Анна Мистунина - Пути непроглядные Страница 3

– Теперь вы знаете почти все, – вновь заговорил Удерин. – Остальное можно рассказать вкратце. Через четыре дня, считая от сегодняшнего, дрейвы соберутся на этом месте, чтобы приносить жертвы и призывать древних богов. Им наверняка известно, что их планы нарушены, и о сегодняшней казни они тоже знают – или скоро будут знать. Тидира не поднесет своему супругу отравленной чаши в ночь языческого праздника, дрейвы не смогут вмешаться и принудить эргов избрать новым тидиром приверженца старой веры, как они собирались. Но мы не должны недооценивать наших врагов. Собрание состоится, и воля тидира в том, чтобы гостями на этом собрании были его воины. Помните, что дрейвы мастера раскидывать сети – любой из ваших знакомых может оказаться их тайным осведомителем. Вы отправитесь скрытно, и на рассвете уже покинете город. Никто не должен знать, куда вы направляетесь. Сам тидир со свитой останется здесь и примет участие в празднике дня святой Дасты – так мы надеемся сбить с толку лазутчиков. Опасайтесь появиться там слишком рано и спугнуть их – ловушка должна захлопнуться, когда дрейвы соберутся все. Их будет несколько десятков, как мы думаем, и они не будут ожидать нападения. Желательно оставить в живых одного-двух, дабы можно было казнить их прилюдно в назидание народу. Уйти не должен ни один.

И вновь никто не подумал возражать: даже один живой дрейв способен стать настоящим бедствием. Без малого четыре столетия, с тех пор, как Лиандарс сделался частью великой Империи Квира и дрейвы оказалась под запретом, их сажали в темницы и подвергали казням, на них охотились и устраивали облавы; дрейвы в свою очередь совращали целые деревни и кланы, поднимали восстания, заражая простой народ и даже эргов своим неистовством, так что усмирить их было можно, только уничтожив. В последние годы о них не было слышно, и многие уже думали, что это зло осталось в прошлом. И вот – все началось снова.

– Но помните, мы хотим сохранить эти события в тайне, – добавил эрг. – Потому не отправляем слишком многих. Двух отрядов будет достаточно.

– Три, – сразу отозвался Ардивад, – и молись, чтобы этого хватило. В бою дрейв стоит пятерых.

– А скольких стоит любой из вас?

Несколько мгновений старый воин и эрг состязались в тяжести взглядов. Рольван подумал, что, окажись заговор успешным, новым тидиром, скорее всего, стал бы Удерин, если только таинственная дрейвская сила и впрямь не заставила бы эргов выбрать кого-то другого. Незаметно поморщившись, он пожелал тидиру Дэйгу долгих лет здоровья, а дрейвам – как можно быстрее отправиться в Подземный мрак, где им и место. И вздрогнул, услышав голос Удерина:

– Будь по-твоему, три отряда. Ты. Шаймас, – молчаливый воин, ровесник Ардивада, неторопливо склонил голову. – И Рольван.

– Что?! – в какой-то миг он подумал, что ослушался.

– Почему? – с интересом осведомился Ардивад, кидая Рольвану взгляд, полный насмешки. Он, как видно, уже догадался, каким будет ответ.

И он не ошибся.

– Такова просьба епископа, которую тидир удовлетворил с радостью, помня заслуги его святейшества в этом деле. Как и во многих других, должен напомнить.

Высокородный эрг ничем не показал своего отношения к такому выбору. Рольван постарался не уступить ему в сдержанности: он не выругался, не заскрежетал злобно зубами и даже не вздохнул. Поклонился с самым непроницаемым, на какой только был способен, видом.

– Я готов послужить тидиру и его святейшеству.

«И со всем почтением послать его куда подальше», – от этой мысли не полегчало нисколько. Рольван знал, что никогда не решится огорчить отца Кронана даже словом, и вовсе не из одной признательности. Как бы ни была неуместна порою навязчивая епископская забота, этому праведному старцу принадлежала вся преданность, на которую Рольван был способен, безусловно и навсегда.

Что нисколько не уменьшало его нынешнего смущения. Под взглядами старых и заслуженных офицеров его уши раскалились, наверное, докрасна.

– Тидир Дэйг опечален и более всего желает мести, – промолвил Удерин. – С большим трудом удалось отговорить его, чтобы он не бросился за дрейвами сам. Уничтожьте подлецов, совративших его супругу, и просите себе любой награды – вот его дословный приказ.

Рольван поднял голову, чтобы заглянуть в деревянное лицо Мира. Статуя улыбалась, и улыбка ее, всегда добрая и понимающая, сейчас показалась ему язвительной. Можно сбежать из монастыря. Но какой безумец придумал, будто можно убежать от служения своему богу?

