Дело о детях благородных семейств - Лариса Куницына Страница 5

мужей. Да и расследуемые им дела, насколько он помнил, не увеличили ряды его врагов, потому что он лишь выполнял приказы короля и графа Раймунда, а доведённые до логического конца дела впоследствии рассматривал королевский суд. Его никто не мог обвинить в предательстве интересов королевства, поскольку в тот момент, когда Жоан признал поражение в войне и просил мира у алкорцев, его не было рядом, он был в плену. Да если кого-то и можно было упрекать в трусости, то не его, поскольку сам-то он успел неплохо повоевать во время этого похода, сразившись со многими врагами и потеряв боевых друзей.

Он стоял у окна, глядя на залитое сияющей синевой небо над городом, и пытался вспомнить, не случалось ли ему в последнее время ненароком оскорбить кого-то. Но нет, он со всеми был выдержан и тактичен. Никто не требовал от него извинений и не обвинял в неуважении. Может, кто-то был введён в заблуждение? Может, какая-нибудь экзальтированная девица дала повод своему отцу или брату подозревать его в тайной связи? Или кто-то просто оклеветал его за глаза или натравил на него неведомого аристократа, который, не решаясь выступить против него открыто, пытался таким образом отомстить за свою обиду? Но в таком случае, ему вряд ли удастся узнать об этом, пока он сам не встретиться с этим мнимым обиженным лицом к лицу.

А, может, это всё же кто-то из его далёкого прошлого? Ведь тогда он действительно многих обидел, при этом отделываясь символическим наказанием, строгим внушением короля, а то и просто оставаясь совершенно безнаказанным. Арман любил его, и хоть старался исправить его злой нрав, всё же всегда помнил о его сиротской судьбе и потому жалел, веря в то, что со временем его добрые наклонности возьмут верх над дурным воспитанием. Но столь ли тяжкими были его проступки в то время, чтоб так откликнуться по прошествии многих лет? И почему только теперь?

Марк погрузился в воспоминания и с сожалением должен был признать, что грешил немало и его дерзкие выходки нанесли обиду многим людям. Ему даже приходилось убивать, и не раз, и далеко не всегда это было так уж необходимо или хотя бы оправдано. А в годы бесприютных странствий, постоянно нуждаясь, не он ли соглашался за увесистый кошелёк вызвать кого-то под надуманным предлогом на дуэль и убить? Что это было, как не заказное убийство? Может, теперь кто-то пытается отплатить ему той же монетой? Он покачал головой. Что толку теперь думать об этом? Сделанного не воротишь, как бы он не сожалел об этом. И вовсе не обязательно, что эти нападения как-то связаны с его былыми преступлениями. Ему просто нужно найти заказчика, и тогда всё выяснится само собой.

От тяжёлых раздумий его отвлёк Монсо, который принёс почту, и Марку пришлось вернуться к насущным делам. Он прочёл письма, которые, по мнению секретаря, заслуживали его внимания, затем подписал срочные документы. После он вспомнил, что всё ещё не закончил писать отчёт по завершённому недавно делу, и если он не представит этот отчёт утром барону де Грамону, его ждёт очередная порция нытья вперемешку с горькими упрёками, достойными брошенной жены, и угрозами немедля нажаловаться на него графу Раймунду, королю и святой Лурдес.

Закончив отчёт уже после первой стражи, он погасил в кабинете свечи и отправился во дворец, чтоб отыскать свободную спальню и лечь спать.

Утро было тёмным, и вставать ему не хотелось. Он какое-то время лежал в постели, глядя в потолок и пытаясь вспомнить, когда он последний раз навещал свою семью, живущую в старом тёткином доме на нижней площади. Потом ему вдруг стало интересно, почему его оруженосцы не спешат принести ему воду и свежую сорочку, но потом вспомнил, что забыл сказать им, где устроился на ночлег, а значит, ему самому придётся позаботиться об утреннем туалете и искать в сундуках, что сегодня надеть.

Выйдя из спальни, он прошёл по коридору до ближайшей трапезной, где сидели сонные придворные, которых держали здесь для оказания мелких, необременительных и потому почётных услуг более высокопоставленным особам. Они лениво переговаривались, но стоило ему войти, как они испуганно смолкли и вроде как даже сбились в кучку, настороженно поглядывая на него. Видимо, решили, что их скромные персоны настолько заинтересовали тайную полицию, что сам барон де Сегюр зашёл послушать их досужую болтовню. Слуга подал ему завтрак, он не торопясь поел и отправился восвояси, провожаемый их тревожными взглядами.

Когда он вошёл в свой кабинет, там, на столе уже горели свечи, а слуга растапливал камин, сосредоточенно подкидывая в него тонкие полешки какого-то пахучего дерева. Причиной его рвения был вовсе не хозяин кабинета, а гость, устроившийся за его столом. Филбертус сидел в кресле и с глубокомысленным видом читал оставленный там с вечера отчёт де Грамону.

— Это всё правда? — спросил он, приветственно кивнув Марку, и даже для виду не попытавшись освободить ему место. — Этого слизняка де Розетто действительно скоро обвинят в шпионаже?

— Это конфиденциальная информация, — проворчал Марк и сел на стул возле стола.

— Я никому не скажу. Просто он проиграл мне полсотни марок и до сих пор не оплатил этот долг. Говорит, что нет денег, а тут выходит ему платят северные бароны, и я полагаю, что немало.

— Если б ты дочитал до конца, то понял бы, что он только начал свою деятельность на этой неблагодарной стезе и пока передал им только то, что мы ему подсунули. Вряд ли он успел получить за это плату. Но всё же поторопись истребовать у него долг, иначе ничего не получишь. В рудниках он много не заработает.

— С его-то холёными ручками, — презрительно хмыкнул Филбертус и задумался. — У него была такая милая брошь на жабо. Знаешь, в виде крыла бабочки. Если она не фальшивая, то на сумму долга потянет. Я поговорю с ним.

— Только постарайся не повредить его, поскольку ему предстоят нелёгкие разговоры с нашими сыщиками.

— Ладно, — после некоторого колебания пообещал маг. — Я только чуть-чуть его припугну, чтоб он не увиливал. Я пришёл к тебе по другому делу. Вернее, по тому, которое мы обсуждали вчера в Шато-Блуа. Эй, малый, — он обернулся к слуге возле камина, — ты закончил? Тогда иди.

Слуга поднялся и, поймав брошенную им монетку, поклонился и вышел. Марк вопросительно взглянул на Филбертуса. Тот задумчиво изучал свои ухоженные руки, видимо, размышляя, что бы он сам стал делать ими в рудниках.

— Ты хотел что-то сказать? — спросил Марк, поняв, что это что-то