Илья Некрасов - Град на холме Страница 43

Константин остановился, едва не сорвавшись с обрыва. Он не испугался, так как даже не заметил опасности. Словно чья-то рука остановила его в последний момент. Усилившийся свет начал слепить его, и он прикрыл глаза ладонью. И в какой-то момент показалось, будто на фоне креста можно рассмотреть силуэт, от которого и исходит сияние.

«Знамение… знамение», – донёсся ропот из-за спины. Константин обернулся.

Он увидел верных соратников, что успели подтянуться вслед за правителем.

Он предстал своим подданным в ореоле сияющего неба. На фоне креста. Люди увидели, как свет обнимает Его. Люди осторожно подступали к вершине. Они выглядели так, будто узнали живого Бога. Скоро их набралось очень много. И Константин смотрел в их горящие глаза. В океан горящих глаз.

«Победа», – понял он и повторил шёпот, что проникал в его разум. Это знамя победы.

Он приказал своим людям нанести на щиты и вымпелы знак: крест, вписанный в круг. Он сказал людям, что впереди победа. Сказал, что там их бессмертие. Что их души станут подобными свету. И люди ринулись в бой как один. Они смели врага. Сто тысяч смели двести. Солдат Константина не сдержала ни бурная река, ни обрушившийся мост, ни укрепления лагерей, ни городские стены.

Двести тысяч язычников, поклонявшихся мёртвым идолам, дрогнули, увидев целую армию с небесным знамением на щитах. Им казалось, что даже мёртвые, сплошь покрытые ранами, продолжают идти вперёд с горящими глазами и биться.

Огромное пространство пришло в движение. Бескрайний ковёр из человеческих тел колыхался, подчиняясь дыханию битвы.

Горячая кровь била фонтаном из перерезанных сонных артерий. В воздух взлетали разрубленные кольца серебряных кольчуг.

Повсюду блистали лезвия мечей и острия дротиков. С неба падали тысячи стрел. Сандалии легионеров скользили по доспехам павших, залитым дымящейся кровью.

Врага не столько рубили, сколько валили бешенным натиском. Целые ряды падали под напором сотен и тысяч спаянных и закованных в броню тел.

Над полем раздавались нечеловеческой силы крики и страшные хрипы диких зверей. В дорожную пыль падали имперские орлы со срубленных древков. Походные храмы язычников превращались в огромные костры. В мелкие куски разбивались изваяния мёртвых богов. Прочь бежали жрецы языческой лжи. И на всё это смотрело холодное сияющее небо. И силуэт того, кого обнимал светящийся крест.

Крисп покинул зал. Цезарю вдруг стало душно. Захотелось вновь увидеть свою будущую жену, Констанцию. Та ушла с пира много раньше, сославшись на то, что кружится голова.

Он более-менее держался, находясь в зале, но выйдя из него, тут же схватился за стену. Перед глазами плыло, ноги едва слушались. Стены расходились куда-то в стороны, а пол уже не выглядел таким ровным, каким был ещё час назад. С горевших на его пути факелов срывались искры, и Крисп инстинктивно укрывался от них.

Стоявшие у стен стражники были совершенно безучастны. Они будто пристыли к мраморным плитам. Крисп брёл в сторону покоев Констанции. Оставалось ещё несколько своротов. Совсем немного пути. Чуть-чуть коридоров.

Наконец, он добрался до её покоев. Как раз туда, в одну из комнат, проскользнула девичья фигурка. Тоненькая, будто детская. Она.

Цезарь оторвался от стены и, путаясь в ногах, направился туда. Двери были приоткрыты. Он вошёл внутрь, в темноту. Лишь у дальней стены комнаты горела лампадка, она стояла на небольшом столике. Свет едва падал на полупрозрачные шёлковые занавески кровати. А сквозь них, словно за призрачной пеленой, виднелся тонкий силуэт.

Крисп неожиданно понял, что не в силах произнести ни слова.

Или что ему не нужно говорить. Тогда он стал просто слушать голос, который позвал к себе. Цезарь приближался к манящему силуэту за занавеской.

Этот голос был так похож на голос Констанции. И вместе с ним слышалось что-то ещё… неразличимый шёпот. И будто бы от него Крисп пьянел ещё сильнее. Вокруг пахло цветами из сада и ароматическим маслом. И ещё чем-то тонким, чуть сладковатым. Словно разлитым по полу вином.

Казалось, занавеска немного колышется. Блики света скользили по ней и создавали ощущение нереальности происходящего. Темнеющий силуэт, приподнявшийся на кровати, был так близко. И так далеко.

Крисп опустился на оставленный для него стул. Он продолжал внимать странному голосу. Тот манил его, но узнать в нём Констанцию не удавалось. Это была она… и не она. Тихий свет падал на блестящие глаза.

Тонкие, как у ребёнка, руки и точёные плечи белели в темноте. Длинные вьющиеся локоны обнимали лебединую шею.

Странно было и то, что он не мог говорить. Или просто не слышал своих слов. Только дыхание. Своё и её. Тяжёлое, прерывистое. Они дышали практически в унисон. Сердце гулко билось в груди. Удары крови отдавались в сонные артерии. Сильнее, чем когда-либо раньше.

Затем они оба долго молчали, слушая звучащее в тишине дыхание. Постепенно оно превращалось в причудливую волнующую мелодию.

– Кто ты? – смог вымолвить Крисп.

Прозвучавший ответ успокоил его. Её слова пахли словно духи.

– Ты… ангел? Ты пришла за мной?

Она не ответила прямо. Слова будто скользнули в тишину. На разум цезаря точно опустилась пелена – похожая на ту шёлковую занавеску. Он не заметил, как потянулся к ней.

Пелена перед глазами исчезла, и взгляд окунулся в темноту. В ней и белел сводящий с ума силуэт. Нереально красивый. Загадочный и знакомый одновременно. И так неожиданно потянувшийся навстречу. С неё спала лёгкая греческая хламида.

Первое осторожное прикосновение оказалось чарующе приятным, лёгким как цветок жасмина – который будто позволяет сделать с собой, всё что хочется. Второе прикосновение превратилось в кружащий голову поцелуй, в который вплелось несколько откровенных восторженных слов. В груди вспыхнул жар, и спустя мгновение от сомнений и слабости не осталось и следа. Его ладони поползли по гибкому, дрожащему от волнения, телу. Оно отзывалось на каждое движение, и это точно не было видением или бредом. Ему позволялось всё.

В уши вновь проник дурманящий шёпот, быстро потерявший всякую осмысленность и превратившийся в слабые стоны.

И в этот момент их остановил крик. Крисп замер, поняв, что настоящий голос Констанции в другой стороне. В дверях качалась её лёгкая тень. Она плакала. Сердце будто опустилось. Захотелось сказать что-то, оправдаться, но тень уже выскользнула в коридор. На её месте возник грозный силуэт. Он прокричал разъярённым голосом:

– Факелы! Принесите свет!

Константин ворвался в покои старшей дочери с охраной. За их спинами маячили силуэты в тогах. Гости-сенаторы. По стенам комнаты заметались кровавые огни от факелов.