Анна Мистунина - Пути непроглядные Страница 2

Вокруг снова кричали глашатаи, призывая толпу разойтись. Тело накрыли белой тканью, тут же намокшей от дождя и покрасневшей от крови. Палач куда-то исчез.

– Идем, отец, – повторил Рольван. – Ты сделал все, что был должен, теперь отдохни.

– Не все, – откликнулся епископ и расправил плечи. – Не все. Но ты прав, Рольван, остальное придется сделать тебе.

Сыну безвестного воина, одного из многих, павших за долгие годы северной войны, сироте, воспитанному при монастыре, с ранних лет предназначенному книгам и молитвам, а не воинским делам, нечего и надеяться занять место среди оруженосцев – юных спутников тидира, будущих воинов и командиров, отпрысков знатных и знаменитых родов. А если даже такое случится, если упомянутый сирота каким-то образом сподобится небывалой чести, высокого чина ему не видать. Старайся он хоть изо всех сил, будь он сколь угодно храбр и ловок, изворотлив и живуч, да что там, будь он даже самым настоящим героем, дважды за одно сражение заслонившим тидира от вражеского топора своим щитом и своим телом – все это ему придется проделывать год за годом, чтобы когда-нибудь, может быть, заслужить признание.

Все иначе, если сирота этот – любимый воспитанник священника, как раз в эти дни избранного старшим епископом Лиандарса. Живучий молокосос вдруг становится юным героем, спасшим своего государя; почести и милости сыплются на него одна за другой, и вот уже, через каких-то десять лет, он командует отрядом из тридцати отборных воинов и смело подает голос в тидирском совете. Мальчишка-послушник умер бы от страха, расскажи ему кто-нибудь, что ждет его в будущем.

И все же каждый раз, являясь на совещание командиров дружины, где был одним из самых младших – и по возрасту, и по происхождению, Рольван немного смущался и говорил себе, что, в общем-то, заработал это право сам – ведь служба его с первого дня и до сих пор была безупречна. Забота отца Кронана лишь обеспечила ему справедливую награду, только и всего.

Сегодняшняя встреча проходила в одной из малых башен тидирского замка, в просторной, погруженной в полумрак комнате. Затопленный камин разгонял сырость весенней ночи и придавал красноватый тревожный оттенок лицам собравшихся. Большой стол, на нем две толстых свечи, пляшущие отражения огоньков на оловянных кубках, скамьи вокруг да не зажженная лампада под резным изображением Мира, квирского бога, держащего в руках перекрещенные копье и меч с распустившимися на них цветами – вот и вся обстановка. Встретились ночью, не из секретности, просто раньше не было времени. Казнь, потом торжественная церемония в храме и обед, куда были приглашены многие из офицеров, затянулись до позднего вечера, а дело, как оказалось, было срочным.

Едва все заняли места вокруг стола, поднялся Удерин, военачальник, близкий родич и правая рука тидира Дэйга. Титул эрга одной из восточных областей Удерин носил с таким же небрежным изяществом, как свой подбитый горностаем алый плащ, но обитать предпочитал при дворе, не пропуская ни одной военной кампании и оставляя дела области на попечение управляющих. После самого тидира и епископа Кронана его слово весило больше всех в любом совете. Голос его с усталой хрипотцой был голосом прирожденного командира, из тех, кому повинуешься, не раздумывая, потому что иначе не может и быть.

– Доброго вечера всем нам. Тидир намеревался сам провести эту встречу, но скорбь его оказалась слишком велика. С большим трудом мы убедили его отправиться спать… – Удерин выдержал печальную паузу и улыбнулся: – Напоили допьяна, попросту говоря. Тяжелый выдался день.

– Это точно, – раздался голос с другой стороны стола. Лицо говорившего терялось в полумраке. – Дурной день.

– Завтрашний принесет новые заботы, и пришло время вам о них узнать. Но прежде помните, что подробности, которые я вам открою, не должны обсуждаться за пределами этих стен. Супруга нашего тидира уличена в колдовстве и служении языческим богам – одного этого достаточно, чтобы вызвать брожение и тревогу в народе. Будь возможным, это стоило бы скрыть. Подлинное же положение дел намного хуже.

Удерин сделал печальную паузу, и один из старых командиров не выдержал:

– Не тяни, эрг, – проворчал он. – Выкладывай.

– Выкладываю, – согласился тот. – Речь идет о заговоре, который удалось раскрыть с величайшим трудом. Тидира была не просто отступницей. Она была исполнительницей воли дрейвов. Дрейвы вернулись, друзья мои.

