Лиз Уильямс - Расследование ведет в ад Страница 8

Прибыли медэксперты. Обычная бригада, а не специалисты, работавшие в основном со случаями проявления сверхъестественных сил, как на этом настаивал Чэнь. Инспектор вздохнул. «Еще одно свидетельство предвзятого отношения со стороны департамента или, что гораздо более вероятно, простая скаредность». Рядом таким же вздохом отозвался Лао.

— Ну просто то что нужно. Компания скептически настроенных придурков, которые топчутся везде и не обращают внимания на то, что очевидно, Ты сам ими займешься или я?

— Лучше я, — торопливо сказал Чэнь.

Лао, когда общался с непрофессионалами, имел привычку относиться к людям свысока, да еще поспорить.

Ученого специалиста, возглавлявшего бригаду, Чэнь раньше на встречал: это была аккуратная женщина небольшого роста, вьетнамка по происхождению. Чэнь отвел ее в сторону и, как мог, объяснил ситуацию. Однако — и это приятно удивило — он не услышал от доктора Нгуен ни одного из обычных, глупых, замечаний, с которыми уже смирился, за все эти годы.

— Понятно, — лишь сказала она. — Ну что ж, мы отвезем тело в лабораторию, и я постараюсь, чтобы ваши люди могли присутствовать, при вскрытии. Скажите, какие анализы, нужно взять, и я прослежу, чтобы это было сделано.

Чэнь дал краткие наставления, а потом вернулся в прихожую, где Лао натягивал плащ.

— Теперь я могу спокойно закончить ужин? Ведь я больше не нужен тебе, — спросил экзорсист. В полумраке вытянутое лицо выглядело еще печальнее, чем обычно, а усики, похожие на крысиные, хвостики, подрагивали. — Или я напрасно надеюсь?

— Я тоже на это надеюсь, — ответил Чэнь, и он действительно так думал.

Через два часа бригада медэкспертов закончила свою работу и уехала. Чэнь позвонил в участок, чтобы проверить, как идут розыски Тана, и решил, что на сегодня достаточно. Взяв такси, он доехал до гавани, а потом прошелся пешком, по причалу. Была ужа почти полночь, время, когда Чэнь предпочитал не оставаться один. О край причала хлюпала темная вода, а за неоновыми огнями Шаопэна было не видно звезд. В маленьком окошке плавучего домика горела единственная свеча, звавшая домой.

4

— Мы тут беспокоились за тебя. — Встав с дивана, Инари прошла через комнату к плите, на которой снова мирно и неподвижно стоял чайник. — Понимаешь, он переменился и сказал, что ты в опасности. Мы пытались дозвониться до тебя, но никто не отвечал. Тогда мы позвонили в участок, а они не захотели сказать, где ты. Тогда я прокляла их.

— Ох, Инари! — «Мало мне всяких переживаний» подумал Чэнь.

— Но это было лишь маленькое проклятие, — оправдывалась его жена. — И действует лишь до рассвета.

— Дело в том, любовь моя, что твое представление о чем-то маленьком слегка отличается от представлений других людей. Помнишь бороду того несчастного? — Перед мысленным взором Чэня проносилась череда того, что могло произойти: здание участка, превратившееся неизвестно во что, скорпионы в туалете, шкафы для документов, ставшие похожими на разлагающуюся плоть. — И не забывай, отдуваться за все придется мне. Не говоря уже об извинениях перед коллегами.

Инари помрачнела и уставилась в пол.

— Прошу прощения, — прошептала она. — Я доставила тебе неприятности. Опять.

Чэнь взял ее за руку. Винить в чем-то Инари не было смысла: в конце концов, она такая, какая есть.

— О, послушай! Нет, я уверен, что никаких неприятностей ты мне не доставила. Все будет в порядке. Не переживай.

Он старался говорить как можно быстрее и убедительнее. Шел уже второй час ночи, у него намечалось дело со всеми признаками убийства из Ада, и меньше всего хотелось, чтобы Инари чувствовала себя виноватой в том, что у нее получается непроизвольно. Они снова вернулись к старой проблеме — той кардинальной трудности, вокруг которой вращался их брак, и Чэню просто не хотелось разбираться с этим ночью. Повернувшись, он взглянул на жену. В полумраке плавучего домика ее зрачки расширились и теперь были похожи на два больших темных колодца среди элегантных линий лица. Лишь тоненький ярко-красный ободок окружал радужки глаз. «В этом свете она вполне могла бы сойти за человека», — с нахлынувшим чувством подумал Чэнь.

