Николай Шпанов - Война «невидимок» Страница 37

Эль, кажется, заметил удивление Житкова и поспешил отдернуть руку.

– Адмирал непременно сведет тебя с Нордалем, – сказал он.

– Кто такой Нордаль?

– О, Нордаль Йенсен – самый сильный человек на острове. Он – замечательный человек! Я уверен, если когда-нибудь нам придется снова выйти в море, чтобы драться, отец никому другому не отдаст своей адмиральской шапки – только Нордалю!

– Рад буду познакомиться с ним…

Не договорив, Житков заметил, что глаза юноши испуганно устремлены сквозь окно на двор. Глянув через его плечо, Житков увидел идущего к домику Тэдди. Рядом с юнгой шагал высокий сутулый человек с неприятными рыжими баками. Угодливо заглядывая в глаза юнге, рыжий нес его новенький чемодан.

Эль испуганно шепнул Житкову:

– Брат не должен тебя видеть.

А Тэдди уже дернул дверь.

– Эй! Кому пришло в голову запираться среди бела дня? – весело крикнул он.

– Погоди, погоди минутку, – ответил Эль, – сейчас отопру!

Взгляд Житкова лихорадочно блуждал по комнате в поисках угла, куда можно было бы спрятаться. К стеклу приникло лицо рыжего. Мутные серые глаза, прикрытые дряблыми воспаленными веками, встретились с глазами Житкова.

Приход св.Олафа

Ветер усиливался. Оле Хуль, причетник церкви св.Олафа, снял шапку и сунул ее в карман, чтобы не унесло. Он не боялся, что ветер испортит ему прическу: череп его был гол, как колено.

Хуль плотнее закутался в плащ. Ветер дергал его за полы, ударял в грудь, бросал в лицо пригоршни соленой воды. Хуль только щурился и продолжал с любопытством глядеть, как пристает пароход. Хотя погоня за куском легкого хлеба и сделала его церковной крысой, но, как всякий житель этого острова, в душе он оставался моряком.

Оле сразу узнал среди пассажиров нового пастора, хотя никогда не видел его, как и никто другой на острове. Черный глухой сюртук и котелок бросались в глаза на фоне туристских костюмов и зеленых шляп немцев, толпившихся на палубе. Если что и удивило причетника в облике нового пастора, так это его молодость. Но ведь на то херре Сольнес и был скандинавом, чтобы иметь право на здоровый цвет лица, веселый блеск умных глаз и твердую поступь, – даже в пасторском платье.

Оле хорошо знал, чего стоило добиться от немецких властей разрешения прислать сюда нового пастора на смену умершему полгода назад старику Никольсену. Если прибавить к этому полугоду несколько месяцев болезни господина Никольсена, то, пожалуй, скоро исполнится год, как в церкви св.Олафа не было справлено ни одной службы. Может быть, жители острова и не испытывали большого ущерба от такого перерыва в сношениях с небом, но зато он, Оле Хуль, как нельзя более остро ощущал досадные пробелы в своем бюджете. Поэтому вдвойне радостно приветствовал он нового пастора, когда тот, без всякого видимого усилия неся два больших чемодана, ступил на каменистую почву острова Туманов.

– Во имя отца и сына, – почтительно произнес Хуль. – Со счастливым окончанием путешествия, господин пастор! – Заметив удивленный взгляд пастора, Хуль представился: – Я здешний причетник, сударь, – Оле Хуль.

– Меня зовут Сольнес, – просто сказал пастор.

– Как же! Мы уже знаем о вашем приезде, – сказал Хуль и взялся было за пасторские чемоданы, но сразу почувствовал, что этот груз ему не по плечу.

– Однако! – воскликнул он. – Видать, вы не из слабеньких.

Пастор прервал его:

– Не проводите ли вы меня в церковь, чтобы воздать всевышнему хвалу за счастливое окончание путешествия его слуги к этому острову?

– Охотно, охотно, господин пастор. – Хуль с кряхтением взвалил себе на плечи один из чемоданов, что был полегче. Второй чемодан одной рукой легко поднял пастор. Причетник шел впереди, показывая дорогу к церкви, по соседству с которой стоял и дом пастора.

Не заходя в дом, пастор оставил чемоданы на крыльце и направился к церкви. Перед дверью храма он остановился в ожидании, пока Хуль отворит ее. Однако причетник так долго возился с ключом, что у пастора хватило времени обойти вокруг церкви и полюбоваться морским видом, открывающимся с высокой скалы, где стояла церковь.

Возглас причетника нарушил созерцательное настроение пастора.

– Небось замок заржавел… – сокрушенно пробормотал Хуль, почесывая затылок. – Ничего не остается, как позвать проклятого нечестивца Нордаля Йенсена. Он единственный толковый слесарь у нас в поселке.

– Грех так дурно отзываться о ближнем, Оле.

– Какой там грех, сударь! Ведь Нордаль – мой приятель. Но по чести-то говоря, ни разу в жизни он не вошел в храм с иной целью, как починка по слесарной части. В прошлом году, когда венчали лодочника Буля, жених спьяна дернул престольный крест и отломил верхушку. Так можете себе представить, берясь за починку столь священного предмета, Нордаль даже не осенил себя крестным знамением. А вот еще помню…

Пастор отошел к краю скалы, спокойно опустился на камень и углубился в созерцание расстилавшейся у его ног панорамы. Рокот прибоя доносился и сюда. Из глубокой расселины слышался неумолчный гомон всполошенных птиц. Ветер шуршал травой. Но эти шумы, казалось, не нарушали царящей вокруг тишины. Несмотря на то, что все вокруг – море, травы, облака в небе, – все находилось в непрестанном движении, ощущение необыкновенного умиротворения охватило пастора.

Просидев некоторое время неподвижно, он вдруг быстро оглянулся и вынул из кармана бинокль. Убедившись в том, что никто за ним не наблюдает, принялся внимательно оглядывать берег и уходящее в туманную голубизну плато острова. Метр за метром рассматривал он все, что попадало в поле линз. Подолгу задерживался на каждой постройке.

Заслышав шаги возвращающегося Хуля, пастор спрятал бинокль.

– Разве этот ваш «нечестивец» живет так далеко? – с усмешкой спросил он причетника.

– Ах, если бы вы знали этих людей, господин пастор! От зари до зари торчат они в кабаке. Сплетничают, пока на языках у них не вырастают мозоли в два пальца. С этим народом нельзя говорить иначе, как за кружкой пива.

По ароматному дыханию причетника можно было догадаться, что и он избрал именно этот способ общения со слесарем.

Пастор снова уселся на камень, терпеливо слушая болтовню причетника. Так прошло довольно много времени. Наскучив ожиданием, пастор решительно поднялся.

– В конце концов, господь не взыщет с нас, дорогой Хуль, если мы вознесем ему молитву под открытым небом.

С этими словами он преклонил колено. Хуль послушно опустился на землю за спиной пастора.

Когда пастор поднялся и направился к своему новому жилищу, он увидел, что со стороны поселка идет плечистый, рослый человек средних лет с энергичными чертами сухого бритого лица. Это и был слесарь Нордаль Йенсен. Пастор остановился. Слесарь приблизился и почтительно приподнял шляпу.