«Разве ты сам не видишь, что я не гожусь для твоих целей?»

Ответа не последовало – как, впрочем, и всегда.

Покинув комнату совещаний, Рольван отправился на поиски своего отряда. Он нисколько не сомневался, где и в каком виде отыщутся доблестные воины, смельчаки, подлинный цвет тидирской дружины. И он оказался прав. Отстоявшие в почетном карауле во время траурной службы, отсидевшие на торжественном ужине, они проводили своего государя, но расходиться не спешили. Из сотни свечей, зажженных во время ужина, осталась едва треть, и те догорали, но зала была полна народу, и пиршество шло полным ходом. От официального ужина оно отличалось количеством выпивки и полным забвением светских манер. Пьяные слезы по казненной тидире, которую тайно вожделела добрая половина благородных воинов, здесь заедались большими кусками жареной баранины, каплунами и фазаньими ножками и размазывались по лицам мозолистыми от мечей руками. Проклятия сгубившим ее темным богам заливались вином и смешивались с не менее громкими проклятиями тидиру и епископу, который мог бы просить милости для осужденной, а вместо этого просил казни. В общем, языки разгулялись вовсю, и можно было только порадоваться, что к утру никто не вспомнит ни того, что слышал, ни того, что говорил сам.

Все это Рольван увидел, будучи схвачен за рукав и буквально втянут в двери трапезной.

– Ты преступно трезв, мой командир, – заявил Торис, воин огромного роста и огромной силы, а также огромной утробы, одной рукой вручая Рольвану кем-то наполненный кубок, другой подхватывая и усаживая на скамью своего лучшего друга, вздумавшего как раз в этот миг потерять равновесие. – Не смей падать, Гвейр. Мы еще не выпили с командиром.

Еще не выпили – Торис, как всегда, скромничал. На самом деле, если собрать вместе все кубки, кувшины и бочки, что осушили за несколько лет они втроем, в таком количестве пойла можно было бы утопить целую роту пехотинцев. Только сегодня вечером Рольвану, а значит, и Торису, было не до выпивки.

– Бросай это все. Нас ждет поход.

– Поход – это отлично, – последовал ответ, и квадратная физиономия Ториса осветилось довольной улыбкой. – Перед походом сам бог велит напиться!

Шея гиганта была почти такой же толщины, как голова, а мышцы рук по-хорошему вполне подошли бы ногам. Он не носил бороды, но отращивал усы, светлые и порыжевшие от пива и еды. Их кончики закручивались вверх, когда Торис бывал бодр и весел и обвисали, если пустые карманы и отсутствие доброй выпивки загоняли его в тоску. В отличие от него, Рольван переставал бриться только во время походов, в мирное же время следовал квирскому обычаю избавляться от растительности на лице, и волосы стриг коротко. Так гораздо удобнее, недаром квиряне поступали так еще со времен первых императоров. Как знать, не поэтому ли они в свое время овладели почти что всем миром?

– Не знаю такого бога, – усмехнулся в ответ Рольван. – А знаю вот что: сейчас ты соберешь всех наших, окунешь каждого из них головою в бочку с водой, чтобы протрезвели, и за час до рассвета мы будем у западных ворот полностью готовыми и покинем город без лишнего шума. Припасов брать на неделю, языком не болтать. Все ясно?

Старинный, еще с тех пор, когда оба они были зелеными оруженосцами, приятель Рольвана, Торис без ревности принимал его высокий чин и на приказ отреагировал как должно: подтянулся и мгновенно протрезвел. На этого человека можно было без колебаний рассчитывать буквально всегда.

– Сделаю, – был короткий ответ. Затем Торис встряхнул успевшего заснуть Гвейра. – Просыпайся, пьяница. Я ухожу.

– Как снилось мне, боги, воители знатные, окончив труды, за стол свой садятся и пищу вкушают, – довольно мелодично пропел тот и снова заснул, свесив голову на грудь.

Друзья переглянулись. Гвейр, знаток всех на свете песен и побасенок, за древние сказания принимался только, когда бывал уже пьян до невменяемости. Случалось такое довольно редко и ничем хорошим не заканчивалось.

– Вот зараза, – вздохнул Торис.

– Пять сотен дверей в Лунасгарде, и верно… Клянусь псом Каллаха, до чего же я ненавижу монахов!

Рольван с тревогой огляделся, но обращать внимание на пьяное Гвейрово бормотание было некому. К тому же не он один сегодня поминал языческих богов и слал проклятия служителям Мира.