Станислав Гагарин - Вторжение Страница 18

— Вот не думал, что вы адский водитель, — искренне восхитился писатель.

— А ведь я и прибыл к вам из ада, — закашлял Сталин. — Или из рая. Это как посмотреть… А фокусу этому научил меня мафиози из Палермо, мой нынешний юный друг в Том Мире. Убивал, понимаешь, земляков, а выяснилось, когда самого перечеркнули, понимаешь, автоматной очередью, что его предназначение — создавать новые виды растений. Завел у нас на Том Свете божественный сад.

VII. СОКРАТ ДВАДЦАТОГО ВЕКА

Над Красной площадью разносились величавые звуки курантов.

Часовая стрелка сошлась с минутной, и обе они застыли, показывая в небо.

«Где-то там, наверху, — а может быть, внизу? — Звезда Барнарда, — подумал Станислав Гагарин. И с нее смотрит сейчас на циферблат той Спасской башни некий товарищ, его зовут так же, как и меня, и дарована ему аналогичная судьба. Только вот стоит ли сейчас рядом с ним Сталин?»

— Это невозможно, — произнес Иосиф Виссарионович. — Тот писатель находится сейчас в Голицынском доме творчества, занимает комнату номер одиннадцать. Сегодня в полночь его осенила идея написать фантастический роман о наших с вами приключениях. Вот и сидит он сейчас за письменным столом, набрасывает первые страницы.

— Забавно, — сказал Гагарин. — Я бы тоже не прочь написать подобный роман.

— Вы уже его пишете. Только не знаете об этом… А когда узнаете, просто перенесете случившееся с вами на бумагу.

…Они стояли против мавзолея. День был посетительный, и Сталин покачивал головой, вздыхал, глядя на змеившийся людской поток.

— Напрасно, — сказал он печально, — напрасно я придумал все это. В Древнем Египте фараоны приказывали как можно надежнее укрыть собственные мумии, а мы выставили Ильича напоказ. Это даже не варварство, понимаешь, нечто хуже… Зачем? Кому нужно такое… Сам Старик мне никогда не говорил, но чувствую — осуждает.

Вождь снова вздохнул и полез в карман за трубкой, посмотрел на нее и спрятал.

— На кладбище курить нехорошо… Площадь для народного гулянья, понимаешь, превратили в общежитие для покойников. Слишком много покойников! Им место на кладбище, а не там, где народ веселится, оркестры играют марши. Микита правильно придумал — соорудить Пантеон. Почему не соорудили?

— Я ведь не генсек и не член Политбюро, — отозвался Станислав Гагарин.

— Генсек-дровосек, — проворчал Иосиф Виссарионович. — Сучки рубят, дерево падает, а генсек виноват… Головы, понимаешь, надо иметь! Вы знакомы с «Диалогами» Платона?

Переход был неожиданным, и писатель несколько смутился.

— Гм, — хмыкнул Станислав Гагарин неопределенно. — Как сказать… В самых общих чертах. В основном читал зрелого Платона, знакомился с учением об идеях, штудировал работу «Государство», мудрец написал ее в середине жизни. И «Законы» — одно из последних сочинений. Я обратился к Платону, когда попытался объяснить в романе «Мясной Бор», почему вы, товарищ Сталин, у нас в России такого навытворяли.

— Помню, помню, — улыбнулся вождь. — Там вы довольно ловко доказали, что большевики, понимаешь, а следовательно, и ваш покорный слуга, в вопросах государственного устройства ничего нового не изобрели, а создали еще одну модель, первооснова которой в платоновских указаниях. Общность имущества, глобальный надзор за мыслями, искусством, понимаешь, уравниловка в распределении, воспитании детей… До общности жен мы, правда, не добрались, так что платоники мы несовершенные.

— Но многое вы у Платона переняли, — упрямо сказал Станислав Гагарин. — Могу перечислить едва ли не прямые заимствования. Впрочем, об этом вы знаете не хуже.

Они помолчали. Потом вождь заговорил:

— Пока вы спали, молодой человек, я познакомился утром с вашей библиотекой и увидел «Диалоги» Платона, выпущенные «Мыслью» в восемьдесят шестом году. Вы принялись читать книгу тогда же, но дальше нескольких страниц предисловия не ушли. А жаль… Уже в диалоге Сократа с Феагом, подростком, который ищет мудрости, есть размышления о даймонизме. В нем тот корень, который вы ищете с первых минут нашей встречи.

— Я читал о даймонии в других источниках, — сказал писатель. — Сократ считает, что истинная мудрость в том, чтобы повиноваться этому началу, смысл которого непереводим на привычные для нас языки. Тут и божественное, и демонское, и некий добрый гений, мудрый внутренний голос, которому следует повиноваться…

— Вы правильно говорите, молодой человек. Остается только добавить, что именно даймоний, понимаешь, убедил вас последовать за мной. В нем серьезная сила вашей собственной мысли, и эта духовная энергия заключена сейчас в писателе Станиславе Гагарине — сверхличная энергия. Сущность ее в том, что сократовский даймоний, и вы носитель его, да-да, не улыбайтесь скептически, есть некий сверхчеловеческий, понимаешь, императив. Вы не в состоянии объять его мыслью, ибо он вне создания, даймоний инстинктивен, понимаешь. И эта сила духа, энергия мысли направлена на предотвращение человеческих несчастий и страданий, организацию добрых поступков.

— Потому вы и взяли меня с собой?

— Именно поэтому! Обладатель сверхинтуитивного начала, вы почти не по зубам ломехузам, которых используют в разрушительных целях Конструкторы Зла. Но имейте в виду, что ваш даймоний не безграничен, понимаешь, лично для вас мир детерминирован. Вы обыкновенный смертный человек, и потому не можете творить чудеса, опровергающие физические законы планеты.

— А вы? — спросил Станислав Гагарин.

— У меня иная ипостась, — уклончиво ответил вождь. — Кое-что мне позволено, на другое не имею права… По всякому. Будем разумно использовать ваши земные, понимаешь, права, я их объясню по ходу событий, и мои возможности. В этом тоже диалектика.

С этими словами вождя и принялись куранты бить двенадцать часов. С последним ударом, чеканя шаг, от Спасской башни к мавзолею пошел караул.

— Хорошо идут, — сказал Сталин. — Мне всегда нравилась военная выправка. Жаль, что не вышел ростом, и голос не тот. Командовать на плацу ротой — вот чего бы мне хотелось. Всегда завидовал царям, коим по традиции, понимаешь, полагалось быть реальными строевиками.

— Но ведь вы генералиссимус! У вас под рукой была самая крупная армия мира!

— Не то, — вздохнул Сталин. — Неужели вы не понимаете?

— Понимаю, — покачал головой писатель. — Одного не могу уразуметь… Что мы здесь делаем, собственно говоря? Поклонились вашим останкам, осудили мавзолейное варварство… Каковы дальнейшие планы? И еще: моя роль. В чем она состоит?