может не вызвать такой человек? Или что-то вроде жалости… которую тоже не может не вызвать такой человек, по крайней мере в нынешнем своём растерянном состоянии.

Хуже нет для видуна действовать под влиянием эмоций и настроений.

Но разве не говорил ей отец, что если есть возможность, неплохо бы надёжными сторонниками обзавестись? Их поддержка дорогого стоит. Для самого отца таким вот верным товарищем Риттон Нир всегда был, и до сих пор остаётся. И преимущество видуна в том, что он лучше других знает, на кого можно положиться, а на кого нет.

Но сторонник из двухбережников?.. Во всём этом запутаться недолго.

– Почему вам надо это знать? – спросила Ярла. Не то время выиграть хотела, не то давала Лорку возможность осознать, что она не в своё дело лезет. Осознает, оскорбится, встанет и уйдёт. Честное слово, так бы для всех лучше было…

Но если он и осознал, то не встал и не ушёл. Вздохнул, как будто в холодную воду прыгнуть готовился, и выпалил:

– Потому что, говорят, моя мать была грешницей и предала своё тело злому духу, который стал моим отцом. В братстве меня приютили, чтобы спасти человеческую часть моей души… Я хочу знать, действительно ли вот так… от демона ребёнок родиться может.

Ярла не стала спрашивать, почему сомнения возникли у него. Не давая себе времени передумать, сказала:

– Нет, не может. Ночные твари, которых ты называешь злыми духами, не имеют таких тел, как наши. Их можно убить, и они могут убить человека, но быть с ним в связи и тем более производить детей – никогда. Чему бы ни учила ваша вера.

Этим «ваша вера» она более чем ясно дала понять, что сама взглядов двухбережников не разделяет. Но Лорк, кажется, меньше всего расположен кого бы то ни было ловить на слове, чтобы потом святым отцам донести. С таким жадным вниманием каждую фразу выслушивает, глубокими чувствами порождённым. Да и вообще всё это наушничество, подличание, вероломство – не его. Такой даже за небольшую ложь во благо истерзает себя по-страшному.

Но продолжать разговор Ярла не хотела.

– Уж извините, в подробности углубляться не буду. Думаю, мы выяснили всё. До свидания.

Лорк, выдавив из себя ответное прощание, поднялся и вышел из комнаты.

После его ухода Ярла какое-то время потратила на то, чтобы уложить происшедшее в голове. Почему-то знакомство с этим двухбережником повлияло на неё сильнее, чем ей хотелось бы.

Потом она всё-таки заставила себя сосредоточиться на деле об убийствах и взяться за отчёты. Но ничего полезного и нового извлечь из них не удалось. А вот карту Лоретта Ярла изучила хорошо, в одну из комнат дворца памяти пометила. Прочие же бумаги за ненадобностью пришлось отложить.

Бумаги – они бумаги и есть. А нужно поразмышлять просто… Если человек, породивший ларва, жив, этим человеком может кто угодно оказаться. Из виденных ею сегодня, например, в том числе и в советном доме. Или из родственников погибших. Или любой другой лореттец, или житель какой-нибудь окрестной деревни. Широкий круг кандидатов, ничего не скажешь.

Но если бы узнать наверняка, это могло бы дать какой-то ключ, на след навести… Впрочем, не обязательно. Иногда никаких ключей нет вовсе, и, даже зная бывшего хозяина ларва, повадки твари не предугадать. Эти порождения злых человеческих желаний и склонностей могут быть совершенно хаотичны. И тогда остаётся одно: брать оружие и отправляться на охоту, руководствуясь чутьём.

Выслеживать. Таиться. А если это не помогает – делать из себя приманку. Выставлять оружие напоказ, к месту и не к месту повторять, кто ты и зачем приехал. Надеяться, что забредёт ларв в человеческом обличии вечерком в какое-нибудь людное место да услышит разговоры. Голодные духи, звери и чудовища могут попасться на крючок, сами начать охотника выслеживать. А вот призрака и ведьмака так можно спугнуть: затаятся, и ищи-свищи. Но с ними реже имеешь дело.

«Я не хотел её бить».

Мысль вихрем пронеслась в голове Дарлена, застыла в уголке разума. А потом начала вдруг расти, расти, всё сознание заполнять собой.

