Валерий Михайлов - Виктор Страница 19

– А как ты думаешь, почему ты смог сам найти дорогу в наш храм, приблизиться к нему и стать свидетелем ритуала? Или ты думаешь, что мы столь просты и наивны, что ты смог бы это сделать без нашего согласия и пожелания Богини?

Это было настолько очевидно, что Виктора удивило, как он сам не дошёл до этого раньше.

– Сегодня у тебя был знаменательный день, – продолжал Джеймс. – На тебя указала Богиня. И то, что произошло сегодня, в полной мере можно считать твоей с ней помолвкой.

– Но я уже помолвлен с Жозефиной.

– Жозефина – верховная жрица, земное воплощение Богини. И тебе придётся это осознать, хочешь ты того, или нет.

– Но я люблю Жозефину.

– Ты сможешь приблизиться к ней только после того, как увидишь и полюбишь в её облике Богиню. А иначе помолвка будет расторгнута. А теперь пойдём в дом. Скоро закончатся чары богини, и на тебя обрушатся боль, усталость и меланхолия…

16

– Как ты уже знаешь, – рассказывал Джеймс, – главным отличием Богини от захвативших ныне власть на Небесах кровожадных богов заключается в том, что ей омерзительно то рабское самоунижение, которого требуют от людей эти боги. Она ищет себе не рабов, а возлюбленных, и только пылкий влюблённый способен в своих чувствах приблизиться к ней.

И только наиболее достойных, наиболее талантливых, наиболее искренних в своих чувствах ожидает ответная любовь Богини. Результатом этой любви становится богочеловеческое дитя, которое благодарный любовник преподносит Богине, как матери.

Таким младенцем может быть и рождённое во плоти дитя, если влюблённый сумел разглядеть в его матери воплощённую Богиню. Это может быть и поэма, и подвиг, и открытие, рождённые в особом состоянии близости с Богиней. Это может быть просто приготовленный обед или чай…

Всё, что рождается в результате близости с Богиней, есть её дитя.

Но так уж устроен наш Мир, что, стоит младенцу появиться на свет, как его тут же присваивает себе один из богов-рабовладельцев, ставя на нём свою печать. И если не удалить с ребёнка эту печать, она будет отравлять его, так как эти боги одним своим прикосновением отравляют младенца.

И для того, чтобы очистить ребёнка от этого яда, чтобы убрать с него узурпаторскую печать, освободить его от навязанного ему рабства, мы совершаем ритуал принесения ребёнка в жертву Богине. Убивая в нём всё, что позже способно превратить его в раба узурпатора, мы освобождаем и готовим его для будущей любви.

Разумеется, самим детям мы не делаем ничего плохого, да и как можно причинить зло ребёнку самой Богини! Как вообще можно додуматься дарить возлюбленной чью-то смерть, труп, не говоря уже об убийстве её ребёнка!

Поэтому мы по праву считаем принесение детей в подарок Богине поистине одним из возвышенных ритуалов, исполненных величия и любви.

Это уже потом, придя к власти, боги-рабовладельцы, боги-узурпаторы извратили этот ритуал, заставив своих рабов в угоду им действительно убивать своих детей, своих ближних, животных…

Даже Соломон убивал своих детей, чтобы угодить богу!

– И тот младенец, которого я видел?.. – спросил Виктор, умоляюще глядя на Джеймса.

– Лорена? Из неё получится хорошая жрица, которая со временем может занять место Жозефины.

– Так она жива?

– Она – дочь Богини. Или ты не слышал, что я тебе тут говорил?

Этот разговор происходил на следующий день в спальне Виктора, который, как и обещал Джеймс, был не в состоянии подняться на ноги. Мало того, что физическое, да и нервное напряжение лишили его сил, Виктор, потеряв обувь, сильно покалечил ступни во время бега босиком по дикой, пересечённой местности.

– Ничего, могло быть и хуже. До свадьбы заживёт, – вынес вердикт Джеймс, осмотрев Виктора, – через пару дней будешь как новенький.

После этих слов Джеймс позвонил слуге. Тот вошёл в комнату с подносом, на котором стояла баночка с буро-коричневой массой и чашка травяного отвара.

– Пей, не бойся. Это должно быть вкусно, – сказал Джеймс, когда слуга подал питьё Виктору.

Отвар действительно был вкусным, и Виктор выпил его с огромным наслаждением. После этого Джеймс, намазав буро-коричневой массой (ею оказалась приготовленная по древнему рецепту мазь), забинтовал его ступни и ноги до колен.

– Отдыхай, – казал он, выходя со слугой из комнаты.

Через несколько минут боль ушла, и Виктор провалился в своеобразное состояние между явью и сном. Ощущение тела исчезло, а вместе с ним исчезло и восприятие пространства и времени…

Перед Виктором предстала его судьба в виде работающего над каменной глыбой скульптора. Каждая мелочь, каждое событие в его жизни виделись ему результатами движений резца мастера. Виктор был одновременно и вдохновенно творящим скульптором, и каменной глыбой, и тем образом, который был заточён в толще камня и стремился вырваться на волю.

