Олег Борисов - Henker - Палач Страница 70

Клаккер дожевал последний огурец, быстро вытер испачканную руку об изгвазданные по закоулкам штаны и начал загибать пальцы:

— Мы знаем, что убивают только ростовщиков. И лишь последний — крупная рыба, до этого все мелочь давили. Это — раз… Удобно — нет человека, никто и не побежит искать, в полицию заявлять.

— Принято. Дальше.

— Второе — наш клиент из их окружения. Кто-то рядом, кто постоянно крутился на подхвате, мешался под ногами. Почти свой, но без доступа к деньгам. Мог бы по мелочи таскать, вряд ли бы на убийства решился.

— Согласен. Получается, круг очертили. Осталось лишь найти человека, который был во все дома вхож.

— И кто это? — Охотник даже подался вперед, так ему не терпелось узнать. Он же видел, что Шольц прочел письмо и буквально просветлел лицом. Значит — есть там зацепка, есть что-то знакомое для сыщика.

— Золотарь это… Тиллер Мих. Или Тиль, если по прозвищу… Этой же самой рукой десять лет назад он писал мне объяснительную, когда на рынке попался на мелкой краже. Тот же почерк, те же кривые буквы, те же заученные со школьной скамьи канцеляризмы.

— Золотарь?!

— Ага. Был помощником портного при папаше, потом пить начал, вылетел на улицу в итоге. Болтался как многие по разным ночлежкам и темным углам. Но человек совершенно слабохарактерный и трусливый. Поэтому грабителем не стал, а вот мелкие услуги «подай-принеси» разным обитателям Барахолки оказывал. Последние пару лет подрядился дерьмо вывозить. Канализация у рыбных рядов только у очень богатых господ существует. Остальные бочки с вонючим содержимым вывозят. Ну и остатки с кухни заодно.

— Зо-ло-тарь… Вот почему он в отходах спрятался. Ему это — как дом родной. И лицо — неприметное. Каждый день мелькает, уже почти как мебель воспринимаешь. И не думаешь, что он все видит, все слышит, серая мышка у твоего порога.

Шольц расставил тарелки на столе и скомандовал:

— Руки мыть и завтракать. А потом — в департамент пойдем. Я унтеров пошлю клиента по подворотням искать, вряд ли он серьезное сопротивление оказать сможет, не тот фрукт. Да и тварь у него где-то рядом с лесом обитает. Поэтому — в Городе вполне полицейские справятся. А мы — гостя успокаивать. Грустный гость у нас вчера вечером объявился.

— Гость? — Палач закончил соскребать мыльную мену с рук и повернулся. — О ком это ты?

— Мирака помнишь? Он еще за Гжеликой в лечебнице присматривал. Так вот, его любимая умерла на днях, сожрала ее болезнь, не дала и шанса на выздоровление. Так наш санитар после похорон ушел в загул сначала, потом уволился из больницы и вчера еле живой добрался до меня. Лица на нем нет, языком еле ворочает. И жалко мужика, и что делать — ума не приложу. Для него вся жизнь вокруг Лили вращалась. А сейчас — будто стержень выдернули. Не поддержать — совсем с катушек слетит… Поэтому — завтракаем и к нам. Может, проспится, хоть соображать начнет. А то вечером больше на проспиртованное полено смахивал. Почти как ты в загульные дни…

О том, что задержанный желает давать показания Шольцу сообщили ближе к обеду, как только начальник департамента Сыска и Дознания вернулся к себе в кабинет. Неожиданный вызов на внеочередное совещание у городского руководства сожрал все утреннее свободное время и наполнил голову словесным мусором. Поэтому сыщик поначалу лишь сидел за столом и хлопал глазами, пытаясь сообразить о чем идет речь. А потом радостно скомандовал:

— Показания? Сюда его, голубчика! Сейчас узнаем, в чем это наш любезный Тиль хочет покаяться!

Крохотный мужчина осторожно пристроился на краешке стула, пытаясь казаться еще незаметнее, чем это было возможно. Грязный драный свитер, стоптанные сапоги с заправленными в широкие голенища штанами, засаленный берет, скомканный в давно не мытых руках. Крохотные глазки, черными бусинами спрятавшиеся в паутине морщин. Человек-невидимка, таскавший чужой мусор какой год подряд.

— Зверя где держишь, хороший мой? Давай, не трать мое время. Понимать должен — раз ты здесь, со мной разговариваешь, то у меня не просто козыри на руках, а сплошь старшая масть. И за порогом тебя уже ждут люди, которые шутить не будут. Поэтому — на чистоту и без экивоков. Если поладим, я прослежу, чтобы ты до суда дожил, а может и дальше. Ну а начнешь мне тут сказки рассказывать, так я пинком под зад отправлю обратно на Барахолку. Или к рыбным складам. А потом на опознание схожу и свечку поставлю. За упокой… Все понятно? Тогда — зверь где?

— Он сам по себе, — промямлил Тиль, сгорбившись и уткнувшись взглядом в кончики сапог. — Я-то что, я его ведь даже и не вижу почти. Разве что…

— Где, я сказал?!

— В роще он живет, в роще! Там под ней коллектор раньше был, а выход у ливневой канализации у тракта… Я туда раньше отходы сливал, вот и нашел зверя.

— То есть, тварь в коллекторе обитает. И тебя не трогает. С чего бы?

Подозреваемый хлюпнул носом и жалобно протянул, успев бросить острый злой взгляд на собеседника исподлобья:

— А что, тебе одному можно зубастых в клетке держать?.. Поранили его, с полгода как. Видимо, территорию с кем делил. А мои огрызки ему — как обед в постель, даже по Городу шляться не надо. Я — возил, он — ел. Всем хорошо. Ни запаха, ни гнили какой по канавам… Я даже в гнездо его ходил и ничего. Даже клыки не скалил…

Шольц достал чистый лист бумаги, потом выбрал из стопки карандашей самый длинный и положил рядом:

— Так, с этим понятно. А как на людей науськивал?

— Да когда?! Я даже…

— Еще раз: будешь дурочку валять, я тебя судебным сдам и слова не замолвлю. Завтра утром в камере найдут повесившимся. Ты же местные нравы знаешь. Так что — без дураков. Как тварь на людей смог направить?

— Ну, в гнезде у нее колокольчики блестящие. Игрушка или даже не знаю, что это… Вечером зверь спит. Всегда спит. И на меня даже не обращает внимание… Я подходил, угощение клал, а сам игрушку его в тряпку и наверх. Там предлагал покупателю, якобы эта штука способна из Тени любого монстра вызвать. Кто-то смеялся, кто-то пытался в рожу дать. Никто платить не хотел, хотя многие деньги с собой приносили. Читать — все умеют. Всем сейчас штуки из темноты нужны. Помешались просто. Письмо им сунешь — и как на живца рыбу ловишь… Ну а потом позвонить чуть-чуть и можно прятаться. Зверь меня не трогает, а покупателей буквально с пары ударов на куски разрубал. Лапы у него — как сабли, честное слово… Раз — и готово…

— Раз — и… Эх, Тиль, что же ты так паршиво свою жизнь заканчиваешь. Начинал — вполне себе уважаемым человеком, а теперь — ради копейки людей гробишь.

— Какие же это люди? — удивился сморщенный «борец за народное счастье». — Они же ростовщики, кровопийцы. Я бы их и сам как-нибудь. Эдак… Чтобы, значит…