Валерий Михайлов - Виктор Страница 18

Внутри дом не был разделён на комнаты. В нём не было потолка, отделяющего чердак от основного помещения, и потолком служила сама двускатная, крытая соломой и ветками крыша. Ковром на полу (скорее всего, земляном) лежала свежескошенная трава. Посреди дома стоял стол, покрытый серебристой скатертью. На нём что-то лежало, но Виктор не мог рассмотреть, что, из-за загораживающих от него стол людей. Людей там было довольно много, около пятнадцати человек: мужчины, женщины, дети…

С противоположной стороны стола, лицом к нему и, следовательно, к окну, куда заглядывал Виктор, стояли только Жозефина и отец Бенджамин.

На Жозефине было облегающее изящное платье из чёрно-белой ткани, покрытой красно-золотым узором, похожим на древние знаки или письмена. Её шею украшала нитка поистине великолепного жемчуга, а голову венчала украшенная рубинами диадема с серебряными кругом и полумесяцем, в точности как у богини из сна.

Отец Бенджамин был в длинных свободных одеждах, на которых на фоне светлых пастельных тонов красовались золотые и серебряные драконы и грифоны. На голове у него был венок из листьев, расходящихся в стороны в виде солнечных лучей. В правой руке он держал факел. Остальные участники этого ночного сборища стояли к Виктору спиной. На них были свободные, ниспадающие одежды лунных тонов. Виктор узнал Мак-Розов и их гостей. Остальные были ему незнакомы. Виктор узнавал и одновременно не узнавал этих людей. Скинув маски милых деревенских простачков, они были похожи на воинов-героев, пришедших на землю из легенд.

Освещали дом множество свечей и факелов. А дым от расположенных в каждом углу курительниц придавал происходящему видимость некоего волшебного сна.

Держа в руках горящие факелы, участники церемонии торжественно пели на незнакомом Виктору и, скорее всего, древнем языке песню, наверняка гимн божеству, которому они тайно поклонялись здесь, в этом лесу.

По окончании песни Жозефина наклонилась к столу. Она что-то делала с тем, что там лежало, но Виктору не было видно, что. Затем она высоко вверх подняла на руках спящего младенца, который продолжал спокойно спать, не обращая никакого внимания на происходящее. Наверняка ему дали какое-нибудь снотворное питьё.

Один из прислуживающих людей забрал у отца Бенджамина факел, другой почтительно поднёс ему серебряный кувшин ёмкостью около полулитра.

– О, прекраснейшая из женщин! О, богиня богинь! С твоего позволения и по твоему велению омываем это дитя, чтобы оно могло предстать пред твоими очами, – произнесла Жозефина. Она говорила торжественно, громко и нараспев, словно была на театральной сцене.

Сказав это, она опустила ребёнка и держала его чуть ниже уровня груди и как можно дальше от себя.

– О, прекраснейшая из женщин! О, богиня богинь! С твоего позволения и по твоему велению омываем это дитя, чтобы оно могло предстать пред твоими очами, – так же торжественно, громко и нараспев повторил отец Бенджамин, медленно выливая на ребёнка содержимое серебряного кувшина. Скорее всего, там была вода.

– Как ты заповедовала нам, – произнесла Жозефина.

– Как ты заповедовала нам, – повторил отец Бенджамин.

– Как ты заповедовала нам, – повторили все остальные.

У отца Бенджамина забрали пустой кувшин, взамен которого почтительно вручили инкрустированный драгоценными камнями флакон.

– О, прекраснейшая из женщин! О, богиня богинь! С твоего позволения и по твоему велению помазываем это дитя, чтобы оно могло предстать пред твоими очами, – произнеся это, Жозефина положила ребёнка на стол.

– О, прекраснейшая из женщин! О, богиня богинь! С твоего позволения и по твоему велению помазываем это дитя, чтобы оно могло предстать пред твоими очами, – повторил отец Бенджамин, помазывая младенца маслом из флакона.

– Как ты заповедовала нам, – троекратно произнесли участники этого действа в том же порядке.

Точно так же каждую последующую реплику сначала произносила Жозефина, затем Отец Бенджамин, затем её повторяли хором все остальные.

Жозефина вновь подняла ребёнка вверх, и, обращаясь к нему, изрекла:

– О дитя, наречённое Лореной! Теперь ты можешь предстать пред Её очами, и да падут все преграды, закрывающие от тебя Её свет!

После троекратного повторения этой фразы, – Виктор еле успел отпрянуть от окна, – ставни раскрылись, и на ребёнка хлынул лунный свет. Виктор больше не мог смотреть на происходящее, так как на фоне луны был бы легко замечен из дома. Поэтому ему ничего не оставалось, как притаиться возле окна и слушать. Действие между тем продолжалось.

– О, прекраснейшая из женщин! О, богиня богинь! Просим тебя: прими от нас в дар это дитя, которое мы преподносим тебе в знак нашей любви и по твоему повелению! – троекратно послышалось из дома.

– О, прекраснейшая из женщин! О, богиня богинь! Просим тебя: очисти своим божественным светом это дитя, которое мы преподносим тебе в знак нашей любви и по твоему повелению!

Голос Жозефины прозвучал совсем рядом. Наверняка она подошла с младенцем к самому окну.

– О, прекраснейшая из женщин! О, богиня богинь! Просим тебя: очисти своим божественным светом это дитя, которое мы преподносим тебе в знак нашей любви и по твоему повелению! – так же рядом прозвучал голос отца Бенджамина.

– О, прекраснейшая из женщин! О, богиня богинь! Просим тебя: очисти своим божественным светом это дитя, которое мы преподносим тебе в знак нашей любви и по твоему повелению! – повторил хор.

Виктор уже, было, решил, что это своеобразный языческий обряд крещения, но уже следующие слова заставили его, презрев опасность, заглянуть внутрь:

– И пусть это дитя умрёт! Умрёт для зла и страданий, чтобы ты смогла принять его из своей милости!

Ребёнок уже лежал на столе, а в руке у Жозефины был старинной работы ритуальный кинжал.

– И пусть это дитя умрёт! Умрёт для зла и страданий, чтобы ты смогла принять его в своей милости!

– И пусть это дитя умрёт! Умрёт для глупости и невежества, чтобы ты смогла принять его в своей милости!

– И пусть это дитя умрёт! Умрёт для лжи и лицемерия, чтобы ты смогла принять его в своей милости!

– И пусть это дитя умрёт! Умрёт для пелены, что ткут лживые боги для ослепления человеческих глаз, чтобы ты смогла принять его в своей милости!

– И пусть это дитя умрёт! Умрёт для самих этих лживых богов, чтобы ты смогла принять его в своей милости!

– И пусть это дитя умрёт! Умрёт для всего, что способно помешать ему быть принятым тобой в твоей милости.

– И да прими его сейчас! И да будет так!

После троекратного произнесения этих слов Жозефина…

Не в силах на это смотреть, Виктор бросился прочь. Он бежал, не обращая внимания на заросли, карабкался по крутым склонам оврагов… Его сапоги увязли в илистом дне ручья и так и остались там… Он бежал, не замечая ни боли, ни усталости. Бежал, пока силы окончательно не оставили его. Тогда он рухнул без сил на землю. Он лежал, и нож Жозефины пронзал его сердце, словно это его, а не того невинного младенца принесли в жертву кровавой богине зла. И это действительно было так. Виктор, тот Виктор, каким он был раньше, умирал в шотландском лесу, а вместе с ним умирал и привычный ему мир. Добро и Зло, Земля и Небо, Любовь и Ненависть… Все эти противоположности смешались в какой-то дикой пляске в его уме, словно они были исчадиями ада на своём шабаше… Разумеется, эта агония закончилась смертью. Но, как говорится: король умер – да здравствует король! И вот уже словно Феникс из пепла начал возрождаться другой, совершенно новый Виктор. И этот новый Виктор знал, что всё было не так, как он видел, что эти люди не способны на подобную мерзость, что это ОН НЕ ПОНЯЛ, что там в действительности произошло. И ещё он понял, что вернётся, что обязательно к ним вернётся, что он давно уже связан с ними силой, которая непреодолимо тянула его назад, в их общество… И эта сила была рождена из самой его сути, не доступной для страха, смерти и непонимания.

Вот только бы ещё найти дорогу!

– Поздравляю, – услышал он голос Джеймса.

– Ты?! Как ты меня нашёл?! – воскликнул Виктор, вскакивая на ноги.

И неизвестно, какое чувство в нём было сильнее: радость от встречи с Джеймсом или удивление от столь неожиданного и столь эффектного его появления.

– Я ждал тебя здесь, – спокойно ответил Джеймс.

– Что?! – не поверил своим ушам Виктор.

– Именно сюда должна была привести тебя Богиня.

Потеряв дар речи, Виктор уставился на него.

– А как ты думаешь, почему ты смог сам найти дорогу в наш храм, приблизиться к нему и стать свидетелем ритуала? Или ты думаешь, что мы столь просты и наивны, что ты смог бы это сделать без нашего согласия и пожелания Богини?

Это было настолько очевидно, что Виктора удивило, как он сам не дошёл до этого раньше.

– Сегодня у тебя был знаменательный день, – продолжал Джеймс. – На тебя указала Богиня. И то, что произошло сегодня, в полной мере можно считать твоей с ней помолвкой.