И завертелись перед внутренним взором воспоминания. Первый день знакомства с ней. Три месяца назад её на празднике Первого дня лета увидел. Среди других девушек танцевала – белое платье в синий цветок, в волосы широкие синие ленты вплетены. Золотые волосы, синие ленты… Кружатся, летят…

Долго храбрости набирался – подойти, имя спросить. Подошёл. А ей всё шутки, всё бы смеяться только.

– Как вас зовут?

– Вилона.

– А меня Дарлен.

– А я знаю… – и снова в смех.

– Откуда?

– А моя матушка с вашей знакома.

– Да? – переспросил Дарлен и тут же себя за этот вопрос выругал, потому что глупо прозвучало. – Моя о вас не говорила никогда…

– Ну а моя вот говорила про вас.

Улыбка… Глядя на эту улыбку, Дарлен сам в ответ улыбаться начал. Не оттого, что её матушка говорила про него, а… так просто. Потому что Первый день лета, и танцы, и музыка, и золотоволосая эта Вилона ладошкой свой смех прикрыть пытается. Да где там, не скроешь, звенит хрустальный колокольчик.

– А пойдёмте танцевать? – первая предложила.

– Пойдёмте, – откликнулся Дарлен, как зачарованный.

Вилона его за руку взяла и в самую гущу веселящихся потащила за собой. Так и протанцевали весь праздник чуть не до упаду. Вечером провожать её до дома пошёл. На прощание поцелуй стал выпрашивать. А она – смехом, смехом, вырвалась и убежала.

Но после часто с ней стали видеться. Гуляли вместе подолгу, и целовались всё-таки… Крепко, сладко. И такое счастье это, что не сказать… Да, не мог он никогда сказать, объяснить, как сильно любит её. Думал, она сама понимает и отвечает тем же. На вечное её шутливое настроение внимания не обращал, не допускал мысли, что не всерьёз всё это для неё.

А потом Вилона один раз с ним на прогулку идти отказалась, другой… Дарлен неладное заподозрил. Да недолго и подозревал: приятели сказали, с Антером она теперь на прогулочки-то бегает. И до того дошло, что его, Дарлена, и в дом пускать перестали: стучит он, стучит, откроет кухарка, или Вилонина сестра, или ещё кто: нету Вилоны, и всё тут.

Но он своего добился всё же. Подкараулил однажды её недалеко от дома.

– Что, к Антеру на свидание торопишься?

И так это сказал, такой у него вид был, что испугалась девушка, попятилась. Дарлен заметил, оправдываться принялся: я тебя не пугать хочу, хочу только, чтобы ты к нему не ходила. Ты же меня любишь. Потому что я ведь тебя люблю – значит, и ты меня должна.

– Ничего я тебе не должна!

Как пощёчину залепила. Нет, хуже. Пускай бы пощёчину, от слов-то больнее. И нахмурилась сердито… А Дарлен всё не верит, глазам своим не верит и ушам. За руку её взять попытался – не далась, вырвала.

– Как же так? Неужели ты правда с дураком этим, с Антером? Ты же моя! Моя!

– Ничего не твоя! Разве я тебе обещала что? Никогда не обещала.

– Но мы же с тобой гулять ходили… А поцелуи? А подарки, что я тебе дарил?

– Да забери ты обратно всё, не надо мне от тебя никаких подарков! Только в покое оставь.

«Ну его к Творцу мира и ещё куда подальше, этого Дарлена», – так Вилоне подумалось. Красивый он, конечно, ничего не скажешь, но есть в нём такое что-то, пугающее… отталкивающее. Сумасшедшее что-то.

Развернулась – аж юбка взметнулась в воздухе. И прочь пошла.

Дарлен бешеную злобу почувствовал – того гляди задохнётся. Страшная злоба, бессильная. Но неужели так и уйдёт она, а он, как оплёванный, стоять останется? Неужели не ответит ничем?..

«Моя, моя…» Нет, не твоя!

И ответил. Сорвалось с губ грязным плевком:

– Шлюха! Шлюха поганая!

Не оглянулась Вилона. Вздрогнула только… или показалось так. Быстрее зашагала, чуть не бегом.

Как пьяный, Дарлен весь вечер по улицам бродил. Без вина пьяный. Без вина – а мир вокруг крутится и крутится, и не остановится никак. Дотащился до центральных кварталов, до бульвара Сорметт, который в Норвейре и даже за его пределами пользуется дурной славой. Дурной – для тех, кто из себя добропорядочных строит. А так – манящей… как манит запретное, то, что ханжи да святоши грязным называют.