Перекресток одиночества 4: Часть вторая (СИ) - Михайлов Дем (Руслан) Алексеевич Страница 37

— Увидел? — благодушно спросил старичок и вложил мне в руку бутылку — Луна!

— Увидел — подтвердил я.

— Там они — подавшись ко мне, шепнул он словно по большому секрету — Мы здесь в кухнях давно это знаем. Да все об этом знают. Планету оставили они, Тихон, ибо жить им здесь стало невозможно. Детки урождались уродами отсталыми, взрослые сходили с ума пачками, начинали кидаться на всех с оружием… да тут много чего страшного творилось после того, как им удалось пленить и заморозить общего нашего врага. Он стал их пленником, но отравил их планету. Как это называется? Пиррова победа?

— Пиррова победа — медленно повторил я, глядя на здешнюю луну.

— Сначала они пытались… экспедиции к Столпу посылали, погибали сотнями, держались за родную планету зубами и когтями, но все сильнее хирели и наконец поняли, что оставаться им здесь никак нельзя. И они ушли. Перебрались частично на эту луну, а остальные вроде как отправились еще дальше — не поверив, что Столп удастся сдерживать вечно.

— А фурриары — вырвалось у меня — Они откуда взялись?

— Так почти отсюда же — хмыкнул старичок и сделал большой булькающий глоток — Ох хорошо… Они с этой же планетарной системы. Живут по соседству можно сказать.

— Две обитаемые планеты в одной системе? — я почти не удивился даже.

— А чему тут удивляться? Ты нас всех видел? Да различия есть, но ведь у каждого из нас по две ноги и по две руки, по два глаза и по одной голове на плечах. И сердце в груди бьется у каждого. Все мы произошли из одного семени, Тихон. А кто семя-то в землю бросил знаешь?

Я чуть было не кивнул, но вовремя сдержался и просто повернулся к собеседнику. А тот, выдержав паузу, ткнул пальцем в сторону Столпа:

— Вот тот самый огромный монстр нас и породил всех, Тихон! Как бог! Вот только не как в библии и не по своему подобию, а скорее, как пастух, что плодит овечье стадо для собственного пропитания.

— Что⁈ — вряд ли мне удалось притвориться действительно потрясенным, но подвыпивший старик уже ничего не замечал. Дав мне еще раз взглянуть на снежную пустошь, он дернул за рычаг и потащил мне прочь, продолжая с ликованием вываливать на меня факт за фактом:

— Вот так и вышло! Фурриары нам все давненько уж рассказали, как есть. Здешние хозяева медузу веками их пожиравшую пленили, а вынести ее соседства не смогли и потому бежали прочь, только и успев чудовище получше заморозить и кресты летающие развесить вокруг него! Вместо себя они оставили приглядывать своих давнишних знакомых фурриаров, а те уж развернули тут хозяйство справное да надежное. Вот только они тоже прямого удара не держат и потому приходится им по другим мирам в поисках живой крепкой силы шариться — так вот и до Земли нашей тропку протоптали. А кто им адреса подсказал знаешь?

Я отрицательно покачал головой, и торжествующе улыбнувшийся Василий опять указал на Столп:

— А как-то из него и вытащили адреса! Представляешь⁈ Нет ну оно понятно, что пастух должон знать где пасутся его нагуливающие жирок овцы. Но ведь не разговаривали же они с ним? А все одно дознались, а потом уж экспедиции снарядили — для нашего найма на службу верную.

— Найма⁈ — вырвалось у меня, и старичок вздрогнул от моего тона — Меня не нанимали!

Поперхнувшись, я вовремя замолк и виновато улыбнулся, тянясь за бутылкой.

— Не служи мы здесь вместе с другими плечом к плечу — давно бы уж эта тварь освободилась из плена и по наши души явилась бы. И на Землю бы заглянула! — убежденно проговорил Василий, отдавая бутылку и крепко стискивая мое запястье — Мы тут не зря жизни кладем на алтарь, Тихон!

