Ли Виксен - #Меня зовут Лис Страница 35

– Разве такого рода месть может навредить? – Я вспомнила всех людей, для мести которым у меня были основания. Последнее время список возглавляла Алайла.

Гардио засмеялся:

– Иногда я забываю, насколько ты молода. Лис. Месть никогда не заставит тебя чувствовать себя хорошо. Если внутри ты светлый человек, то со временем ты изведешь себя из-за нее. И всегда останется возможность превратиться в мстительного Сэма.

– Какого еще Сэма? – Атоса почему-то развеселил мой вопрос. А Гардио лишь получше устроился на своем тюфяке. Он развернул ко мне свою отвратительно блондинистую голову:

– Ты же вроде всякие сказания собираешь. Неужели не знаешь про мстительного Сэма?

– Это вроде глупого Тома, – поддакнул Атос.

– …или смелого Ральфа.

– Погодите. Том, Ральф – это вроде нарицательные имена. Глупый Том из южных сказок о мальчике… Он так гордился тем, что прочел одну книгу, что возомнил себя мудрецом. И прожил всю жизнь, не замечая, что все за его спиной смеются над ним. Глупым Томом называют обычно зазнаек, у кого ума нет совсем.

– Ага, а смелый Ральф это реальный человек. Это был военачальник Тилля, который, идя на бой с Королевством, сжигал все деревни у себя за спиной, чтобы не было возможности отступить и вернуться. Смелость здесь весьма сомнительная. – Атос зевнул и потянулся.

– Хорошо, с этими все ясно. Но кто такой Сэм?

– Да тоже некий герой народных баек. Парень, который из-за желания отомстить потерял всю семью. Вроде бы он ненароком убил кого-то из родных, кажется, мать.

– Да нет. – Гардио решительно помахал рукой. – Там была речь о сыне. Он так увлекся местью своей жене-изменнице, что убил сына.

– Неприятный тип.

– Это метафора, Лис. Просто метафора.

Я улеглась к своим насекомым, размышляя о Сэме, Томе и прочих ребятах, чьи имена вдруг неожиданно стали частью нашего мира. Месть, определенно, страшная штука. Раньше, пока я была в бегах, она меня не притягивала, хотя, видят боги, поводов для нее у меня было предостаточно. Справедливость и месть – как солнце и луна. Можно подменить одно другим, но разница все-таки очевидна.

Интересно, кем был на самом деле этот Сэм. Насколько надо увлечься местью, чтобы потерять все ради нее. Для того чтобы забыться в мести и получить от нее удовольствие, надо, наверное, иметь другой склад характера. Это что-то вроде риска: есть ведь совсем не азартные люди, а для иного и матицца – повод спустить все деньги. Наверное, месть – это тоже чувство, растворенное в крови человека. У кого-то ее совсем нет, а для прочего нет ничего кроме нее.

Мои глаза слипались, а в голове зудел какой-то неразрешенный вопрос. Но я была слишком измотана путешествием и легко провалилась в сон, оказавшийся кошмаром, о которых я почти забыла.

Я стояла на деревянном помосте под липой, и на шее у меня была веревка. Мне захотелось как-то оправдать себя, но рот был словно водой заполнен. Я повернула голову и увидела, что на помосте со мной стоят еще два человека.

Рядом с такой же петлей на шее стоял Атос, его лицо было перекошено от ярости. За Атосом стоял незнакомый мне мужчина. На голове у него был мой лисий шлем, из-под него по ветру разлетались длинные песочно-золотистые пряди.

Вдруг глаза мне закрыли темные руки, об лицо ударились бусины браслета:

– Всэгда приходится дэлать выбор, Ягн’еночек, – прошептал глубокий и низкий женский голос с хрипотцой.

Помост у меня под ногами зашатался, и я упала. Я готова была услышать хруст моей ломающейся шеи – моей или тех, кто стоял со мной. Но вместо этого уши залил шум и крик разрываемой ткани. Он был так невыносим, что я проснулась.

Утро только разгоралось, когда мы зашли в маленькую деревеньку на северных склонах Хаурака. Собственно название «деревня» сильно польстило бы этим семи домишкам, расположенным в окружении низкорослых горных виноградников. Пора сбора плодов еще не пришла, и проглядывавшие между листьев виноградные гроздья даже на вид вызывали во рту ощущение едкой неспелой кислоты.

Как и везде в горах нас вышли встречать, едва мы пересекли какую-то невидимую черту при входе. Молодой крепко сбитый староста представился Таррой, потом представил свою жену – тоже Тарру, и дочерей… и они звались Таррами. Заметив наши недоуменные лица, главооч объяснил:

– У нас тут сорок шесть душ в деревне, и кого ни спроси – каждый будет Таррой. В обычае нашей деревни называть детей двумя именами – Тарра и истинное имя. Истинное имя знают только мать с отцом да супруги при свадьбе. Мы верим, что демоны могут навредить человеку, лишь зная его настоящее имя.

