Джей Эм - Убийца теней Страница 30

Ни единого стона. Первый священник делает знак палачам. Скрип деревянной машины. По телу Воллета пробегает дрожь, словно отголосок чужой боли. На мгновение в мыслях он почти отождествляет себя со своей жертвой, но не сострадание, а странная приторная слабость переполняет его.

«Он сам во всём виноват», – мелькает в голове. Почему на обычных допросах он признал за собой авторство всех этих кощунственных рукописей, но не подтвердил, что хотел подорвать основы двухбережной веры? Он должен был сознаться, покаяться, отречься, и тогда… тогда он умер бы легко. Но нет, он упорствовал целый год – и в конце концов вынудил применить к нему пытку.

– Покайся… отрекись… – ещё одна попытка. Бесплодная.

Ясно, чего добивается упрямый еретик. Хочет смутить его, Воллета, душу. Находит в себе силы смотреть в глаза и говорить… Говорить совсем не то, что так жаждет услышать от него первый священник.

Снова кивок палачам. Снова волна дрожи…

Но теперь он хотя бы прикрыл свои невыносимые глаза.

Воллет не знает, что сделал это Талвеон не только потому, что так муку терпеть как будто чуть-чуть легче. Но и потому ещё, что не хочет видеть, как обретает окончательную форму одно из тёмных «облаков», что плавает рядом с первым священником. Это форма чудовищного зверя, невиданной смеси волка, медведя и человека, которой нет имени. Глаза этого существа – потому что из сущности ларв уже становится, вот-вот станет существом – горят тёмным пламенем, в пасти виднеются длинные изогнутые клыки.

Не удержать на привязи… нет, не удержать, Воллету это не под силу, он поддался. Он убил в себе человека. И разрывается «пуповина» между человеческой плотью и зверем. Зверь, который в этот момент своего рождения виден – сквозь полуприкрытые ресницы, но всё же виден – только одному из находящихся в подвале, просачивается в дверь, немного отворённую из-за духоты, и исчезает.

«Некоторые свободные ларвы, набравшие много силы, способны проходить сквозь стены», – помимо воли всплывает в сознании Талвеона мысль. Даже сейчас его натура, натура исследователя, остаётся с ним. Прорывается сквозь океан боли… странно. Сквозь страх и боль доходишь до какого-то предела, за которым… снова становишься собой. У всех ли так?

Да, сильные ларвы ну нуждаются в дверях… но этот ещё недостаточно силён. Пока у него нет свойства видимости, даже если бы захотел, он не смог бы показаться на глаза людям, не обладающим видуньими способностями. Но он, конечно, не захотел бы. Освободившись, они уходят незаметно, ничем не выдавая обретённого существования. Бывшие хозяева не должны видеть их.

Скоро всё изменится, скоро этот зверь накопит много сил. Тогда он станет искать встречи с людьми, со своими жертвами. Только своего создателя, единственного из всех, он будет избегать. Ведь это столкновение может грозить гибелью…

– Время визита истекло, – сказал Ярле стражник, направляясь к камере, чтобы запереть вторую, сплошную деверь.

Остались считанные мгновения этого свидания, последние – но так ничего и не решено, встреча с Талвеоном ничем не помогла…

– Что мне делать? – беззвучно, одними губами спросила Ярла.

– Что должна, – едва слышно откликнулся узник. – Убить своего зверя.

– Скажи, как можно… – начала Ярла, но стражник был уже рядом, теперь не произнесёшь даже беззвучных слов. Оставалось яростно-умоляюще смотреть на Талвеона, мысленно крича, чтобы он понял недосказанный вопрос и подал хоть какой-то знак. Но он только чуть заметно качнул головой, а в следующий миг непроницаемая дверь заслонила решётку.

7. Промах

Покинув тюрьму, Ярла сообразила, мимолётное сходство с кем она заметила в Талвеоне. Погибший Снорр Гуорн, вот кого напоминал узник. Правда, очень отдалённо. Возможно, если бы с лица Талвеона исчезло одухотворённое выражение, заметное в нём несмотря на измождённость, и если бы во внешности Снорра не начала проглядывать тяжесть, вызванная чрезмерной тягой к грубым развлечениями, их сходство было бы сильнее.

Что ж, это укладывается в существующую картину. Иногда ларв сохраняет отпечаток разума своего бывшего хозяина, часть его памяти. Зверь, порождённый Воллетом, выбрал себе в жертву человека, немного похожего на того, кого первый священник стремится и не может сломить. А что насчёт женщин? Тут никаких подробностей Ярла пока не знает. Впрочем, обе погибшие были светловолосы… Это может что-то значить, а может и нет. В прошлом человека, подобного Воллету, нетрудно предположить какую-нибудь тёмную историю, в которой была замешана женщина. Но всё-таки это будут лишь домыслы.

Да, ещё два из трёх убийств недалеко от храмов произошли, в одном случае – маленького действующего, в другом старого, полуразрушенного. Тоже укладывается в картину? Скажем, не противоречит ей.

Только вернувшись в «Золотого карася», Ярла почувствовала, что ужасно проголодалась. Но обед пришлось отложить: её дожидался посыльный от Герена. Ждать на постоялом дворе, а не разыскивать Ярлу в городе он решил потому, что очень уж срочных новостей не было. Ещё несколько свидетельств, что прошлой ночью кто-то видел зверя, но довольно сомнительных. Эти-то свидетельства, записанные на бумаге, посыльный Ярле и передал. А она через него – весточку сотнику: мол, нелишне возле всех городских храмов поставить патрули, если уже не поставлены. С тем посыльный и удалился.

Есть в столовой Ярла не стала, взяла тарелку жаркого и кусок пшеничного хлеба и унесла к себе наверх.

Черпая ложкой, она машинально, не чувствуя вкуса, глотала еду и одновременно глядела на принесённый посыльным листок. Поймала себя на том, что слишком долго смотрит, читая и перечитывая маловажные, ничего не значащие слова. Выругалась, отшвырнула бумажку, чуть было ополовиненную тарелку при этом не опрокинув – удержала в последний миг. Доедать обед расхотелось.

«Я пытаюсь отвлечься на какую-то ерунду, хотя на самом деле интересует меня одно… Это проклятое решение, которое пришло в голову там, в тюрьме. Неразумное. А точнее – безумное».

Ну сколько раз предупреждал её отец, что нельзя впадать в правдоискательство, строить из себя воина на службе справедливости – всё это приведёт к одному: к неприятностям, и хорошо, если к не слишком крупным. И ещё к тому, что много о себе возомнишь, и тень себялюбия, зародыш ларва-чудовища, потянется за тобой.

Всем на свете не поможешь. Так уж устроен мир, что справедливости в нём нет, и одним махом, одном своим желанием хорошим его не сделаешь. Да и кто решать вправе, в чём она, справедливость, и какой он, «хороший» мир? Надо просто делать своё дело. Не самое бесполезное дело…

Но все эти самовнушения зря. Ведь она уже решилась… толком не представляя, на что. Как теперь отказаться от этого решения, как, выполнив работу, покинуть Лоретт, зная, что этот человек – может, один из лучших, которых ей доводилось встречать… один из глупых – со своей готовностью к самопожертвованию… как уехать, зная, что он остаётся тут погибать в руках потерявшего внутренний человеческий облик Воллета?

В какой-то момент Ярле захотелось вернуться в детство, когда не надо было принимать никаких решений, тем более – сложных решений. Устав, можно было взять и закапризничать: не хочу видуньей быть, хочу как все, не видеть ничего… Отец глянет одновременно и успокаивающе, и строго: не сами мы выбираем, кем быть. Если выпал видуний дар на долю – прими, неси по жизни. Изменить-то так и так не изменишь ничего. И помни, не плохо это, что мы не как все. Не хорошо и не плохо, а так уж есть. Старался Ольмар, чтобы дочка ни хуже, ни лучше других людей себя считать не начала. Ярла в ответ, бывало, вздохнёт: «Не плохо, не хорошо, а только кажется мне, что кроме нас с тобой других видунов и нет на свете… Знаю, что неправда это, Скергинов знаю, да и ты про других рассказывал, тебе верю… А всё равно представляется, что одни мы с тобой». Ольмар в ответ подбодрит: мол, нет, не одни. А сейчас-то нет рядом его, некому подбадривать. Самой справляться надо.

Ну почему Талвеон не дал ей подсказку, как помочь ему? Потому что не понял её отчаянного вопроса? Если только так… Не знать ответа на этот вопрос такой человек как лореттский узник просто не может – по крайней мере, в это хочется верить. Почему хотя бы на несколько лишних мгновений не продлилось их свидание…

Внутренний спор с самой собой продолжался в голове Ярлы, не думая стихать, и в итоге она решила прекратить его насильно – лечь и проспать до вечера. Всё равно в светлое время ларвы затаиваются, не зря их ночными тварями зовут. В редком случае от ведьмака можно ожидать дневных убийств, но уж никак не от оборотного зверя. Для того, чтобы устраивать дневную охоту, пытаться обнаружить укрытие оборотня, Ярле известно слишком мало. А поспать – всё польза будет, перед ночью отдохнуть.

Насчёт того, что проспит чересчур долго, Ярла не беспокоилось. И действительно, проснулась на закате.