— Пойдем спать, — сказал он и, встав, задул единственную свечу. За стеной расстилалась лишь темнота, и слышался мягкий плеск воды под ночным бризом.

Когда на следующее утро Чэнь проснулся, через ставни комнату заливал солнечный свет и Инари уже встала. По всему домику распространялся горьковатый аромат зеленого чая. Закутавшись в шелковый халат, Чэнь вышел на палубу. Когда он открывал дверь, по лодыжкам скользнуло что-то мягкое и пушистое, глянув вниз, он никого не увидел, но чайника на плите не было. Соседи уже встали, и каждый занимался своими делами. Старый господин У выполнял на пристани упражнения тайцзицюань,[12] а опустевшие места среди плавучих домиков говорили о том, что семьи рыбаков давно уже вышли в море на утренний лов. Небоскребы Шаопэна отбрасывали гигантские тени в ярком утреннем солнечном свете, который ослепительной радугой повис над бухтой. Одинокая чайка кругами поднялась от поверхности воды и пропала в солнечном блеске. Чэнь быстро исполнил упражнения цигун,[13] а потом спустился вниз, чтобы одеться. Еще не было восьми. Инари что-то мурлыкала себе под нос: какой-то быстрый, сложный мотив, весьма отличный от тех неблагозвучных песенок, которые она напевала, когда Чэнь впервые встретил ее. Как и он сам, она была не из тех, кто с утра первым делом начинает разговаривать, и общение у них происходило посредством бровей и жестов. Чай они пили в уютной тишине.

— По прогнозу сегодня днем опять возможна гроза, — заговорил наконец Чэнь.

— Это будет славно.

— Идешь сегодня на рынок? — с осторожным безразличием поинтересовался он.

— Может, и пойду, — негромко ответила Инари.

— Ну, тогда будь осторожна, — сказал Чэнь и был вознагражден ее робкой улыбкой. — Время идет. Мне пора.

Как обычно, он сел на трамвай и доехал до храма Гуаньинь,[14] расположенного в нескольких кварталах от здания участка. В это время в храме всегда было полно народу — офисные работники из банковского района, а в последнее время техники из лабораторий новых спальных корпусов гэрао биовеба: последние отличались от всех белыми спецовками. Были здесь и постоянные посетители: безумная женщина, поедавшая лепесток за лепестком хризантемы, молодой юноша с озабоченным лицом, который, казалось, постоянно кого-то искал, бледная девушка в черном платье. Обмениваясь кивком с теми, кто его знал и кого знал он, Чэнь купил свое обычное подношение: толстую палочку благовоний темно-красного цвета, осторожно установил ее в песке под жаровней и зажег. Затем склонил голову в молитве и произнес слова, которые так старательно написал год назад: «Гуаньинь, прости меня за предательство. Услышь мое покаяние и сожаление о том, что доставил тебе, Сострадательная и Милосердная, столько печали. Услышь мою молитву и мою мольбу...» Как и всегда, пришлось отогнать прочь неприятную мысль о том, что он вовсе ни о чем не жалеет. Если бы довелось решать снова, Чэнь так же и поступил бы, по-другому он не мог. «Как это ни смешно, — размышлял он, — именно наставления самой богини привели меня к этому прегрешению, но ведь все боги таковы: за улыбкой у них может скрываться нож, а в кувшине с медом — капля яда. Им нравится подчинять себе, заставлять плясать на острие ножа». Тут в голове вновь прозвучал голос Гуаньинь, слова, произнесенные ею при его посвящении много лет назад: «Чтобы быть достойным моего вечного покровительства, тебе, Чэнь Вэй, нужно всего лишь оставаться незапятнанным в своих деяниях. Тебе надо лишь...» По тому, как они были сказаны — со всем спокойствием и безмятежностью неизменного Небесного бытия, — можно было подумать, что это совсем не трудно. Тогда он, восемнадцатилетний юноша, действительно подумал, что все просто, и так могло оказаться и на самом деле, будь Чэнь поэтом или садовником. Но совсем не просто вести себя подражая даосскому мудрецу,[15] когда ты сотрудник китайской полиции, когда на каждом шагу у тебя трупы, информаторы и двурушники-коллеги. К тому же, пришлось признать Чэню, он по собственному выбору приумножил свои проблемы в тысячекратном размере, женившись на демоне.