– Мы не демоны, – на всякий случай уточнил Гардио.

– А-ха, я вижу! Но они могут подслушать разговоры людей, вот и весь сказ.

– А вы не путаетесь? Ведь если вы крикните «Тарра, помоги мне!» – выбегут все ваши поселяне.

– Скорее ни один. – Тарра-главооч поскреб переносицу. – Ленивые бестолочи они, вот кто. Но для различий мы даем клички – есть Тарра-косой и Тарра-скромница, Тарра-толстый кошель и Тарра-не-туда.

– Интересно узнать, откуда произошло последнее имя. Что именно «не туда»?

– Лучше не надо, моя хорошая. Юным девушкам знать такое не полагается. – Староста смутился, а Гардио и Атос расхохотались.

Пока крайниец уточнял карту в доме главооча, мы с Гардио решили прогуляться по деревне. Лучи утреннего солнца из припекающих становились жгущими. И я в который раз в этих горах подумала о сущности сжигающего света. Когда-то в детстве я уверилась, и никто не мог меня переубедить, что Сияющие лучше Поглощающих. Разумеется, в рамках воспитания я понимала, что смерть и проклятие несут и те и другие – слишком много и часто мне напоминали об этом взрослые. Наш замок находился в дне пути от Удела Света, а в такой опасной близости любопытным детям надо часто напоминать о том, что может произойти за гранью этого мира.

Так или иначе, в детстве я поверила, что свет и солнце, из которых высшие маги черпают силы, не могут служить абсолютному злу. Моя вера продолжалась до тех пор, пока не обнаружили на одном из полей умирающую девушку. Поговаривали, что она ходила за грибами в лес и нередко заходила на территорию Сияющего. Когда ее нашли привязанную к столбу посреди пшеницы, она была иссушена, как сухой лист. Жара и зной, умноженные на тысячу раз, сделали за день с помощью магии то, что могло бы продолжаться неделю. В ее теле не было влаги, но глаза… Когда девушку нашли, она все еще смотрела из-под иссушенных век большими влажными глазами на тех, кто пришел. Она уже не могла говорить, но ее глаза кричали и молили о смерти.

Даже сейчас, спустя многие годы и километры от этой истории, по моей спине пробежали мурашки. Солнце и свет бывают беспощадными, а Сияющие ничем не лучше Поглощающих.

– Ты чувствуешь? – Гардио тронул меня за руку, но я была так глубоко в своих воспоминаниях, что подпрыгнула от страха. – Да что с тобой?

– Все нормально. Просто невеселые мысли.

– Прислушайся.

Гардио указывал на строение, находившееся посередине деревушки Тарра. Похожее на прочие дома, только в разы меньше, оно было вымазано какой-то бурой краской, делавшей его еще непригляднее. Вначале мне казалось, что я слышу только гомон селян, что-то объясняющих Атосу, но потом заметила мерный гул, который исходил от здания. Словно внутри находилось что-то живое, издающее очень тихий, но постоянный звук, подобный низкому реву трубы или боевого рога.

Я подошла к зданию и прислонилась ухом к двери. Звук, несомненно, шел оттуда.

– Проклятый артефакт, а. – Гардио подошел сзади. Желваки на его лице напряглись.

– Вещь Поглощающих? Но как ты узнал?

– Я частенько их видел и слышал. Великое множество. А когда их часто видишь, начинаешь, что ли, чуять их ауру.

– Постойте. – Я схватилась за голову. – Что значит, ты их часто видел, ты же не..?

Гардио рассмеялся:

– Успокойся, Лис. Я не Поглощающий. Просто мой отец… коллекционировал такие вещи. Была у него такая тайная страсть. Ему они казались атрибутами власти и силы. Но сам он не мог совладать даже с родственниками. – В голосе Гардио зазвучала неподдельная грусть.

– Он умер?

– Да, уже как пару лет.

– Ты не рассказывал о своих родителях. Это впервые. – Я сознательно избегала этой темы с Атосом, боясь, что он начнет расспрашивать про мое прошлое. На Гардио эти страхи почему-то не распространялись.

– А что рассказывать. Все как у всех. Отец любил меня, а я – его.

В моей голове мелькнула мысль: «О, дорогой, далеко не у всех отцы любят своих детей. Иногда они могут забыть о кровных узах. Дня за три». Но вслух я ничего не произнесла.

– Господа что-то ищут?

Я второй раз за день испугалась подкравшегося сзади человека. На этот раз это был селянин. Кривобокий, с одним плечом выше другого и лицом, покрытым угрями, этот мужчина мог вызвать только неприязнь. Но я была научена горьким опытом и знала, что реальное зло обычно имеет обличье красоты. Поэтому дружелюбно обратилась к подошедшему: