Ксения Медведевич - Сторож брату своему Страница 55

Цэцэг подошла ближе и протянула руку. Арестант ошалело уставился на серебристый кругляш, на котором сплетались женское и мужское тело.

– Ну? – улыбнулась Юмагас.

– Госпожа Нур-аль-Худа! – захлюпал носом допрашиваемый.

– Вот как, – усмехнулась ханша.

И пояснила нахмурившемуся Ончону:

– Гадалка-шарлатанка, которая что ни день таскается к моей свекрови…

Подумала и решительно кивнула:

– Он больше ничего не знает, Ончон.

И осторожно развернулась на высоченных деревянных платформах.

– Госпожа! Госпожа! – донесся со спины отчаянный крик. – Госпожа, вы обещали, что не убьете меня!

Ханша обернулась и мягко сказала:

– Я и впрямь не убью тебя, юноша. Тебя убьет он, – и кивнула на толстого джунгара в кожаном фартуке.

И медленно поцокала прочь из подвала.

Навстречу ей бежала Алтана:

– Госпожа, госпожа! Супруг ваш изволил пожаловать!

Юмагас покосилась на подол – вроде как не испачкалась. Из-за спины донеслись звяканье цепей, жалостные вопли, крик и стон. Затем все стихло.

– Ну пойдем, Алтана, – пробормотала ханша. – Пойдем…

Они переобувались в сафьяновые туфельки, и Булгун вдруг тихо сказала:

– Госпожа, а госпожа…

– Нет, – покачала головой Юмагас.

– Но ведь батюшка ваш которое письмо шлет, весь извелся!..

Ханша посмотрела ей в глаза и тихо ответила:

– Сестричка, халиф не выпустит Повелителя из темницы, даже если я его… по-особому попрошу.

Тут Юмагас скрипнула зубами. И пояснила враз поникшей девушке:

– Слишком ненавидит. Когда ненависть так сильна, никакие чары не помогут.

– Что же делать? – горько вздохнула Цэцэг.

– Сейчас узнаем, – улыбнулась Юмагас и пошла вперед.

Аль-Амин уже ждал, сердито бегая туда-сюда вдоль расстеленного ковра.

– Что случилось, Мухаммад? – улыбнулась Юмагас и протянула руку Булгун – пусть рукав подвернет.

Халиф плюнул и плюхнулся на ковер с выражением крайней досады на лице.

– Выпей чаю, Мухаммад, – успокаивающе проговорила ханша и протянула пахнущую мятой пиалу.

Аль-Амин вздохнул и отхлебнул:

– Вкусно!

– Конечно, вкусно! – засмеялась Юмагас, а следом и ее девушки. – Там же мята! А ты любишь мяту!

Выхлебав пиалку до дна, халиф успокоился.

– Знаешь, вот выпью с тобой чаю – и сразу как-то в голове проясняется, – с облегчением выдохнул он и отдал чашку жене.

Ханша улыбнулась. Еще бы, подумала Юмагас. Еще бы тебе не стало легче на душе, Мухаммад. Этот чай заваривала лиса-оборотень, которую ты видишь как старого евнуха-ханьца. Если б не лисьи отвары, все шло по-прежнему: ты бы занимался евнухами, Бакр и главный вазир грабили народ, а я бы убивала время в хаммаме и в розарии, даже не мечтая о сыне…

– Так что случилось? – мягко поинтересовалась она, стараясь не нажимать взглядом.

– Она все-таки добилась своего! – стукнул кулаком по колену аль-Амин. – Заставила меня!

Юмагас пристально посмотрела ему в глаза.

– Я приказал привезти Тарика в столицу, – выпалил аль-Амин. – Посажу под замок в Алой башне, пусть под рукой будет.

И потом враз встрепенулся, словно просыпаясь:

– А, чего я сказал?

– Выпей еще чаю, любимый, – засмеялась ханша и протянула ему полную ароматного настоя пиалу.

А потом обернулась к Булгун:

Вот видишь, сестрица. За меня все сделала свекровь. Она попросила, она и в немилости. Но своего мы добились!

Девушка улыбнулась, пряча слезы радости.

Халиф с удовольствием пригубливал горячий напиток:

– А здесь что?

– Высокогорный чай из Хань, – безмятежно улыбнулась Юмагас.

– Так вкусно! Никогда не думал, что черный чай так приятен на вкус!

– Мухаммад, – она снова поймала глазами его глаза.

Тот уставился на нее стеклянным взглядом.

– Не доверяй Исе ибн Махану, – четко и раздельно выговорила Юмагас.

Халиф сглотнул, встрепенулся и снова удивился:

– Я что-то сказал?

– Ты какой рассеянный сегодня ночью, хабиби, – расхохоталась ханша. – Тебя в бане не заласкали до смерти?

Все, включая аль-Амина, покатились со смеху.

– Велел одну из тех девчонок в ас-Сурайа привезти, – отсмеявшись, покивал халиф сам себе. – Понравилась, хочу ей сегодня ночью заняться!

– Небо в помощь! – фыркнула Юмагас. – Только не загонись насмерть, Мухаммад. Завтра ж на охоту!

– Помню-помню, – покивал аль-Амин, поправляя куфию. – На рассвете увидимся, прикажи оседлать аш-Шабака, хорошо?

Юмагас улыбнулась и кивнула.

Глядя удаляющемуся халифу в спину, она стиснула зубы и попыталась понять: почему на душе так погано, словно туда пес нассал? Шлюшкой больше, шлюшкой меньше – но почему так тревожно?

– Цзо, – обернулась она к ханьцу.

Для второго зрения высохший низкорослый евнух выглядел куда как элегантнее: крупный рыже-серый лис степенно прихлебывал чаек из фарфоровой чашки.

– Посторожи у его комнаты, Цзо, – с поклоном попросила Юмагас. – Что-то мне неспокойно…

Лис крался вдоль ограды – то замирая с поднятой лапой, то снова приникая брюхом к самой траве.

Человек, оседлавший ветку абрикосового дерева, внимательно следил за оборотнем. Немногие бы заметили неслышную рыжую тень, разве что белый кончик хвоста бы мелькнул. Но человек видел и слышал все. В его родной провинции Хэнань на лис-оборотней охотились – а Фан Цзы был из семьи потомственных охотников. Когда лиса оказалась на расстоянии выстрела, он поднес к губам полую бамбуковую трубку и дунул в нее.

Короткая стрела ударила прямо в горло оборотня и сбила его с ног. Лис умер на месте.

Фан Цзы легко спрыгнул с дерева, подошел к мертвецу и выдернул оружие из шеи. Из раны прыснула густая красная струйка и потекла по рыжему меху.

Охотник быстро зашагал в глубину сада, к золотившемуся светом ламп павильону. На ступенях стоял человек, темной тенью вырисовываясь на фоне алого занавеса.

– Дело сделано, – поклонился охотник.

Человек молча бросил ему сверток с золотом и, нагнувшись, вошел под прозрачный, бросающий кровавый отсвет полог.

– Сулайман ибн Али! – раздались веселые голоса. – Что нового скажешь?

– Говорят, из зверинца в квартале аль-Карх сбежал тигр! – замахал руками вошедший. – О мой халиф! Тигр! Когда еще нам представится возможность поохотиться на тигра! Говорят, его видели рядом с каналом Нахраван! Не подерет ли рабочих?

Голос аль-Амина ответил:

– Тигр, о Сулайман?! Что ж ты молчал! Али, друг мой, ты слышишь, что говорит твой сын? Я привезу во дворец тигровую шкуру!

– О мой повелитель! – захихикало и закричало множество голосов. – Великая госпожа будет гневаться, узнав, что ты выехал охотиться ночью и без нее!

Аль-Амин ответил что-то тихое и неразборчивое – но такое, от чего все покатились со смеху.

И халиф прокричал:

– Скорее! Седлать коней! Иначе нас опередят ловцы и прочая чернь, промышляющая мехом! Ночная охота на тигра – воистину я не слышал ни о чем подобном!

Утро

Юмагас проснулась разом – и поняла, что кричит. Тело покрывала ледяная испарина, ноги мерзли.

– Это не сон, – прошептала она.

…на берегу канала плескались ветвями ивы – шелестели, шелестели, трепетали листочками.

Ночной ветер качал сотни, сотни тоненьких прутиков, метущих траву, хлещущих по глазам.

Аль-Амин, наставив копье, пятился сквозь шелестящий плакучий занавес. Один. Только ивы и плеск Тиджра – ни единого человеческого звука, словно он остался один на этой земле.

Куфию унес ветер, лоб взмок от пота. Закричать он боялся. Не из-за тигра. Спину холодил ветер с реки.

Халиф пятился сквозь расступающиеся ветви – наружу, наружу. Глотнуть воздуха.

Запнулся о корень – и упал навзничь. Без звука, без крика. Закоченевшие пальцы разжались, копье выпало. Мухаммад попытался приподняться. Оказалось, он дрожит всем телом – даже локти трясло.

Узкая бугристая морда раздвинула ветви. С мгновение человек и аждахак смотрели друг другу в глаза. Аль-Амин попытался призвать Имя Всевышнего, но горло сдавило и не отпускало. От страха он не чувствовал даже кончиков пальцев.

Халиф захрипел. Язык не слушался.

Дракон склонил голову набок, приоткрыл пасть и нежно, осторожно прихватил шею человека. Аль-Амин раскрыл рот, шумно выдохнул – и закатил глаза.

Аждахак разжал челюсти, тело тяжело бухнулось о землю.

Через мгновение все стало как прежде: ночь, плеск реки, шелест ив – и потерявшийся, всеми покинутый человек на берегу. Аль-Амин лежал, раскинув руки и ноги, и из раскрытого рта сочилась струйка слюны.

…Юмагас сжала зубы – чтоб не стучали.

И тихо сказала испуганным служанкам:

– Нам нужно бежать из города.

И тут же поняла – поздно.

Не успеем.

Ответом на ее мысли стал удар, выбивший засов на Золотых воротах: деревянные створки разлетелись в стороны и треснулись о беленую стену. Посыпалась штукатурка.