Виктор буквально терялся в нахлынувших на него противоречивых чувствах. Это была и радость творца; и боль каменной глыбы, чья плоть так грубо и жестоко была поругана мастером; и нетерпение и жажда свободы высвобождающегося творения, вынужденного долгие миллионы лет терпеть своё заточение внутри мёртвого камня…

Виктор был всем этим и одновременно никем, сторонним наблюдателем, пустотой, пространством, в котором совершалось всё это действо…

17

Наконец, пришёл тот долгожданный день, когда Виктор смог подняться на ноги. Был тёплый, солнечный день, столь редкий для шотландского климата. Виктору захотелось вырваться из духоты комнаты, и, превозмогая боль в ногах, он встал с постели, оделся и поспешил прочь из комнаты, ставшей за время вынужденного затворничества ненавистной.

На лестнице он столкнулся с отцом Бенджамином.

– Здравствуйте, сын мой! – обрадовался тот, – а я как раз иду к вам, чтобы рассказать о своём видении, которое ниспослал мне господь нынешней ночью. Рад, что вам уже лучше, – добавил он, немного смутившись.

Перед Виктором опять был тот самый деревенский простак-священник, за образом которого обычно прятал своё истинное лицо отец Бенджамин. Рассчитывая на совершенно иное обращение после того, как он был зачислен в разряд «своих», Виктор почувствовал себя уязвлённым.

– Послушайте, сударь… не знаю, как вас теперь называть, но зачем всё это лицемерие, после того, как?.. – резко ответил он на приветствие священника.

– Тише, сын мой, не стоит так горячиться. Вам вредно волноваться после перенесённой болезни. К тому же… Подумайте, сколько людей погибло лишь потому, что они позволяли себе некоторые слабости, думая, что их никто не видит в этот момент. Жизнь – очень сложная штука, и если что-то надо хранить в секрете, то это надо хранить даже наедине с собой, потому что даже у стен есть уши, а камыш может спеть про уши короля. Вы должны это помнить всегда и везде.

– Простите, святой отец, – смутился на этот раз Виктор, – ваша правота настолько очевидна, что я…

– Вот и хорошо, сын мой, а теперь, когда между нами вновь появилось взаимопонимание, позвольте пригласить вас на прогулку. Сегодня поистине чудесная погода.

– Я как раз шёл в сад.

– Вот и замечательно. Можете опираться на моё плечо.

– Благодарю вас, святой отец, но я уже вполне прилично себя чувствую.

– Я шёл к вам, сын мой, чтобы рассказать о своём видении, но сначала позвольте сказать несколько слов. Будучи священником, да и просто глубоко верующим человеком, я довольно часто размышляю о мудрости и любви Господней, и знаете к какому выводу я пришёл? Размышляя денно и нощно, я в один прекрасный момент осознал, что даже сам возвышенный язык, на котором церковь говорит о своём господе, на котором написаны писания и на котором мы стараемся молиться, есть чудесный дар Создателя нам, своим детям. Так, достаточно знать, что за некоторыми словами скрывается ещё один, сокрытый от непосвящённого смысл, достаточно понимать это, понимать, о чём в данный конкретный момент времени идёт речь, чтобы говорить совершенно открыто самые волнующие, сокровенные истины, не боясь зародить в чьей-либо душе ненужные нам подозрения. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Думаю, что да, святой отец.

– Очень хорошо, сын мой. Но если вы вдруг почувствуете, что теряете нить разговора…

– Я дам вам понять, святой отец.

– Как я уже говорил, сын мой, я достаточно много времени провожу в размышлениях на религиозные темы. Вот и вчера я допоздна задержался в церкви. Я думал о неисповедимости путей Господних, о нашей греховности и о терпении Господнем, с каким он прощает нам все наши прегрешения… Я настолько глубоко ушёл в эти мысли, что не сразу заметил, как на меня снизошла Благодать. Господь послал мне видение, и в этом видении я увидел вас, сын мой.

Я увидел вас в дремучем лесу. Вы были слепы, и брели через лес, повинуясь подсказкам мерзкого существа, нашёптывающего их вам на ухо. Это дьявольское отродье, а таковым и был ваш поводырь, очень ловко управляло вами, и, благодаря его подсказкам, вы легко обходили всяческие препятствия, возникающие на вашем пути. Создавалось впечатление, что эта тварь трогательно заботится о вас и вашей судьбе, но разве может дьявол нести добро?!! Взмолился я тогда Господу и попросил его показать, куда же ведёт тебя Дьявол, и узрел я тогда пропасть бездонную. Именно туда направляла вас эта мерзкая тварь, оберегая от мелких препятствий, чтобы не задерживался ты на своём пути. «Неужели ты позволишь этому произойти?!» – спросил я у Господа. И послал Господь вам свет, отворив для него глаза твои. С непривычки свет показался вам тьмой, он был слишком ярок и вызывал боль. Сначала вы даже подумали, что это кто-то из врагов ваших напал на вас, но позже, когда ваши глаза достаточно окрепли, чтобы смотреть, вы смогли увидеть, кто же есть кто. Когда же ваш поводырь понял, что вы прозрели, он набросился на вас, чтобы силой толкнуть в ту пропасть, куда не сумел привести хитростью. И была между вами битва смертельная, но вы выстояли, вы сумели победить злого демона и обратиться к верному проводнику. Таково было моё видение, сын мой…