Станислав Гагарин - Вторжение Страница 72

— Ответственная работа, — осторожно заметил Глист.

— Потому-то я вам ее и поручаю, человеку с университетским дипломом. И мы хорошо заплатим, имейте в виду. Часть гонорара в свободно конвертируемой валюте. На нее ваши якобы родственники, которых мы вам организовали, пришлют из-за кордона посылки со шмотками а ля фирта! От меня же лично получите презент, персональную видеоаппаратуру.

Глист порывисто поднялся со стула, у него перехватило от волнения дыхание.

— Рад служить… Премного благодарен! Разрешите… Понимаю, что тут я старомоден… Но разрешите поцеловать вашу руку!

Шеф филиала организации, в которой нештатно служил агент по кличке Глист, усмехнулся.

— Целуйте, — сказал он.

Часть пятая

ВОЖДЬ И ФЮРЕР

XXIX. КРЕМЛЕВСКАЯ ВСТРЕЧА ВОЖДЕЙ

В аэропорт Иосиф Сталин не поехал.

Отец народов не любил помпезных ритуалов, казенных речей, составленных спецами из протокольного отдела НКВД, обязательных проходов перед караулом, когда его собственную малорослость не утаишь скамеечкой-подставкой, с которой вождь принимал красноплощадные парады.

И потом товарищ Сталин полагал, что встретив главу иного государства у борта самолета или у вагона на перроне, Вождь всех времен и народов ставит себя вровень с гостем, а этого не должно было быть ни при каких обстоятельствах. Пусть его принимает на пороге тот же Молотов, человек хитроумный и для западных дипломатов непредсказуемый. Можно порой выпускать и твердого мужичка, когда не требуется особого напряжения ума, а представительствовать надо солидно, как никак, а хоть и формально, но Калинин — глава государства.

Адольфа Гитлера, фюрера германского народа и национал-социалистической партии, названного брата своего, как титуловал он канцлера в пригласительном письме, по которому и проходил этот визит, Иосиф Виссарионович Сталин ждал в Кремле.

Знаменательная эта встреча, от которой зависела судьба мира, назначена была на вторую половину дня, в сочельник, 24 декабря 1940 года, в день перед Рождеством Христовым.

Последнее обстоятельство не было случайным. Дату определил товарищ Сталин, резонно полагая, что хотя Гитлер и, как всякий революционер, не религиозен, пусть при этом он склонен к мистической символике, но воспитывался его политический брательник в лоне западной христианской культуры. Люди Сталина создадут Гитлеру добрую рождественскую обстановку в Кремле, в которой на фюрера нахлынут воспоминания детства и юности.

Адольф наверняка размягчится духовно, утратит арийскую бдительность, и тогда товарищ Сталин глядишь и выиграет пару-тройку ходов во имя победы социализма в Стране Советов.

Он взглянул на часы и прикинул по времени, что правительственные машины с высоким гостем и сопровождающим его Молотовым покинули аэропорт и приближаются к Москве.

Мягко упрекнув себя за нетерпеливость, настроение у вождя было отменным, товарищ Сталин оторвался от окна, из которого разглядывал, размышляя, пустынный кремлевский двор, пересек по диагонали кабинет и открыл дверь в приемную, где сидел помощник.

Поскребышев мгновенно поднялся.

— Едут, — ответил он бесцветным, лишенным какого-либо эмоционального окраса, голосом на безмолвный вопрос вождя. — Девятый пост доложил: через пять минут будут в черте города.

— Хорошо, — удовлетворенно сказал товарищ Сталин. — Пусть члены Политбюро соберутся у меня. Отсюда мы и пойдем встречать товарища Гитлера.

…Фюрер шел к Сталину пружинистым шагом, открыто, искренне улыбаясь, на ходу разводя руки для дружеского объятия, предусмотренного тщательно разработанным и обусловленным обеими сторонами протоколом.

На Гитлере был коричневый френч с накладными карманами и отложным воротником, на рукаве красная повязка с черной свастикой в белом круге. Наряд дополняли такого же цвета бриджи и черные хромовые сапоги, поскрипывающие подошвами при каждом шаге.

Сталин одет был точно так же, не было лишь повязки на рукаве, и полувоенный костюм его обладал защитным, зеленоватым цветом, да и сшит был не из шевиота, как у фюрера, а из тонкого сукна. Сапоги у вождя были не офицерского покроя, а кавказского типа, мягкие, бесшумные в ходьбе, никакого скрипа, этого товарищ Сталин вовсе не любил.

Вождь ждал фюрера в Грановитой палате. Окруженный со спины членами Политбюро, он почти сливался с ними внешне, но подходивший к нему, широко улыбающийся Гитлер почти материально ощущал ту мощную духовную энергию, которая исходила от кремлевского горца, сильнейшее биополе окружало Сталина, накрывая его непроницаемым колпаком.

Товарищ Сталин не двигался с места. Он видел, как сокращается расстояние между ним и Гитлером. Сейчас расстояние исчезнет, они обнимутся как братья, и длинный путь, который они оба прошли, чтоб встретиться, так, триумфально завершится.

Поездка канцлера в Москву складывалась не сразу и не просто.

Вообще отношения двух этих людей, несостоявшихся художника и поэта, но превратившихся в вождей, которые заставили говорить о себе весь без исключения мир, их личные связи, симпатии и взаимоотталкивающие факторы поведения, не поддавались какому-либо вычислению, логическому обоснованию.

Сталин, который не придавал значения «пивному путчу» 1922 года, считая его скверным анекдотом, и использовал грехи нацистов в пропагандистских целях, противодействуя германской социал-демократии, через пару лет после прихода Гитлера к власти стал склоняться к мысли, что эту силу можно успешно использовать против традиционных буржуазных демократий Западной Европы.

В 1935 году на заседании Политбюро он сказал: «Именно Гитлер будет для нас тем броненосцем мировой революции, который вспорет брюхо буржуазной Европе! И мы должны сделать все, чтобы возможность прокладывать курс этого корабля всегда оставалась за нами…»

К 1937 году Сталин зауважал Адольфа Гитлера. Не раз и не два заглядывал он в «Майн Кампф» и видел, что ни одной строкой фюрер не угрожал в знаменитой работе России и собственно Советскому Союзу. Да, германский вождь говорил о том, что национальные проблемы должны быть решены за счет восточных пространств и территорий. Но речь при этом шла о непомерно и несправедливо выросшей по Версальскому договору Польше, которой страны-победители, лидеры Антанты передали не только украинские и белорусские земли, но и Галицию, принадлежавшую дому австрийских Габсбургов, и добрую часть собственно Германии. А главное, рейх оказался разорванным на две половины, разделенным чужой землей, и немцы из Пруссии добирались, скажем, до столицы через ненавистный им Данцигский коридор.