Илья Некрасов - Град на холме Страница 44

Крисп с ужасом понял, что ему на самом деле трудно говорить. Хотелось закричать о том, что его отравили. Что он попался в ловушку. Однако император не слышал его. Всё было ясно: цезарь уже видел полную власть в своих руках и потерял голову. Пока рядом никого не было, он вломился в покои Елены, где также находилась и жена самого Константина. Изменник хотел надругаться над ними.

Константин был вынужден защищать свою честь. В него будто вселился дьявол. Его трясло.

– Замолчи! – закричал он на цезаря. Тот опустился на колени, и краем глаза заметил, что из-за проклятой занавески на него уставились горящие глаза. Фауста и её старшая дочь. Они глядели на Криспа как гиены из ночной пустыни.

Константин, как показалось, взял себя в руки, с болью посмотрел в его испуганное лицо и произнёс бесцветным голосом:

– Я прощаю тебя.

Затем отвернулся к охраннику, неожиданно резко выхватил у того меч и, не вынимая оружия из ножен, размахнулся. На голову Криспа обрушился тяжёлый удар. Он рухнул на пол и потерял сознание.

Константин отшвырнул меч в сторону. Тот едва не ударил столпившихся у дверей сенаторов.

– В темницу, – прохрипел император, обхватив голову руками.

Стражники схватили тело Криспа и потащили его к выходу. По полу тянулся кровавый след. Кровь сочилась из виска бездыханного тела.

– Яду! – бросил куда-то в сторону Константин. – Вина.

– Кому? – спросил в недоумении стражник. – Кому, господин?

Но император уже не слышал его. Он выбежал прочь.

– Яд в темницу, – Фауста вынырнула из-за занавески. – Твоему господину вина. И следите, чтобы его не беспокоили.

Охранники приложили к руки к груди:

– Как прикажете, Августа…

Спустя час, когда Константин совсем замкнулся в себе, и не хотел видеть даже жену, та вышла из его покоев. Она подозвала к себе Марка Юния, начальника гвардии.

– Для тебя есть приказ, верный Марк… Они не должны добраться сюда. Пускай, они исчезнут. Пусть их не было. Ты понял нас, Марк Юний?

– Да, Августа. Никаких следов, – преторианец приложил руку к груди.

– Иди сейчас. Это надо сделать быстро.

Марк побежал по коридору сквозь тени и блики огня от факелов. Фауста знала, что он втайне продолжает поклоняться языческим богам, и поэтому прокричала вслед:

– Пусть богини мести направят твою руку![39]

Эти слова догнали солдата, когда тот свернул за угол. И ему показалось, что они исходили от самих стен дворца.

По узким улочкам Полы двигалась медленная повозка. Красивый чёрный жеребец вёз за собой скорпиона, установленного на колёсную ось.[40] На лафете орудия покоилось тело молодого цезаря.

Следом в полном молчании шли солдаты, ни один раз воевавшие под руководством Криспа. Константин разрешил отдать последние почести цезарю, одержавшему столько побед над варварами.

Крисп лежал, облачённый в боевые доспехи. С головы была смыта кровь. Кудрявые волосы светились на утреннем солнце. Глаза по старому обычаю были накрыты двумя золотыми монетами. Руки сложены на груди.

В городе было непривычно тихо. Все знали, что произошло. Люди выглядывали из домов и смотрели на молчаливую процессию. Слышались шаги солдат и скрип повозки. В глазах ветеранов Криспа стояли слёзы. Их вид поражал. Хорошо вооружённые отборные воины охранной когорты почти плакали. Они шли за повозкой с вождём с бледными отрешёнными лицами. Если бы сейчас перед ними открылись врата в Аид, то они бы прошли туда за Криспом. Так же молча, не сбивая шага.

Повозка свернула на другую улицу, и на повороте руки Криспа раскинулись в стороны. Зеваки на верхних этажах и на крышах ахнули: с высоты цезарь выглядел будто распятым на кресте.

На балконе одного из домов шептались два бывших легионера. Один из них перед уходом из армии успел повоевать в Галлии под началом убитого цезаря. Старый солдат пытался уверить друга в том, что у Криспа был двойник. И что убить могли его. Ветеран верил, будто настоящий цезарь может вернуться и отомстить убийцам. Он говорил о том, что в Трире[41] могут произойти удивительные события.

Я отложил книгу и задумался над тем, какой смысл Эрассмуссен хотел вложить в текст.

Что получается? Победило банальное человеческое зло. Не потустороннее, а своё, родное. Могло ли быть по-другому? Га-Шем требовал истребления народов земли обетованной.[42] А другой Бог, уже в Новом завете, заставлял страдать своих детей.[43] Так есть ли разница? И то и другое превратило бы Землю в нечто, залитое кровью и страданием. Мы получили бы ад в любом случае. Два варианта ада, осенённые одной из больших идей. Одни толпы бы истреблялись другими толпами. Во имя Господа или Бога. Не важно. Они бы явились оправданием любой нелепости. Они бы простили и пожалели. Приняли на себя ответственность.

Эрасмуссен показал третий вариант. Он клонил к менее масштабному, человеческому злу. Которое не призывает уничтожать континенты, вырезать целые народы. И этим оно… человечно, что ли.

Я посмотрел в окно такси. На город.

Так это и есть наш собственный ад? А ничего вроде…

Туман плавно перетёк в облака. Их можно было потрогать руками, просто потянувшись к стеклу. Сигнальные огни машины не проникали глубоко в клубящуюся массу, и мне захотелось ещё выше. Захотелось посмотреть, есть ли там солнце. Вот только трасса закрыта – так сообщил робот. Что-то с погодой стряслось. Выше низзя. Запрещено.

Я согласился и попросил снизиться, поскольку висеть в кромешном тумане тоскливо. Вокруг клубы этой серости. Взгляду не за что зацепиться. Создаётся ощущение, что ты повис в густом тумане, застрял в нём. Что этот туман просачивается внутрь, заполняет сознание.

Постепенно в облаках проявились пятна слабого света. Показались и мощные лучи. По их движению я понял, что мы не стоим на месте, а куда-то летим. На душе будто посветлело. Хотя теплее не стало. Я постоянно растирал холодеющие ладони.

Снизу били прожектора, по быстрым пульсациям которых машины ориентировались в городе. Для нас, обычных людей, прожектора были почти бесполезными – высокочастотные пульсации не различались невооружённым глазом. Они вязли в плотном месиве облаков, тумана и ночи.

Мы продолжали спускаться, и дымка внизу постепенно рассеивалась. Она превратилась в замысловатый калейдоскоп из разноцветных, переходящих друг в друга пятен слабого света.

Отдельные пятна вытягивались в линии – так скопившиеся у перекрёстка аэромашины начинали движение вперёд.

Через всю картинку ползли синие светящиеся змейки, поезда магнитного метро. Вот одна из них исчезла в особенно крупном золотистом пятне. Вокзал. Очертания и габариты подходят.