Сергей Гомонов - Пари с будущим Страница 40

«Он качнул весы!» — что есть сил надрывался какой-то кляузник-Анонимус.

Алиса потерялся сознание, и я с нею на руках забрался в карету скорой помощи. Пока занимались ею, на меня внимания не обращали, но потом фельдшер — медведеобразный мужик лет сорока с очень добрыми глазами — попросил меня оставить координаты.

Пока мы разговаривали, я поглядывал на перебинтованную Алису. Все-таки успела обгореть, хоть и действовал я, кажется, быстро… Для женщины это трагедия не меньшая, чем лишиться конечности. Хоть она и пройдоха, но такого не заслужила. И, получается, я впервые реально вытащил человека из огня — впервые за всю службу.

На моем веку были разные случаи, но, как правило, спасать там было уже некого. Это так называемые «возгорания по пьянке». Выламываешь двери в горящую квартиру, и, если не успела до конца сработать задействованная вентиляция, то отскакиваешь куда-нибудь в сторону от прямого взрыва обратной тяги, потом тушишь воспламенение и начинаешь озираться. Как правило, после такого от виновника пожара остается мало чего. Максимум — обугленный скелет. Первый раз, увидев такое, я, отбежав, долго блевал в стороне от совещавшихся старших коллег. Со временем привык и я.

— Сильно отравилась? — спросил я, кивая на Ленкину сестру.

— Не думаю, — покачал головой фельдшер. — Просто не успела, судя по ожогам. Выкарабкается. На работу твою сообщим, — усмехнулся он, — пусть поощряют.

— Не надо на работу. У меня выходные.

— Ну так тем более!

— Я серьезно: не надо. Давайте запишем, что просто мимо проходил, хорошо?

Николаич сначала, конечно, поощрит. А потом насмерть задолбают на пару с Рыбой перечислением того, что я делал не так, и наставлениями, как нужно это делать правильно. Что до оперирования с молекулярной решеткой, что я и сам себе никак не могу до сих пор объяснить, то при наших об этом лучше вообще не заикаться. Отправят в психушку проверять здоровье. Скажут — надышался.

В палату интенсивной терапии меня не пустили — отправили сначала отмываться от копоти, а потом заполнять с дежурным какие-то данные. Сплошная бюрократия. Пока девушка за перегородкой что-то строчила в большом журнале, я позвонил отцу и предупредил, что задержусь немного из-за непредвиденных обстоятельств.

— Бабушка проснулась. Кричит, чтобы ты не приезжал.

— Па…

— Да, теперь требует, чтобы мы ехали за тобой все вместе.

— Па, я недалеко, через пятнадцать минут уже буду. Успокойте ее как-нибудь.

— Кто здесь Денис? Фамилию не знаю. Есть такой? — послышался голос в коридоре.

Я оглянулся и увидел женщину преклонных лет. Наверное, медсестра.

— Это я.

— Алису Пушкарную вы сопровождали? Пойдемте.

— Как она там?

— Доктора говорят, ожоги легкой степени, опасности нет. Все заживет, следов не останется. А ты, она говорит, ее вытащил? Молодец!

Наверное, всякий, кого достают нелепой и бесконечной похвалой, рано или поздно начнет раздражаться. Или в их представлении, человек моей специальности будет стоять в сторонке, смотреть, как что-то горит, и истерически визжать?

— Только вы там недолго общайтесь: все-таки интенсивка, тут вообще не положено посторонним, это уж мы так, навстречу вам пошли!

— Хорошо.

Алиса лежала под капельницей, вся в бинтах, но взор был ясным:

— Спасибо тебе, Денис! — тихо заговорила она. — Вы с Ленкой меня простите, сволочь эдакую. Это мне за дело! Это не просто так. Она переживать будет, так ты ей скажи, что я тварь. Я хотела откупиться небольшой суммой, чтобы она на наследство не претендовала, если папаша окончательно скопытится. У нас же буквально в четверг отец попал в аварию. Ехал с загородного участка домой и въехал. Специально затемно дернулся, чтобы в пробках не застревать… А у него ни завещания, ничего. Вот мама, я и мой жених Витька решили сделать так, что я приеду и Ленку чуток поморочу, а там или ишак, или падишах, что называется… Вот неспроста нас с папашей так согнуло… Бог не Тимошка — видит немножко… Так и есть! Я как оклемаюсь — в церковь схожу, исповедуюсь, причащусь…

Я не знал еще, как к этому относиться. Она, вроде, и раскаивалась, и к Ленке неплохо относилась, хоть и считала юродивой, но и переменить свое мнение насчет их семейки вообще и нее в частности у меня не получалось. Стала бы она вот так же виниться перед Ленкой, не случись того, что случилось?

— Слушай меня, — я постарался вложить в голос и взгляд как можно больше внушительной жесткости, потом резко ухватил белый пластиковый стульчик и сел на него верхом возле Алисиной каталки. — Ты ничего и ни при каких обстоятельствах не говоришь Ленке про все эти ваши затеи, поняла?

— Но я же…

— Слушай! Меня! Ленке хватило того, что вы устроили ей из-за Степы. И она ни разу не говорила плохого слова о вашей любящей семейке. Не знаю, что было у нее на душе, но ничего дурного о вас не слышали ни я, ни Степа. Она потеряла сначала вас, потом мужа. Как ты думаешь, это хорошо отразилось на ее здоровье?

— Нет, но… — всхлипнула Алиса.

— Молчи! Только недавно она начала оживать, поэтому не смей посвящать ее в ваши шкурные интриги. Со своей стороны я тоже не скажу ничего.

Она отвела взгляд и мелко закивала.

— Сейчас я узнаю у персонала, когда она сможет тебя проведать, и позвоню ей. Но не вздумай распускать сопли и каяться, поняла? Она должна верить, что у нее есть нормальная сестра. Хотя бы мнение о себе оставь доброе после всего, что натворила! Поняла меня?

— Да.

— Ну, значит, ты еще не окончательная сволочь, как говоришь. Будем считать, что вам с Ленкой просто немного не повезло с родителями.

Я заставил себя улыбнуться, тронул Алису за плечо и вышел из палаты.

«Он качнул весы!»

Чтобы не опоздать к одиннадцати, я поймал такси и отзвонился Ленке, с великой осторожностью подбирая слова. Конечно же, она все равно всполошилась! Но я и не рассчитывал, что такая весть может быть воспринята ею равнодушно.

— Ей ничего не угрожает, Лен.

— Это правда, или ты меня успокаиваешь?

— Правда, Лен, правда.

Правда и то, что я ни в жизнь не признался бы ей, будь оно неправдой.

Когда я уже подходил к дому — такси пришлось отпустить при въезде во двор из-за шлагбаума, — в душе шевельнулось неприятное чувство. Оно даже кольнуло сердце и запорхало напуганным колибри в районе солнечного сплетения. Причуды бабуленции довели меня уже до того, что возвращаться в родную квартиру попросту не хотелось.

Во дворе прогуливались мамаши с колясками, двое подростков лениво трепались, сидя на детских качельках, а пара бабушек-старушек сплетничала у дальнего подъезда. Воскресное утро загнало большинство наших соседей к телевизорам и компам.