Олег Борисов - Henker - Палач Страница 78

— Мы же за вечер нашумели по всей округе, сбежит, гад. Лучше по горячему…

— Запомни, великий стрелок. В нашем деле спешка нужна — когда в мишень пули всаживаешь. Там вреда не будет, если вместо одной-двух весь барабан впечатаешь. А в поиске вражин торопливость только под удар подставит. Спешка, усталость от беготни и невнимательность — главные наши враги. Они, а лишь потом уже Тени, уголовники перекинувшиеся или еще какой сброд. Поэтому — домой, отдыхать и людей готовить к облаве. Я думаю, после побега из банка оборотень сейчас спрятаться должен. Забьется в свою нору и будет раны зализывать.

Широко шагая, охотник рассуждал вслух, прислушиваясь к кратким замечаниям молодого напарника. Только-только зародившаяся идея требовала проверки со всех сторон. Нужно было убедиться, что забрезживший свет в мутной пелене последних дней выведет к разгадке череды преступлений.

— Меня лишь одно смущает: нечисть на людей не похожа. Это нам богатство и слава нужны, людям. А тварям пожрать бы, да в тепле посидеть, пузо почесать. Ну и любого ротозея по дороге на куски разобрать, раз уж попался. Но чтобы за золотом бегать — такого не припомню.

— Может, они вдвоем и работают? Чужак что-то от посыльного получает, а расплачивается деньгами?

— Возможно. В любом случае — дров бы не наломать. Двое — это уже не один. И мало ли, какой дряни этот бедолага от компаньона набрался. Кто долго с нечистью общается, у него такие проблемы появляются, что грабежи банков — детские игрушки… Ладно, еще сюда заскочим, здесь мой старый знакомый обитает. Он знает всех бродяг в округе, попробуем у него описанием разжиться. Я ему помог год назад, буквально с глотки мелкую зубастую гадость отодрал. Думаю, не будет в глухонемого играть, подскажет, как наш клиент выглядит. Заодно на тебя посмотрит. Пора тебе имя зарабатывать. Чтобы в лицо знали, чтобы понимали, кто мне спину прикрывает.

Клаккер оказался прав — знакомый смог описать подозреваемого. Подходя к заметенному снегом крыльцу Департамента Сыска палач бормотал себе под нос:

— Худой, скрюченный, рожа — будто лимон сжевал только что, постоянно скособоченная. С кем разговаривает, заглядывает снизу вверх, будто шавка побитая. Два зуба на левой стороне щербатые, правый мизинец усох… Может и видел такого, не припомню. Но человечек заметный, такого ни один унтер в облаве не упустит. Надо толь…

Пирем чуть не воткнулся в спину замершего на полушаге охотника, рванул из кармана револьвер и отшатнувшись вправо, взяв на прицел серую тень на ступеньках. За эти секунды Клаккер успел не только направить ствол обреза в живот чужаку, но и бегло осмотрелся вокруг, пытаясь оценить возможную угрозу. Но на звенящих от мороза крышах лишь ровно лежал снег, да крупные снежинки тихо кружились в безветренном воздухе, мелькая в ярких пятнах газовых фонарей.

— Добрый вечер, господин охотник, — еле слышно прошептала сгорбленная фигура. — Прошу прощения, что беспокою вас в столь поздний час.

— И тебе вечер добрый, Джеро Перышко. Чем обязаны?

Бывший банковский посыльный шмыгнул носом и ответил, испуганно косясь на черные провалы стволов:

— Поговорить хочу. Если время найдется.

— Найдется, — согласился палач, растерявший от неожиданной встречи набегавшую усталость и сонливость. — Давай только ты медленно-медленно повернешься к стене, ручками упрешься и замрешь. Я проверю, чтобы с тобой какой глупой железки не было, а потом зайдем к нам и поговорим. В тепле, с чаем и пирогами. У нас хорошим гостям всегда рады…

Скрюченный человечек сидел на самом краешке стула, баюкая в худых руках чашку с горячим чаем. Он все говорил, говорил, не прерываясь ни на мгновение: то ли пытался облегчить душу, то ли просто радовался возможности пообщаться.

— Меня цапнули еще прошлым летом. Я в баках с отходами рылся, пытался съедобное раздобыть. Вы же понимаете, что в моем возрасте никуда уже не берут: ни уголь разгружать, ни двери открывать богатым господам с почетом и уважением… Вы же понимаете… Да, а как цапнули, думал — все, отбегался. Но проболел недолго, с месяц, на солнышке в кустах почти каждый день валялся. Все ждал — когда же сомлею. Ан нет, выкарабкался… Да, к зиме только сны стали сниться, будто я хожу за кем из бывших клиентов. Кому сумки носил, почту. Кому помогал в карету забраться. А как-то утром встал, в лужу сунулся умыться — а там лицо-то чужое, из сна…

— И ты подумал — почему бы не попробовать разжиться золотом, — удовлетворенно кивнул Клаккер, подливая кипяток.

— Вы только не подумайте, что это я сам… Это — оно внутри меня. Оно не любит голодать. Оно не любит мерзнуть… И когда берет верх, я вижу все, будто дурь-травы обкурился: все вокруг серое, а тело ходит, говорит, что-то делает… И потом у себя в каморке очнусь — а у меня весь стол в золоте…

По впалым морщинистым щекам побежала крохотная слеза. Палач с грустью смотрел на посетителя и думал — чем ему можно помочь. Вот он, злодей. Убийца и мошенник. Человек, кого походя зацепила Тьма, пометив столь странным образом. И сейчас, вблизи, охотник чувствовал, как перебивая запах давно не мытого тела просачивается еле заметный отзвук черноты, медленно сожравшей бывшего банковского посыльного.

— К нам зачем пришел? Собрал бы добытое и уехал к горы. Там обернувшихся любят.

— Не могу… Я же — всю жизнь, ни грошика не утащил. Ни один из клиентов не скажет, что Джеро Перышко обманул хоть раз в своей жизни… А теперь — такое… Как людям в глаза смотреть?.. Ведь это — не я! Это — оно внутри меня… Оно — чужое… — прошептал бродяга и подался вперед: — А как вечером услышал, что ваш старший меня спрашивает по ночлежкам, то понял — все, отбегался. Ну, ночь еще. Ну — другую… Раз имя узнали, так и все, жди когда постучат в двери… А я все же человеком хочу остаться. Думал, может вы как вылечить можете… Или еще что для меня сделать… Оно ведь все чаще выходит. Уже не только ночами или по утрам, а ведь почти все время… Вон, даже клерка убило… Почуяла, тварь такая, что клерк меня мог узнать. Может, по походке, может еще как… Вот и вцепилась в него… А я — как в тумане, а то и вовсе — очнусь утром, а там опять золота полный стол… Не могу больше…

Клаккер долго молчал, затем подошел к двери и позвал гостя с собой, жестом приказав Пирему оставаться на месте. Спустившись в подвал, завел Джеро в пустую камеру, усадил на крохотный топчан и заговорил, вынув из кармана маленький револьвер и вынимая из барабана матово блестевшие патроны:

— Ты действительно был неплохим человеком, Джеро. Может, подвигов не совершал, но людей не обижал, жил как должно. И не твоя вина, что судьба так зло подшутила. Но — сейчас тебе придется сделать самый тяжелый выбор. Остаться до конца человеком, или сдаться, отдать душу дряни, что твоими руками чужое золото загребает.