Сделав несколько шагов, он остановился, повернулся ко мне и, проникновенно заглянув в глаза, продолжил явно волнительную для него тему:

— Мы избранные! Ты, я, другие кухонники. Мы народ кормим! Мы на первых рубежах! Это ведь как на войне — без исправно работающей полевой кухни не куда! Голодный солдат воевать не может. А мы те, кто должен его накормить от пуза! И про десерт сладкий не забыть время от времени — чтобы не только тело, но и душу его порадовать. А тем, кто особо отличился — можно и нужно сигареток подбросить, лекарств немного, записку ободряющую или еще чего по мелочи нужного и полезного! На наши плечи столько важного возложено! Подумай сам, Тихон — там в келье много ума не надо. Дергай себе за рычаги и больше ни о чем не думай. А вот мы… мы тут стараемся, мы людей кормим вкусно и сытно! Вот я сам может и не повар — но на мне столько дел подсобных! За день столько шагов намотаю — ноги отваливаются, поясница немеет и дыхание в груди спирает. Заснуть вот ночами не могу. А все одно мне себя не жаль! Раз уж меня в свое время избрали сюда — я людей не подведу и позабочусь о том, чтобы у них в кельях горячая еда вовремя появлялась. А теперь и ты сюда избран! Вижу, что бурлит в тебе недовольство остаточное — но ведь когда с тобой Тошич беседы вел тайные, пусть и не напрямую, он ведь спрашивал готов ли делу полезному всю жизнь служить… или не спрашивал?

— Спрашивал — пробурчал я, чуток потрясенный его неистовостью и искренностью.

— Ты ведь ту главную записку в еде получил? Где спрашивалось о готовности служить?

— Ну получил…

— Ну вот и не криви теперь рожу, Тихон! Мог бы и в келье остаться — сколько тебе там еще годков оставалось до свободы стариковской?

— Прилично…

— Но ты выбрал другой путь — правильный! Пошли уже! — подвыпивший старик убрал опустевшую бутылку и заторопил меня — Кухни ждут. Покажу тебе все хозяйство, покажу и место, где ты завтра свой первый рабочий день начнешь. У каждого есть свое место и свои обязанности. Фурриары за миром временно оставленным приглядывают и за общим порядком вокруг Столпа. Мы кухонники людей кормим. А люди рычаги дергают, чтобы людоед лютый никогда от сна морозного не пробудился, сил не набрался и всех людишек не пожрал. Пошли, Тихон… покажу тебе фронт твой боевой…

— Как скажете, Василий Азаматович.

— Ты главное меня слушайся во всем. И поддерживай меня! Я ведь ради всех стараюсь — а за земляков наших особенно переживаю! А то больно сильно нас порой на задний план задвигают — старик обидчиво поджал губы — Мы ничем других не хуже! И наша задача — доказать это остальным! Так что ты мне помогай во всем, слушай как наставника, а я уж за тобой пригляжу как следует. Что скажешь?

— Я с вами, Василий Азаматович! — уверенно произнес я, глядя ему в глаза — Я с вами!

Кухни…

Они впечатляли. И одновременно вдруг оживили в голове достаточно приятные детские воспоминания.

Более того — я испытывал шокирующей силы чувство дежавю.

Достаточно близко от деревни, где прошло мое детство, находилось крупное предприятие. Убей не могу вспомнить что именно они добывали, но там почти рядом с друг другом находилось три больших карьера. Из двух что-то регулярно вывозили огромные машины, а еще один карьер был брошен и в нем собралось целое озеро, чей уровень продолжал повышаться из года в год. Внутри котлованов рычали могучие экскаваторы, изредка там гремели взрывы. К карьерам вела широченная дорога, по которой вечно громыхали и пылили самосвалы. И на этой же дороге находилось одноэтажное просторное здание столовой для рабочих. Построено оно было из кирпича, широкие окна заливали обеденный зал солнечным светом, вокруг росли пыльные зеленые насаждения, а на заднем дворе работники разбили свой собственный огородик, где произрастали огурцы, перец, всякая зелень и сочные, лопающиеся во рту теплые сладкие помидоры.

Обо всем этом я знал не понаслышке — я излазил там каждый уголок, побывав в каждом помещении, на каждом складе и холодильнике, на каждой огородной грядке. Дело в том, что бабушка иногда замещала свою часто болеющую подругу, которой повезло попасть на эту хлебную должность — и терять она ее не собиралась. В те безоблачные для меня время сквозь пальцы смотрели на наличие детей на производстве и в результате, когда бабушке приходилось спешить на помощь захворавшей подруге, я, само собой, отправлялся с ней и проводил весь день в новом и удивительном для себя месте.