Дрейвы. Это слово прозвучало в ушах зловещим змеиным шипением. Стало тихо. Кто-то негромко выругался. В камине с треском переломилось полено. Удерин молчал, наблюдая, какое впечатление произвело сказанное им. Поймав на себе мимолетный взгляд эрга, Рольван ощутил привычный укол раздражения, подобного тому, что посещало его во время богослужений и проповедей, когда истинность и важность услышанного становились слишком уж очевидными и глубоко внутри возникало желание поступить наоборот. Искушение от демонов, без сомнения. Он старался избегать даже думать о таком. К счастью, молчание не затянулось.

– Но… разве их не перебили всех давным-давно? – неуверенно спросил Эвин, молодой, немногим старше Рольвана, мускулистый и заросший бурыми волосами до того, что за ними с трудом можно было разглядеть лицо.

– Последнюю их школу разгромили больше тридцати лет назад. С тех пор мы считали, что их больше нет. До недавних пор.

– Теперь они вернулись, – тяжело произнес седовласый, перекошенный набок, но оттого не менее грозный Ардивад. – Дурное дело.

На его лбу пролегли глубокие морщины, из-под густых усов выглядывал недобрый оскал: Ардивад был участником тех давних боев, и ненависть его к дрейвам носила личный характер.

Никто и не подумал возражать: дрейвы, служители древних, темных богов, колдуны и человекоубийцы были самым страшным злом Лиандарса. От одного этого слова морозная дрожь пробегала по коже и у самых отчаянных. Но не такие люди собрались в этот час в тидирском замке, чтобы даже на миг поддаваться страху¸ и вот уже прозвучал вопрос:

– Но где же нам их искать?

– Благодарение богу и мудрости епископа Кронана, мы знаем ответ наверняка. Два человека из связанных с тидирой под пытками рассказали одно и то же. Взгляните.

На столе, освобожденном от кубков, разложили большую карту. Офицеры столпились вокруг. Отмеченный черным цветом круг на ней разместился в лесистой области всего, как подсчитал Рольван, в четырех дневных переходах от Эбрака. Конный отряд налегке добрался бы куда быстрее. О том же подумали и другие воины.

– Наглецы, – Ардивад, чье шумное дыхание пахло луком и пивом, рявкнул это прямо в ухо Рольвану так, что тот вздрогнул. – Нет, вы гляньте! Крысиные отродья, видно, забыли, как мы выкуривали их из нор по всей стране!

– Ошибаешься, друг, – возразил ему Удерин. – Они отлично помнят, более того, готовы отомстить. Ты, верно, узнал это место?

Старый воин тяжело выдохнул в усы:

– Узнал. Еще бы не узнать.

Посмотрев на его мрачнейшее лицо, Рольван вновь перевел взгляд на карту и тоже узнал. Он еще не появился на свет во время той давней битвы, когда в один день было разгромлено главное святилище дрейвов и уничтожена большая их часть, начиная от главных жрецов и кончая самыми юными учениками. Но тот, кого он привык называть своим отцом, рассказывал ему эту историю так часто, что иногда Рольвану казалось, будто он видел все своими глазами.

– А нам-то кто-нибудь объяснит, что это такое? – вмешался нетерпеливый Эвин.

– Капище, – проговорил Ардивад.

Удерин кивнул:

– Если точнее, здесь когда-то было главное святилище дрейвов. Раз в году они собирались там все вместе с учениками – а в былое время, еще до прихода квирян, туда сходились тяжущиеся со всего Лиандарса, потому что дрейвское собрание было высшим судом. Говорят, в этот день они приносили жертвы своим богам, и боги приходили к ним для беседы, поэтому никто не смел их ослушаться. Говорят еще, в этот день дрейвы решали, кому жить, а кому умереть…. – Удерин выдержал значительную паузу и договорил: – а если хотели, снимали с престола тидиров и сажали туда новых, угодных себе. С помощью своей власти и колдовства.

На этот раз ему не пришлось изображать значительную паузу, та повисла сама, оттененная судорожными вздохами и скрежетом зубов.

– Милосердный Мир! – выдохнул Эвин.

Рольван вместе с другими посмотрел на статую. Лампада под ней не горела, но огонь очага отбрасывал блики на темное дерево лица того, кто принес людям примирение и святость. Движение света и тени оживляло его босоногую, одетую в одну только длинную тунику, фигуру. Казалось, бог прислушивается к разговору и смотрит оценивающе на тех, кто собрался здесь у его ног. Встретившись с ним взглядом, Рольван опустил глаза.